Читать книгу "Дорога без возврата - Анджей Сапковский"

Пикник развивался своим чередом. Алиса Лидделл и ее сестрышумно играли на берегу Темзы, поочередно входя на причаленную лодку ипоочередно соскакивая с нее. Если при этом одной из них случалось шлепнуться вмелководье у берега, она заразительно пищала и высоко поднимала платьице. Тогдасидящий рядом со мной Чарлз Лютвидж Доджсон слегка оживал и слегка румянился.

– Так долго я любил тебя… – замурлыкал я в усы, приходя квыводу, что в словах Мартовского Зайца было много правды.

– Не понял?

– «Зеленые рукава». Но не будем об этом. Знаешь что, дорогойЧарлз? Опиши-ка все это. Сказка, как видно на прилагаемой иллюстрации,постепенно здорово разрослась и полна весьма курьезных фигур. Самое время этоописать. Тем более что начало-то уже положено.

Он молчал. И не отрывал глаз от радостно пищавшей АлисыЛидделл, поднимавшей подол платьица так, что можно было увидеть трусики.

– Полжизни нас разделяют, – вдруг сказал онтихо. – Дитя с безоблачным челом и удивленным взглядом. Пусть изменилосьвсе кругом и мы с тобой не рядом… Тебя я вижу лишь во сне, не слышен смех твоймилый, ты выросла и обо мне, наверное, забыла.

– Я б рекомендовал лучше писать прозой, – не выдержаля. – Поэзия плохо идет на рынке.

– Да-да, конечно, – согласился он. – Я думаю, онауже не вспомнит обо мне в годы грядущей юности.

Я взглянул на него и слегка поморщился, а он сказал:

* псевдоним (фр.).

– Ты не мог бы… хм-м-м… побольше материализоваться? Твояусмешка, висящая в пустоте, нервирует, знаешь ли.

– Сегодня, дорогой Чарлз, я не могу ни в чем тебе отказать.Я слишком многим тебе обязан.

– Не надо об этом, – смущенно сказал он, отводяглаза. – Любой на моем месте… Не мог же я допустить, чтобы ее… и тебя…убила моя собственная фантазия.

– Благодарю, что не допустил. Ну а так, между нами, откуда,о гордость кавалерии и пехоты, ты взял меч суропад-ный и зайчиков миглотарных?

– Откуда взял… что?

– Пустяки, Чарльз. Мы отклонились от темы.

– Книжка, описывающая все это? – Он сновазадумался. – Не знаю. Поверь, не знаю, смогу ли…

– Ты б смог. У твоей фантазии сила, способная ребра крушить.

– Хм-м-м. – Он сделал такое движение, словно собиралсяменя погладить, но вовремя раздумал. – Хм-м-м, как знать? Может, ей…понравилась бы такая книжка? Кроме того, колледж платит скудно, парочка фунтовна стороне не помешала бы… Конечно, издавать пришлось бы под псевдонимом. Моеположение преподавателя…

– Тебе необходим приличный nom de plume*, Чарлз, –зевнул я. – И не только из-за колледжских властей. Твоя родовая фамилия негодится на обложку. Она звучит так, словно кто-то, умирающий от пневмотораксалегких, диктует завещание.

– Невероятно. – Он изобразил возмущение. – Может,у тебя есть какое-нибудь предложение? Что-нибудь такое, что звучит лучше?

– Есть. Уильям Блэйк.

– Смеешься.

– Тогда Эмилия Бронте.

На этот раз он умолк и долго не говорил ни слова. ДевочкиЛидделл отыскали на берегу ракушки беззубок. Радостным восклицаниям не былоконца.

– Ты спишь, Чеширский Кот?

– Стараюсь уснуть.

– Ну, спи, спи, ночной тигр. Не стану мешать.

– Я лежу на рукаве твоего сюртука. Что будет, если тызахочешь подняться?

– Отрежу рукав, – улыбнулся он.

Мы долго молчали, глядя на Темзу, на которой плавали утки ичомги.

– Литература… – неожиданно проговорил Чарлз Лют-видж, укоторого был такой вид, словно его неожиданно разбудили ранним утром. –Литература – искусство мертвое. Грядет век двадцатый, а он будет векомизображения.

– Ты имеешь в виду забаву, придуманную Луи Жаком МандеДагером?

– Да, – подтвердил он. – Именно фотографику я имеюв виду. Литература – фантазия, а стало быть, ложь. Писатель обманываетчитателя, влача его по бездорожьям собственного воображения. Обманываетдвусмысленностью и многосмысленностью.

– Фотографика, значит, не двусмысленна? Даже такая, котораяизображает двенадцатилетнюю девочку в достаточно двусмысленном, далеко идущемдезабилье? Лежащую на шезлонге в достаточно двусмысленной позе?

Он покраснел.

– Стыдиться нечего, – снова пошевелил я хвостом. –Все мы обожаем прекрасное. Меня тоже, дорогой Чарлз Лют-видж, привлекают юныекошечки. Если б я увлекался фотографикой, как ты, я б тоже не стал искатьдругих моделей. А на правила хорошего тона плюнь!

– Я никогда никому не ппп… показывал этих фотографий. –Он неожиданно опять начал заикаться. – И никогда не ппп… покажу. Хотяследует тебе знать, был такой ммм… момент, когда я возлагал на фотографикуопределенные надежды… Финансового характера.

Я усмехнулся. Могу поспорить, что он не понял моей улыбки.Не знал, о чем я подумал… Не знал, что я видел, когда летел вниз по чернойшахте кроличьей норы. А видел я и знал, в частности, что через сто тридцатьлет, в июле 1966 года, четыре его фотографии, изображающие девочекодиннадцати—три-надцати лет в романтичном и возбуждающем воображениевикторианском белье и двусмысленных, но эротически убедительных позах, пойдут смолотка в Сотби и будут проданы за сорок восемь тысяч пятьсот фунтов стерлингов.Недурная сумма за четыре клочка обработанной колотипической техникой бумаги.

Но говорить об этом было бессмысленно. Я услышал шумкрыльев. На ближней вербе уселся Эдгар. И призывно закаркал. Напрасно. Я и самзнал, что уже пора.

– Пора кончать пикник, – встал я. – Прощай, Чарлз.Он не удивился.

– Ты можешь идти? Твои раны…

– Я – кот.

– Совсем было запамятовал. Ты же Чеширский Кот. Когда-нибудьеще встретимся? Как думаешь?

Я не ответил.

– Встретимся когда-нибудь? – повторил он.

– Никогда, – ответил за меня Эдгар.

 

Вот в принципе, дорогие мои, и конец. Так что надозакругляться.

Когда я вернулся в Страну, полдень золотился вовсю: ведьвремя у нас течет несколько по-иному, нежели у вас. Однако к