Читать книгу "Ныряющие в темноту - Роберт Кэрсон"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чаттертон убрал сумку в сторону и закрыл ее плечом от Колера. Оба ныряльщика напряглись всем телом. Глаза их встретились. Ни один не двигался, казалось, несколько минут. Им обоим не нравилось то, что олицетворял собой соперник. Да и нельзя трогать вещи другого парня. Но по мере того как Чаттертон вглядывался в глаза Колера, он увидел, что в них нет ничего зловещего: парню просто до смерти хотелось взглянуть на фарфор. Чаттертон, не спеша, отвел плечо, потом протянул Колеру сумку. Сквозь слой ила тот увидел орла и свастику, после чего разбушевался, крича сквозь регулятор: «Тебе удалось! Не могу поверить! У тебя получилось!» Целую минуту он танцевал, как дитя, обнимая сумку, крутясь, шлепая и толкая Чаттертона в руку, отворачиваясь и снова смотря на сумку, чтобы поверить в то, что он это все видит наяву. Ныряльщики нашли немецкую субмарину!
Чаттертон изо всех сил защищался от проявлений радости Колера, тем временем они достигли очередной декомпрессионной остановки. Немного позже на борту «Искателя» Нэгл держал тарелки и тупо повторял: «Вот черт… вот черт…» Другие ныряльщики хлопали Чаттертона по спине и снимали его с тарелками в руках на фото.
«Искатель» шел назад к берегу, и многие ныряльщики отправились в салон поспать, а Чаттертон и Колер сидели рядом на холодильнике. Поход привел Колера в восторг и удовлетворил за один день все его страсти: к военно-морской истории, подлодкам, исследованиям и трофеям. Он ощущал себя частью истории. Некоторое время он и Чаттертон обсуждали конструкцию субмарины, ее повреждения и открытые люки. Ни один из них не вспомнил об «Атлантических искателях кораблекрушений», о Белинде или о прошлом.
«Знаешь, это было самое захватывающее погружение в моей жизни, — сказал Колер Чаттертону. — Такое бывает только раз. Но что мне понравилось больше всего, так это как мы с тобой рассматривали эти тарелки под водой. На какой-то момент ты и я были единственными в мире, кто знал, что это немецкая подлодка. Всего два человека во всем мире!»
Чаттертон кивнул. Он понимал, о чем говорит Колер. Он мог сказать, что Колер ведет речь не о погружении, а о жизни, и он подумал о том, что надо бы получше узнать этого человека.
Если когда-либо и рождался человек, которому суждено было нырнуть к неопознанной немецкой субмарине, то этим человеком был Ричи Колер.
В 1968 году Ричард и Франчес Колер перебрались с тремя маленькими детьми в дом в Марин-Парке. Это была плотно заселенная итальянско-еврейская община в Бруклине, где детишки помогали по хозяйству пожилым вдовам, а взрослые выращивали инжир на своих крошечных задних двориках. Ричард, двадцативосьмилетний хозяин стекольного бизнеса, был по происхождению немцем, чем очень гордился. Франчес, двадцати семи лет, имела сицилийские корни и гордилась этим не меньше. Они старались привить детям свои национальные традиции, особенно шестилетнему сыну Ричи, который был уже достаточно взрослым, чтобы оценить такие вещи. Однако они заметили, что с их мальчиком происходит нечто странное. Он читал запоем, но не типичные для первоклашек детские книжки с большими буквами и яркими картинками. Он изучал журналы «Нэшнл Джиографик», военную историю и все, что касалось космических исследований. Когда в доме уже нечего было читать, он начинал сначала, перечитывая все книги заново. Мать спрашивала его, не хочет ли он выйти во двор и поиграть с другими ребятами, погонять по улице и испачкаться. В ответ Ричи попросил ее подписаться на «Популярную механику». Франчес не знала, радоваться ей или звонить врачу. Она еще не встречала человека (маленького, да и взрослого), который так напряженно искал на все ответы.
Франчес купила сыну еще книг, и Ричи продолжал читать: военные биографии, рассказы о битвах, описания оружия, словом, все, где шла речь о храбрости. Вскоре Франчес вынуждена была просто выталкивать Ричи на улицу.
Когда мальчик узнал о космической программе «Аполлон», идея проникновения во враждебную среду, а затем ее покорения показалась ему чудесной и невероятной. Он прочел о Ниле Армстронге, и все встало на свои места: он станет астронавтом. Он пил «Танг» для восстановления энергии, оборачивал солдатиков в фольгу, создавая самодельные космические костюмы, и умолял мать купить ему «Свонсон ТВ-диннерз» — самый близкий прототип космической пищи из того, что продавалось в Бруклине.
Все это время отец напряженно наращивал стекольный бизнес. В промежутках он посвящал себя правильному воспитанию детей. Он ценил любовь Ричи к книгам, но хотел, чтобы мальчик окреп и в другом отношении, чтобы он выучил другие уроки, которые не печатались ни в одной из книг. Он учил Ричи выполнять физическую работу — дома, в мастерской, на яхте он поручал ему важные задания. В семь лет Ричи умел резать стекло, к восьми годам он умел обращаться с циркулярной пилой. Когда Ричи делал что-то не так, отец кричал: «Ты что, тупой?» или: «Не строй из себя придурка!». Ричи опускал голову; он боготворил отца и безумно не хотел разочаровывать самого сильного человека на свете. Мать Ричи возмущалась. «Как ты можешь? — говорила она. — Ты помнишь, как твой отец ранил тебя подобными словами. Как ты можешь так говорить с сыном?» Ричард Колер ничего не мог на это ответить.
Вскоре Ричи захотел порадовать отца даже сильнее, чем хотел стать астронавтом. После того как отец спросил его: «Ты все еще играешь с солдатиками? То есть с куклами?», он начал собирать модели боевых кораблей и самолетов. Когда отец брал его с собой на яхту и поручал важные задания, он дрожал от одной мысли, что может завязать не тот узел или провести судно слишком быстро к препятствию. От мысли о том, что его назовут тупым, канат падал у него из рук. И все же он самостоятельно вязал узлы и рулил в открытом океане, стоя рядом с отцом. Кто из соседских семилетних мальчишек мог это повторить? Вскоре Ричи мог делать вещи, не подвластные подросткам, и все только потому, что отец считал, что он сумеет, и делал все, чтобы у него получалось.
Ричи по-прежнему поглощал исторические книги, но его захватывала и другая сторона образования. Оба родителя прилагали все больше усилий, чтобы научить его гордиться собственным происхождением. Запахи сицилийской кухни Франчес, ее семейная привычка обниматься и трепать за щеки, оставлять следы губной помады, отказ от мяса по пятницам, откровенные проявления эмоций, соседи, кричащие на своих детей на сицилийском наречии, — это были признаки итальянских корней Ричи. У него были и внешние черты итальянца. В его густых черных волосах, уложенных а-ля Донни Осмонд, щетка застревала, как в ковре с жестким, спутанным ворсом. Его кожа была оливкового цвета, как на дне маминых импортных бутылок с нерафинированным маслом, глаза карие, словно древесная кора. Его брови опускались по краям, как руки футболиста, который ждет подачу, и это были говорящие брови — из тех, что вскидываются и опускаются, когда страстные люди рассказывают о своей жизни. Когда Ричи был молод, его брови находились в постоянном движении, даже когда он читал.
Отец Ричи считал, в свою очередь, что, будучи немцами, он и Ричи были частью работящего и честного народа, который не признавал ни бездумных трат, ни печалей. Его главной философией было: «Если хочешь больше, стань больше», и он не уставал повторять это для Ричи. Он требовал, чтобы Ричи гордился своим происхождением и никогда не позволял кому-либо в этой «кроличьей» общине (или кому-то вообще в мире) говорить ему, что он хуже потому, что он немец. У Ричи сложилась некая изначальная гордость за немцев после прочтения многих книг и просмотра исторических программ по ТВ, и он заметил, что, как бы люди не относились к немцам, они всегда уважали их стремление к совершенству.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Ныряющие в темноту - Роберт Кэрсон», после закрытия браузера.