Читать книгу "Доверие - Димитр Ганев"

палило с самого утра. Почти сутки у них маковой росинки во рту не было, но не голод, а жажда их сжигала — синий скалистый хребет, весь открытый солнечным лучам, был похож на раскаленную печь, в которую они лезли добровольно.

Шум мотора усиливался. Казак пытался понять, где сейчас машина — на дороге или у берега реки.

Солдат обвел взглядом сосняк на другом берегу и, нащупав руку Асины, показал:

— Смотри!

На голой вершине холма стояли трое мужчин в одинаковой серой одежде и смотрели в сторону границы. Постояв так некоторое время, скрылись. Спустя полчаса машина пересекла обмелевшее русло реки и исчезла в лесу.

— Пойдем, — сказал Казак.

Асина взглянула на него полными слез глазами.

— Кто они были? Доктор ведь говорил, что мы идем к своим.

— Бандиты. Гражданские полицаи, — объяснил Казак. — На всей территории сейчас безвластие. И эти, которые за нами гонятся, тоже полицаи.

— Пойдем скорее, пожалуйста! — Асина поднялась, дрожащей рукой хватаясь за руку Казака.

Солнце клонилось к закату, когда они достигли подножия отвесной серой стены. У ее основания видно было множество пещер, перед входами — следы угасших костров. Казак обнаружил родничок. Они пили, отдыхали и снова ложились над чистой холодной водой, жадно опуская в нее потрескавшиеся губы.

— Где мы сейчас? — спросила Асина, глядя вдаль, на горные цепи.

— Мы сбились с пути, — нехотя ответил Казак. — Придется возвращаться на тропинку. А пока отдохни, надо собраться с силами.

Прохлада вековой сосны, утоленная жажда, отдалившаяся опасность преследования словно приковали их к траве. Первой уснула Асина, потом Казак.

Разбудили его стекающие на лицо капли. Он открыл глаза: над ним стоял какой-то бородатый человек, направив на него дуло автомата, и брызгал ему в лицо водой из фляжки. Незнакомец подал ему знак не шевелиться, подошел к Асине, поднял фляжку над ее головой и тоже побрызгал ей в лицо. Она пошевелила губами, вздрогнула, завизжала. Человек засмеялся так внезапно, так заразительно, что Казак тоже испугался — не его автомата, а этого громкого смеха. По всему видно было, что он болгарин — полицай или просто человек в полицейском мундире. Вооружен он был кроме автомата и гранатами, за спиной висел рюкзак, крепко стянутый тонкой веревкой.

— Встаньте! — крикнул незнакомец. — Оружие? Есть оружие?

— Как видите, нет, — спокойно ответил Казак.

— Деньги? А ну, госпожа, идите-ка сюда! Кто она вам? — спросил он, кивнув на Асину.

— Жена, — сказал Казак. — У нас нет денег.

— А что-нибудь другое? Перстенек, золотые украшения?

— Нет, — ответила Асина.

— Ну-ка дай на руки взглянуть.

— Нет. Вы что, по-болгарски не понимаете? — Казак шагнул было к нему, но незнакомец направил на него автомат.

— То, что вы болгары, это ясно. Только надо еще подумать, для чего вы здесь! — Осмотрев пальцы Асины, бородатый приподнял ее подбородок и, увидев, что на шее у нее ничего нет, с каким-то отвращением оттолкнул женщину. — Ну, так для чего же вы здесь?

— Для того же, для чего и вы. — Казак улыбнулся, подмигнул и добавил: — Чтобы вести борьбу с коммунистами в Болгарии!

— Смотрите-ка вы на него! «Чтобы вести борьбу»! А чем? Камнями? Где твое оружие?

— Нам сбросят на парашютах, — серьезно ответил Казак.

— Чушь, — пробормотал тот. — И жену в бой поведешь?

— Как видите.

— Слушайте, борцы против коммунистов! — Бородач сел, кивнув им, чтобы тоже садились. — Я борюсь за жизнь. А жизнь — это теплая земля, звенящая Вселенная, живые существа, которые, пришли в этот мир когда-то — быть может, в такой же вот солнечный день. В сущности, почему вы сбежали из Болгарии?

Асина не выдержала его острого взгляда, опустила голову.

— Не бойтесь, госпожа. Я ненавижу женщин. Неделю назад сюда привезли откуда-то женщин — красивых, молодых. Но бая Досьо — так меня зовут — женщины не интересуют. У него своя жизненная концепция. Есть хотите?

— Да, — сказал Казак.

— Тогда пошли.

Он подтолкнул их ко входу в пещеру — небольшому отверстию в синих скалах, — вошел первый, включил карманный фонарик. Яркий луч вел их все глубже и глубже в недра горы, сворачивал, затем двигался, казалось, в обратном направлении, пока в конце концов не привел в зал величиной с сельское гумно, устланный досками и циновками. В двух углах были сложены одежда, половики, на стенах висели солдатские котелки. Посреди пещеры еще тлели угли в куче пепла.

— Ну, располагайтесь, борцы против коммунистов! Завтра я вас Караосману передам. Это он занимается коммунистами, а я понемножку собираю золото, чтобы, когда уеду куда-нибудь — может, в Австралию, а может, в Канаду, еще не решил, — было на что книг накупить. Смысл моей жизни в науке, а не в борьбе с коммунистами, господа. Бастурмы или брынзы?

— Что есть, — сказал Казак.

— Много чего было, да банда Караосмана целую неделю тут околачивалась, все подмели. Вот, перекусите, отдохните, а после потолкуем. Впрочем, имена и фамилии ваши меня не интересуют — это дело Караосмана. Слушайте, а вы мне нравитесь! — вдруг сказал он солдату. — Люблю смелых и искренних. Я вам советую, отправьте-ка свою жену в Болгарию. Зачем она вам здесь?

— Вы мне поможете? — спросила Асина, протягивая к куску брынзы руку, все еще дрожащую.

— Я это сделаю не ради вас, а ради солдата, — высокомерно произнес бородатый. — Может, будет лучше сделать это, пока не вернулась караосмановская шайка. Как напьются — а это случается каждый раз, когда они возвращаются, — безобразничать начинают. Боятся только Караосмана, но его они редко видят.

Казак слушал, смотрел на бородатого и пытался понять, что он за человек, откуда и какую роль играет здесь, в логове бандитов. То ему казалось, что это какой-то скомпрометировавший себя ученый, то — больной. Но проглядывало в нем что-то человеческое, оставшееся, может быть, от прошлых времен. Он был загадкой, случайностью — исключительно, счастливой случайностью, которая была им сейчас так необходима.

36

В конце августа в Краснове началась невыносимая жара. Сарыдере и ее притоки обмелели. В глубоких омутах собиралось столько форели, что дети мешками тащили ее домой. Все село в эти знойные дни пропахло рыбой: в Киримовой корчме жарилась рыба, под стрехами сушилась рыба. Решив положить конец всеобщему увлечению рыбалкой, Пармак созвал всех жителей на собрание. Но если вопрос о рыбной ловле был им по плечу, то поднять воды реки, чтобы снова завертелось колесо электростанции, чтобы опять осветилось село, на то была воля всевышнего, которому никто уже не молился. А не молились с тех пор, как узнали, что ходжа, верный сын аллаха и его представитель на земле, убил свою дочь Фатиму и сжег ее труп в печи. Это чудовищное преступление было раскрыто подпоручиком Заниным на