Читать книгу "Эта сладкая голая сволочь - Тамара Кандала"

Каждую ночь происходило состязание между многорукими, многогубыми существами с многокамерными сердцами – одному сердцу этого не выдержать. Абсолютное, тотальное совпадение двух чувственностей. Каждый чувствовал сначала за другого, а потом за себя. Мистическое слияние. Достойное бессмертных богов, а не несчастных двуногих закомплексованных.

И он все время, все время пытался ей что-то сказать. И смотрел, вынимая душу. И предлагал свою.

Когда она призналась ему в любви, он сказал, что ее любовь в подметки не годится его чувству к ней:

– Между моей любовью к тебе и твоей ко мне такая же разница, как между любовью к котам и к пирожкам с кошатиной.

Тем непонятнее происшедшее в самолете на обратном пути.

Он почти предложил ей переехать к нему.

И она почти согласилась.

Тогда он, как настоящий волшебник, у которого в запасе сюрпризы на все случаи жизни, вытащил из кармана пиджака коробочку, на которой червонно золотились магические буквы CD, и протянул ее ей на ладони.

– Кто-то из великих сказал, что любви не существует, существуют только ее доказательства, – сказал он деланно торжественно. – Я считаю, что я еще величее, так как могу тебе предоставить доказательства существующей любви. – И, выдохнув с облегчением, как если бы удалось произнести непроизносимое, вложил коробочку ей в руки.

Там оказалось дивной красоты кольцо с огромным аметистом в форме сердца, обсыпанным бриллиантовой крошкой. Она видела похожие в витринах шикарных ювелирных магазинов на Вандомской площади, но ей и в голову не пришло бы туда зайти.

Нина надела кольцо на безымянный палец правой руки – оно оказалось впору. От избытка чувств она не могла говорить.

– Ну вот и хорошо, – затараторил он нарочито нейтрально, чтобы снять напряженность. – Из аэропорта поедем ко мне. Вещи перевезем позже. Вот Додик обрадуется! Ты же ничего не имеешь против – быть на втором месте, после него? – Он был очень доволен собой и попросил стюардессу принести шампанское. – После некоторых событий в моей жизни я пью только шампанское. Это не алкоголь, это пузырчатый лимонад, символ праздника, – зачем-то оправдывался он. В Венеции он не притронулся к любимому виски – пил только вино.

Нина сказала, что ничего не знает ни про какого Додика. Выяснилось, что Додиком он зовет кота.

– Уменьшительное от Адониса, – уточнил он.

– У тебя что, кот еврей? – поинтересовалась Нина.

– Стопроцентный, – заверил он. – Ты разве не заметила неизбывную тоску в глазах и страшную музыкальность? Он обожает Бетховена и русские частушки. Ты не находишь, что он как две капли воды похож на Эйнштейна и Иегуди Менухина?

– Скорее на Джоконду... Смешно, – сказала Нина. – Моя мама дома иногда называла отца Додиком. Как она говорила, за его чисто еврейское занудство.

СГС подпрыгнул в кресле, будто ужаленный.

– А как на самом деле звали твоего отца? – спросил он странным тоном. Это был первый вопрос о ее близких.

– Дмитрием, – сказала Нина. – Дмитрий Ильич Крымов. – Впервые за долгие годы Нина произнесла имя отца вслух.

С ее любимым что-то случилось. Он схватил ее мертвой хваткой за запястье, опрокинув свой бокал с шампанским, и уставился на нее так, словно увидел перед собой привидение. Он даже потряс головой, чтобы развеять наваждение.

– Ты хочешь сказать, что ты... Крымова? – Все краски сошли с его лица, щеки и лоб стали серыми, а шрам над губой побелел до голубизны.

Он откинулся в кресле, но продолжал сжимать ее руку.

Нина осторожно высвободила руку.

– Что с тобой? – спросила она с тревогой.

– Ничего особенного! Мне срочно нужны памперсы, – рассмеялся он дурацким нервным смехом, которого она никогда не слышала.

«Новая игра», – подумала Нина. Он был охоч до всяких игр. И никогда не предупреждал заранее.

– И ты, может, знаешь, кто я? – спросил он, подтверждая ее подозрение.

– Конечно, знаю, – сказала Нина игриво. – Ты СГС.

Здесь произошло совсем уж непонятное – он закрыл лицо руками, плечи затряслись. Что-то новенькое. Она не знала, как реагировать.

Наконец он отнял руки от лица – оно было влажным. То ли от смеха, то ли от слез. И из серого превратилось в алебастровое.

– Интересно, нет ли здесь стоп-крана? – спросил он, вертя головой. – Глупость какая... Извини, – сказал он, вставая. – Мне срочно надо выйти.

Из туалетной кабины он вернулся, только когда объявили: самолет начал снижение, всех просят занять свои места. Он уселся на свое место и слепо уставился в журнал, вытащенный из кармана впереди стоящего кресла.

– Все в порядке? – спросила Нина после затянувшейся паузы.

– Ну, в общем... Как сказать... – странно ответил он и опять замолчал.

Нина решила не приставать – все выяснится по дороге домой. В новый дом. В новую жизнь.

Но дальше произошло самое страшное – он назвал таксисту ее адрес вместо своего.

Когда они подъехали к дому, помог выгрузить сумку и холодно попрощался на пороге подъезда. Сел в такси и уехал.

В такие игры не играют.

Нина позвонила ему через пару часов – домашний и мобильный телефоны стояли на автоответчиках. Послания она не оставила, потому что не знала, что сказать.

Она ждала его звонка день, три, неделю.

Потом поняла, что он не позвонит НИКОГДА.

Ей было так плохо, что она была не в состоянии ни размышлять, ни анализировать. Чувствовала себя как побитая собака. Которую сначала подобрали, отогрели, отпоили-откормили, наигрались вдоволь, а потом разлюбили и вышвырнули за ненадобностью. Это ужасное ощущение заполнило ее целиком, несмотря на все доводы рассудка.

А рассудок, который, несмотря ни на что, еще ютился на задворках сознания, говорил, что это неправда. Что он не похож на человека, способного пнуть любящего пса. Что случилось нечто ужасное, заставившее очарованного принца действовать как хладнокровного убийцу. Но от невозможности понять, что именно случилось, она растравляла воображение, представляя невесть что.

Она видела его последнюю вежливую улыбку, чужое, холодное выражение глаз и удаляющуюся спину – он не повернулся, прежде чем сесть в такси.

Все валилось из рук. А нужно еще было работать, лечить братьев меньших, которым не объяснишь, что ей сейчас хуже, чем им, – у них, по крайней мере, есть заботливые хозяева.

И тут же она говорила себе, что не имеет права уподобиться несчастным брошенкам.

Она не из их числа.

Она сама распоряжается своей жизнью.

И не позволит!..

Никому не позволит...

Ни-и-и-и...