Читать книгу "Политические режимы и трансформации: Россия в сравнительной перспективе - Григорий Васильевич Голосов"

их могли только действующие президенты. И выигрывали: Бутефлика в 2014 году получил больше 80 % голосов, а аль-Башир в 2015-м – 94 %. Это были последние выборы, в которых они участвовали. Поддерживавшие президентов партии играли в политике обеих стран весьма скромные роли. Оба режима, хотя и имели электоральные составляющие, оставались по большому счету военными диктатурами.

Были и существенные различия. Бутефлика уделял особое внимание тому, что в политической науке называют кооптацией, то есть вовлечению любой потенциально сильной оппозиции в орбиту режима по схеме «доля власти в обмен на лояльность». Основные партии алжирских умеренных либералов и исламистов не только заседали в парламенте, но и входили в правительство как младшие партнеры. Это была сравнительно мягкая диктатура, хотя тех оппозиционеров (а также журналистов и блогеров), которые не принимали президентских подачек и продолжали выражать несогласие с режимом, ждали суровые штрафы, а то и тюрьма.

У аль-Башира все было проще. Оппозицию он смирял не столько подачками, сколько репрессиями и властью не делился, так что схема была, скорее, «личная безопасность в обмен на лояльность». В итоге вся оппозиция, которую можно было так называть без сильного оттенка иронии, оказалась в глубоком подполье. Некоторые оппозиционные организации, особенно на окраинах страны, встали на путь вооруженной борьбы против режима. К ослаблению власти аль-Башира это не привело. Напротив, это давало дополнительный повод для репрессий. Можно заключить, что сколько-нибудь значительной организованной оппозиции не было ни в Алжире, ни в Судане.

Ветхий Завет, как известно, отводит человеку 120 лет жизни, и многие последователи авраамических религий – особенно богатые и наделенные властью – склонны воспринимать такое предопределение всерьез. Так что и Бутефлика в свои 82, и уж тем более аль-Башир в свои 75 вполне могли рассчитывать на то, чтобы задержаться у власти еще надолго. Бутефлика, правда, получил тревожный звонок еще в 2013 году, когда пережил инсульт. После этого он передвигался только в кресле-каталке и почти утратил способность говорить. Однако это не помешало ему ни выдвинуться на четвертый президентский срок в 2014 году, ни объявить о намерении возобновить свой мандат в 2019 году.

Трудно сказать, что именно творилось в замутненном болезнью уме Бутефлики, когда он принимал это решение, но представить рациональные мотивы несложно. Конечно, нельзя допустить, чтобы к власти пришла настоящая оппозиция, потому что от нее ничего хорошего ждать не приходится. Но еще важнее гарантировать лояльность избранного преемника, а также его способность удержать ситуацию под контролем. Получить такие гарантии чрезвычайно сложно, и они всегда кажутся недостаточными. Вот еще год-другой в президентском кресле – и все устаканится, наступит полная стабильность, можно уходить. Но годы проходят, возникают новые проблемы, а с ними – тревожное чувство, что надо бы еще поработать. Рано на покой.

Хочу подчеркнуть, что в какой-то степени эти соображения можно признать добросовестными. Неподготовленный уход диктатора действительно чреват серьезными рисками для его страны. Но к этому добавляются соображения довольно корыстного плана, от простой привычки к беспрекословному подчинению окружающих, пожертвовать которой так трудно, до сугубо денежных и просто шкурных мотивов. Они вполне очевидны в случае аль-Башира, который с 2008 года находился под выданным Международным уголовным судом в Гааге ордером на арест по обвинению в геноциде. Для него отказ от власти мог обернуться длительным – вероятно, пожизненным – тюремным заключением.

Режимы Бутефлики и аль-Башира были во многом разными, но их финальные фазы похожи до такой степени, что подталкивают к примитивной конспирологии, популярной среди российских пропагандистов. Однако никакого западного следа в событиях 2019 года на севере Африки не нашлось, да и искать его трудно, учитывая крайне негативное отношение администрации Трампа к экспорту демократии. Все произошло в силу внутренних факторов, но по одной и той же схеме – сначала массовые выступления, потом вмешательство армии, которая вынуждает диктатора уйти.

В Алжире толчком к выступлениям послужило само по себе заявление Бутефлики о намерении баллотироваться на пятый срок. В Судане никаких выборов не намечалось, и люди вышли на улицы в знак протеста против резкого ухудшения жизненных условий, прежде всего – повышения цен на продукты питания и топливо, а также обесценивания национальной валюты. Впрочем, экономическая ситуация в Алжире тоже не была особенно благоприятной, и это подлило масла в огонь.

Оппозиция не сыграла в организации протестов сколько-нибудь существенной роли. Об этом диктаторы позаботились, зачистив политическое поле. В Судане лидерами протестов стали возникшие из небытия буквально за несколько месяцев до событий персонажи, составившие репутацию главным образом благодаря социальным сетям, и совершенно новые организации. Некоторые из них, вроде Ассоциации профессионалов в Судане, даже политическими не назовешь. Однако в целом мобилизация граждан была обеспечена не столько усилиями этих игроков, сколько спонтанно координирующей ролью соцсетей. Неудивительно, что на улицы вышла в основном молодежь. Интересно, что и в Алжире легальная оппозиция, значительно превосходившая суданскую и по организационным ресурсам, и по узнаваемости в стране, не сыграла сколько-нибудь заметной роли в протестном движении.

И в Алжире, и в Судане диктаторы, которые пришли к власти в результате военных переворотов и сами были профессиональными военными, уделяли колоссальное внимание тому, чтобы обеспечить лояльность силового аппарата. И действительно, в начале протестов в их подавлении деятельно участвовали военные и силы безопасности. Были человеческие жертвы. Но когда силовики поняли, что для полного подавления протестов потребуется широкомасштабное кровопролитие, то рассудили, что овчинка не стоит выделки. Представители Бутефлики объявили о его отставке после того, как этого потребовал глава генштаба страны. В Судане военные, пусть и по прошествии некоторого времени, отказались разгонять протестующих, а потом совершили переворот, посадив аль-Башира под арест.

В обеих странах военные пришли к решению отказать диктатуре в поддержке далеко не сразу после начала протестов. Но если в Алжире согласование интересов между различными фракциями силовиков протекало в основном за кулисами, то в Судане ситуация дополнительно осложнялась тем, что аль-Башир в течение многих лет преследовал обычную для диктаторов тактику глубокой фрагментации силовых структур. В дополнение к регулярным вооруженным силам в Судане была создана военизированная структура, Силы быстрого реагирования, которая активно применялась аль-Баширом как для подавления повстанческой активности на периферии страны, так и для борьбы с массовыми выступлениями в центре. И действительно, во время массовых выступлений 2019 года Силы быстрого реагирования гораздо более рьяно, чем вооруженные силы, и с гораздо большей жестокостью участвовали в преследовании протестующих.

В Алжире, вынудив Бутефлику уйти в отставку, военные сначала способствовали тому, что президентское кресло занял председатель верхней палаты парламента, как оно и полагалось по конституции в случае досрочного прекращения президентских полномочий. Этот временный президент, хотя и был связан с военными на протяжении большей части своей карьеры, большим авторитетом среди них не пользовался, и поэтому у него