Читать книгу "Кровь и лед - Роберт Мазелло"

Шарлотта принесла медицинский контейнер, и они пристроили его в углу огороженной площадки, после чего Дэррил нырнул в ближайшую дверь и вышел из нее уже с кусками сушеной селедки, которой кормил свой собственный плавающий зверинец. Несмотря на то что он — или она? — очевидно, изрядно проголодался, птенец не сразу притронулся к еде. Казалось, бедняга только и ждал, что вот-вот откуда-нибудь выскочит более крупный братец и отберет пищу. Приходилось признать, что Олли был изначально запрограммирован на гибель.

— Мы, наверное, слишком близко стоим, — предположил Дэррил.

Шарлотта согласилась.

— Оставь селедку возле ящика, и пошли отсюда, — сказала она, ежась от холода.

Они разбрелись по комнатам и легли спать, погрузившись в беспокойную дремоту людей, измученных неспособностью отделить день от ночи.

И вот теперь утром Майкл первым делом отправился проверить своего питомца. Кусочки селедки исчезли, но действительно ли их съел именно Олли? Мерзлая земля ледового дворика была заметена легкими наносами снега, похожими на тонкие белые перья, однако Олли нигде не было видно. Майкл снял темно-зеленые солнечные очки, опустился на колени и заглянул в глубину контейнера (Шарлотта оставила в нем деревянные опилки, которыми были пересыпаны пакеты с плазмой крови). Оказалось, что даже их самодельное гнездо замело снегом и ледяной крупой. Майкл собрался было прекратить поиски, как вдруг заметил в дальнем углу что-то черное и блестящее, словно морская галька, — крошечный немигающий глаз птенца. Свернутый в клубок, Олли напоминал грязноватый снежок.

— Доброе утро, Олли.

Птенец уставился на него, не проявляя ни страха, ни признаков того, что он узнал своего опекуна.

— Понравилась селедка?

Не получив ответа, журналист вытащил из кармана два ломтика бекона, которые тайком прихватил на кухне по пути на ледовый дворик.

— Надеюсь, твоя религия позволяет есть некошерную пищу, — сказал он, кладя бекон в контейнер.

При виде пищи Олли встрепенулся, и Майкл со спокойной душой направился назад в буфет, где его ждал собственный завтрак. Сегодня предстояло погружение на дно океана и следовало хорошенько подкрепиться перед тем, что и «батраки», и «пробирочники» единогласно называли «полярным нырком».

В столовой Майкл застал Дэррила перед стопкой блинчиков с черникой и кленовым сиропом и горкой вегетарианских сосисок. Лоусон завтракал напротив. Вопреки опасениям вегетарианские убеждения биолога ничуть не подорвали его репутации в глазах «батраков». Никто не придал этому факту вообще никакого значения. Как шутливо выразился один из сотрудников станции, в Антарктике эксцентричные ученые с причудами встречаются не реже, чем пингвины с клювом и крыльями. Люди приезжают на полюс — Майклу постоянно приходилось напоминать себе о необходимости называть Южный полюс просто «полюсом», — чтобы заниматься предметом своего увлечения. В обычном мире их непременно посчитали бы нелюдимыми чудаками и сумасбродами. У каждого обитателя станции хватало собственных причуд, причем таких, по сравнению с которыми вегетарианство едва ли вообще тянуло на чудачество.

— Когда приезжаешь сюда в первый год, — поведал им Лоусон страшную тайну о сотрудниках базы, работающих по правительственному контракту, — получается вроде как эксперимент.

Майкл не мог не согласиться с этим.

— На второй год, — продолжал инструктор, — ты возвращаешься ради денег. А на третий год, — он ухмыльнулся, — потому что становишься негодным для любой другой работы.

Окружающие сдержанно засмеялись, кроме одного «батрака», Франклина, пианиста и любителя рэгтайма.

— Пять лет, приятель! Я приезжаю сюда пятый год подряд. И как ты классифицируешь меня, черт возьми?

— Полный распад личности, — изрек Лоусон. Окружающие громко расхохотались, включая и самого Франклина. Взаимные дружеские издевки были неотъемлемой частью жизни на базе.

Подкрепившись сытным завтраком и меньшим, чем обычно, количеством кофе — «Мало радости, когда приспичит в водолазном костюме», — предупредил Лоусон, — Майкл отправился в комнату готовить фотооборудование. Он вставил «Олимпус» в водонепроницаемый бокс, убедился, что в камере свежие аккумуляторы, и воздал мысленную молитву богу технических накладок, чтобы на глубине сотен футов подо льдами полярной шапки все прошло без сучка без задоринки.

Как и прочая деятельность в Антарктике, погружение было сопряжено с большими сложностями. Накануне Мерфи послал на льдину бригаду рабочих с огромным буром, смонтированным на гусеничном транспортере. Просверлили две широких полыньи. Одна, огороженная легким защитным домиком, предназначалась для водолазов, которые будут использовать ее для погружения и выхода из воды. Другая, просверленная футах в пятидесяти от основной, служила страховкой на случай, если по каким-то причинам вроде подвижек льда или агрессивного поведения тюленей Уэдделла первая прорубь станет временно нефункциональной. (Увидев пробуренную человеком просторную отдушину, тюлени Уэдделла могут запросто заявить на нее свои права.)

Мерфи с присущей ему педантичностью настоял, чтобы доктор Барнс предварительно осмотрела всех, кому предстояло совершить погружение. Так что Майклу пришлось явиться на прием, где Барнс обследовала его глотку, носовой канал, заглянула в уши и померила давление. Непривычно было видеть, как человек, к которому привык относиться просто как к другу, вдруг начинает вести себя официально. Оставалось надеяться, что Шарлотте не придет в голову делать ему тест на паховую грыжу, взявшись за мошонку и попросив покашлять.

Обошлось. Шарлотту ничуть не смущало формальное общение. Она, как убедился Майкл, могла легко надеть маску бесстрастного врача и выполнять свои обязанности в чисто профессиональной манере. И даже после того как осмотр завершился и она объявила журналисту, что тот в добром здравии, Шарлотта все-таки не сразу вышла из образа.

— Ты точно уверен, что тебе это надо?

— Точно.

— Погружение под лед, да еще с кислородной маской на лице и всей этой амуницией… Неужели ты совсем не страдаешь клаустрофобией?

Что-то в ее интонации навело Майкл на мысль, что доктор Барнс говорит вовсе не о нем, а о себе.

— Нет. А ты?

Она склонила голову набок, избегая взгляда журналиста. И тут он внезапно вспомнил обучение в «снежной школе» и ночь, когда им пришлось спать в самодельных снежных домиках.

— Как тебе удалось пережить ночь в иглу?

— А Дэррил тебе не сказал?

— Что?

— Все-таки парни умеют хранить секреты, — с удовлетворением произнесла она. — Я вообще в него не попала.

Майкл опешил.

— Только не говори, что ты в одиночку протопала назад до самого лагеря.

При мысли, что она решилась на безумный поступок, по спине пробежал холодок.

— Ничего подобного. Я спала в восемнадцати слоях одежды в спальном мешке, просунув в тоннель только ноги. Боялась, что если пролезу в него хоть немного глубже, Дэррил внутри задохнется.