Читать книгу "На секретной службе - Сергей Донской"

Они как партизаны в немецком тылу, разглагольствовал полковник. От малых детей и до почтенных стариков стоят друг за друга горой. И несмотря на все наши бодрые рапорты, мы перед ними практически беспомощны. Никто не отваживается связываться с ними. Тронь цыгана, и завтра тронут твою семью, да так тронут, что проклянешь все на свете.

Разговор мог бы забыться, но неделю спустя неизвестные обчистили городскую квартиру Пинчука, до смерти напугав его старушку-мать. Еще через неделю он подвергся нападению обкуренной шпаны, от которой с трудом отбились двое дюжих телохранителей. А беспредел все разрастался, ширился, креп, становясь нормой жизни. Взрывались машины банкиров и депутатов, повсюду орудовали неуловимые киллеры, вчерашние спортсмены скупали паяльники, сконструированные таким образом, чтобы их было удобно засовывать в задницы несговорчивых бизнесменов. Еще некоторое время Григорий Иванович собирался с мыслями, а когда какие-то отморозки грохнули в подъезде соседа, имевшего неосторожность обзавестись шестисотым «Мерседесом», поехал к старейшине Палермо и спросил разрешения обосноваться на его территории.

Сговорились за сумму значительно меньшую, чем та, в которую обошлось возведение особняка. Цыгане были только рады соседству человека, имевшего массу полезных связей. Несколько раз Пинчук оказывал им протекцию на самых высоких уровнях, зато обзавелся неприкосновенным статусом полноправного жителя Палермо. Отныне его не тревожили ни воры, ни грабители, ни даже просто хулиганы, наводнившие Одессу. В поселке не наблюдалось ничего подобного. Здесь царили порядок и взаимоуважение. Даже самые ошалелые наркоманы, забредавшие сюда за маковой соломкой, держались тише воды ниже травы. Нарушителей спокойствия вывозили за пределы поселка и выбрасывали на свалку с глотками, перерезанными от уха до уха. Убийц никто не искал, они и так были у всех на виду. А милицейские патрули по-прежнему объезжали поселок десятой дорогой.

На рубеже двадцатого и двадцать первого века ситуация в корне изменилась. Бывшие налетчики и беспредельщики переквалифицировались в олигархов, криминальная накипь осела, в бурлящем котле рыночной экономики заварилась совсем другая каша. Дикие нравы незаметно ушли в прошлое, и необходимость держаться подальше от города отпала сама собой. Сыновья Григория Ивановича переехали в городские квартиры, однако сам он неожиданно обнаружил, что слишком свыкся с патриархальным укладом жизни в Палермо. Тут было море – не охватишь взглядом. Тут были звезды – не сочтешь. И яблони в саду шумели, и птицы пели, и дожди шелестели по ночам так упоительно, так сладко. Верилось, что это будет продолжаться всегда. До той страшной ночи, когда Пинчуку позвонили из милиции и попросили его приехать на опознание мальчиков.

Сутулясь, он брел по выложенной мрамором дорожке и старался не прислушиваться к внутреннему голосу, твердящему, что пора поворачивать обратно. Голос убеждал его, что не стоит избавляться от пистолета, который может пригодиться в самом ближайшем будущем.

Спорить с ним было бессмысленно. Пинчук прекрасно знал, что это действительно так. Да, пистолет обязательно понадобится – не сегодня, так завтра… не завтра, так через неделю… через месяц… через два… «ТТ» будет терпеливо дожидаться, пока владелец извлечет его из тайника, чтобы приставить к груди или к переносице. И искушение нажать на спусковой крючок может оказаться слишком сильным. Особенно, если Ксюшина привычка поворачиваться к мужу спиной перерастет в семейную традицию.

Пока Пинчук дошел до конца сада, его домашние тапочки успели изрядно промокнуть, но это ему даже нравилось. Он представлял себе, как возвратится в спальню, продрогший, посвежевший. Как обнимет Ксюшу холодными руками, а она взвизгнет и начнет отбиваться, но не сердито, а хохоча во все горло, лягаясь и извиваясь. Старику для счастья требуется не так уж много. Может быть, он будет счастлив даже в том случае, если молодой жене таки удастся отвертеться от исполнения супружеского долга. Но пистолет в тумбочке у изголовья старика – это явно перебор. Без него спокойнее.

Отсыревшая дверь уборной открылась с трудом, словно не желая впускать хозяина. С тех пор, когда в особняк провели водопровод, ею почти не пользовались. Окошко и черная дыра уборной заросли паутиной, всюду валялись высохшие трупики мух, позабытая туалетная бумага выглядела как свиток пергамента.

В тот момент, когда сверток с деталями разобранного «ТТ» полетел в выгребную яму, в кармане пинчуковского халата ожил, завибрировал крошечный телефон. Было глупо рассчитывать на то, что кто-то звонит в такую рань, чтобы сообщить какие-то добрые вести. Некоторое время Пинчук тупо глядел на дисплей, высветивший незнакомый номер.

«Ах да, звонит этот настырный москвич, – сообразил Пинчук. – Евгений Бондарь, пользы от которого, как от козла молока. Что ему надо? Денег? Еще одну секретаршу под бок? Или же он звонит по действительно неотложному делу?»

Пинчук колебался. Подмывало отправить телефон в дыру вслед за свертком, но сделать это он так и не отважился. Вздохнул, подключился, прижался ухом к трубке. Почему-то этот простой жест потребовал от него больших усилий, чем прижимание пистолетного дула к виску.

XIII. Хмурое утро

Оттого, что небо начало светлеть, город выглядел еще более темным. Редкие машины, проносившиеся по улицам, тянули за собой шлейфы грязных брызг. Желтые прямоугольники окон излучали не столько свет, сколько тревогу. Казалось, за ними происходит что-то очень нехорошее, хотя на самом деле просыпающиеся граждане всего-навсего приводили себя в порядок, пили чай или одевались перед выходом из дома.

Прогуливающийся по аллее Бондарь заметил темную иномарку, притормозившую возле трамвайной остановки, как это было оговорено по телефону. Дождавшись троекратного мигания фар, он поправил ремень сумки на плече и приблизился.

– Доброе утро, – поздоровался выглянувший из окна Пинчук. – Садитесь, Женя.

Бондарь не заставил приглашать себя дважды. Открыл дверцу, нырнул в салон, устроился на сиденье, вытянув ноги, насколько это было возможно. И только тогда ответил на приветствие:

– Здравствуйте, Григорий Иванович.

– Вы так и не объяснили мне, что произошло, – нетерпеливо напомнил Пинчук. – Зачем-то сорвали меня с постели, заставили тащиться на другой конец города. Надеюсь, вы имеете сказать мне нечто действительно важное. Вы нашли убийц?

– Нет, – ответил Бондарь, глядя прямо перед собой. – Зато убийцы нашли меня.

– Ну, не то чтобы, – возразил Пинчук в типично одесской манере. – Вы, насколько я понимаю, живы и здоровы. Правда, вид у вас усталый.

– Такая уж ночка выдалась. Бессонная.

– Людмила постаралась?

– Это вас удивляет? – угрюмо осведомился Бондарь.

– Нет. Она и мертвого в могиле расшевелит. Южный темперамент.

– Это неудачная шутка.

– Про темперамент?

– Про могилу.

– Что-что? – У Пинчука сорвался голос.

– Да вы уже и сами догадались, – холодно сказал Бондарь.