Читать книгу "Морпехи - Натаниэль Фик"

Я должен был провести три недели на Курсах воздушно-десантных войск, работая со своим новым взводом. Я заметил странную тенденцию в моей карьере: обучен командовать пехотным взводом, но получил взвод оружия; обучен ходить по береговой линии — отправлен воевать в страну, не имеющую выхода к морю; обучен прямо с парашютом нападать на патруль, но в реальной жизни делал это с земли или с кузова грузовика. Это могло свести с ума, но я решил воспринимать подобные обстоятельства как тренинг для умения приспосабливаться. «Импровизировать, адаптироваться и превозмогать трудности» — недаром это мантра морской пехоты.

Курсы воздушно-десантных войск напомнили мне ШПО. Мы оставили рюкзаки у дверей. Каждое утро мы строились, отжимались, нас тоже «имели как хотели» военные инструкторы в черных головных уборах. Мы должны были обращаться ко всем: «Сержант воздушно-десантных войск».

«Сделайте мне тридцать отжиманий! И пятьдесят за ваших морских пехотинцев!»

В течение двух недель инструкторы прививали нам мышечную память. Мы прыгали с деревянных ящиков в яму для прыжков. Прыгали с чего-то под названием «тренировочнопарашютная вышка», использовали висящую, в пяти футах от земли имитацию подвесной системы.

Колени болели, бедра были все в синяках — и все это из-за отработки приземления. Вечера я проводил в путешествии к автомату со льдом и горстями пичкал себя мотрином.

Сержант воздушно-десантных войск стоял в двери самолета — самолет был, в свою очередь, высоко над землей — и был готов толкнуть меня в спину. Он ухмыльнулся и крикнул:

— Не волнуйся, если что, я тебя пихну, а гравитация сделает все остальное.

Когда свет фонаря над дверцей стал зеленым, я выпрыгнул. Я не предоставлю ему такой радости: толкнуть мета. При правильном отделении ноги парашютиста должны быть вместе, тело наклонено, а руки с локтями должны быть крепко прижаты к запасному парашюту на животе. Вверх ногами. Небо. Земля. Небо. Земля. Раскрылся парашют, наполнился воздухом. Рывок. Я начал опускаться намного медленнее и стабильней. Шок от рывка окончательно привел мета в чувство.

«Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи. Посмотреть на купол парашюта, и если он раскрылся неполностью или имеет неправильную форму, то нужно постараться устранить недостатки». Нас так неистово натаскивали, готовя к прыжкам, что я наизусть помнил, что, как и когда нужно делать при отделении. Я сосчитал громко и вслух. Проверил стропы, убедился, что они не переплелись, посмотрел вверх: парашют должен иметь округлую форму, не должно быть рваных дыр. Все небо вокруг меня было усеяно парашютами. Некоторые парашютисты, попав в термальный воздушный поток, зависли. Стофунтовые курсанты службы вневойсковой подготовки офицеров резерва падали, как осенние листья. Мой маршрут по направлению к земле был более определенным.

Перед приземлением нужно держаться руками за стропы, взгляд должен быть направлен на горизонт, что я, собственно говоря, и проделал. Не надо быть зацикленным на приземлении. Спина ровная. Ноги слегка согнуты в коленях.

Толчок при приземлении выбил из моих легких очередную порцию воздуха. Вместо того чтобы сразу после соприкосновения с землей аккуратно упасть на бок и распределить нагрузку удара более или менее равномерно по всему телу, я откинулся назад — спина и голова не сказали мне за это спасибо. Парашют отказывался сдуваться, да еще и предательский ветер тащил мое расцарапанное тело по гравийной поверхности зоны высадки десанта. Удовольствие не из приятных. В конце концов я дернул за вытяжное кольцо, чтобы освободиться от подвесной системы парашюта. Я лежал на спине. Сержант воздушно-десантных войск встал надо мной.

— Нужно сделать четыре прыжка, курсант. Осталось еще три приземления. При последнем прыжке парашют может не раскрыться. Тогда мы пошлем твоей маме значок в форме крыльев.

Я проходил стажировку по программе подготовки курсантов «Выживание, уклонение, сопротивление, побег», сокращенно ВУСП. Девизом школы было «Вернемся с честью». Это была выжимка уроков, которые преподали американским заключенным в Северном Вьетнаме, во время «Войны в заливе» и при других конфликтах.

Первую неделю ВУСП были курсами джентльменов: полдня мы проводили в аудитории Авиационной базы ВМС Норт-Айленда в городе Коронадо. В числе инструкторов были люди, которые провели больше времени в иностранных тюрьмах, чем в морской пехоте. Как они говорили, целью курсов является научиться преодолевать «засирание мозгов», связанное с заключением на территории врага. Нас учили правам «Женевского соглашения»: еда, крыша над головой, медицинская помощь и почта, — все это сопровождалось кривой улыбкой. «Не ждите, ничего из этого у вас не будет». Инструкторы требовали от нас недословного цитирования «Кодекса поведения военнослужащего». Кодекс был написан после Корейской войны, — тогда из пленных американцев, не выдержавших физического и психологического давления, враги выпытали много достаточно важной информации.

Кодекс начинался словами: «Я американский боец. Я служу войскам, стоящим на страже своей страны и нашего образа жизни. Я готов отдать свою жизнь за эти ценности». Затем шло торжественное обещание никогда не сдаваться и всегда делать все возможное, чтобы не попасть в плен, а если все-таки попал, пытаться бежать и ни в коем случае не пользоваться особыми благами, предлагаемыми врагом.

Кодекс обязывает американцев поддерживать веру в своих созаключенных и запрещает выдавать имена, должности, серийные номера и даты рождения. На все остальные вопросы нужно давать «очень отдаленные ответы». Кодекс заканчивается так: «Я никогда не забуду, что являюсь американским бойцом, несущим ответственность за свои поступки, и обязуюсь следовать принципам, сделавшим свободной мою страну. Я всецело положусь на бога и Соединенные Штаты Америки». Во время второй недели в ВУСП нам представился шанс попробовать все это на своей шкуре.

Утром в воскресенье мы сели в автобус. В моем кармане лежало только то, что было разрешено взять с собой: компас, зубная щетка и десятифутовая парашютная стропа.

Первые несколько дней в Уорнер Спрингс были нацелены на закрепление навыков, полученных в классе, — ориентирование, камуфляж, подача сигналов и поиск пищи.

За шесть дней я съел одну морковку, несколько горстей заячьего ячменя и маленький кусок кролика. ВУСП боялись, прежде всего, из-за голода. И этот самый голод медленно, но верно понижал нашу способность принимать решения, наш рассудок становился более уязвимым.

В середине недели начался наш так называемый выпускной экзамен: симуляция крушения корабля на вражеской территории. Нужно было уйти от преследовавших нас людей и собак, а если нас все-таки захватят в плен — не раскалываться на допросах в лагере для военнопленных. Они поймали всех. Никому не удалось убежать. Нас привели в лагерь. Правда, была одна вещь, которая не поддавалась ни их, ни нашему контролю: это время — курсы оканчивались, когда они оканчивались. В нашем случае вся фишка была в том, что нас все равно поймают, рано или поздно, но лучше скрываться, сколько можно, в лесу, то есть на свободе, чем оказаться в лагере, где все зависит от милости захватчиков.