Читать книгу "10 минут 38 секунд в этом странном мире - Элиф Шафак"

– Будь осторожна, – советовала ей Зейнаб-122. – Он художник, а все художники эгоисты. Он исчезнет, как только получит все, чего хотел.

Однако, ко всеобщему удивлению, Д/Али продолжал приходить. Шлюхи смеялись над ним, говоря, что он не способен на эрекцию и не умеет трахаться, а когда устали шутить на эту тему, стали жаловаться на запах скипидара. Понимая, что они завидуют, Лейла не обращала внимания. Но когда и Гадкая Ма начала ворчать, дважды заметив, что не хочет видеть у себя левых, Лейла начала волноваться, что больше не сможет встречаться с ним.

В один из этих дней Д/Али сделал Гадкой Ма неожиданное предложение.

– Этот натюрморт на стене… Ну, я не стремлюсь вас обидеть, однако эти нарциссы и лимоны кажутся дешевой подделкой. Вам не хотелось бы повесить сюда портрет?

– Вообще-то, здесь и висел портрет, – ответила Гадкая Ма, но не стала рассказывать, что это было изображение султана Абдул-Азиза. – Но мне пришлось отдать его.

– Ach so, жалко. Тогда, может быть, вам нужен новый? Давайте я нарисую вас – бесплатно?

Гадкая Ма хрипло рассмеялась, и складки жира на ее талии удивленно сжались.

– Не глупи. Я не красавица. Пойди найди какую-нибудь другую. – Но, помолчав, добавила неожиданно серьезно: – Ты не шутишь?

На той же неделе Гадкая Ма стала позировать Д/Али, держа свое вязание на уровне груди, чтобы продемонстрировать мастерство и одновременно скрыть двойной подбородок.

Когда Д/Али закончил работу, женщина на холсте выглядела куда счастливее и моложе оригинала. Теперь все проститутки хотели позировать ему, так что завидовать пришлось уже Лейле.

Для того, кто влюблен и кто находится в самом его центре, мир перестает быть прежним, с этого момента земной шар начинает вертеться быстрее.

Десять минут

Время продолжало тикать, а сознание Лейлы вызвало вкус ее любимой уличной еды, мидий во фритюре: мука, яичные желтки, пищевая сода, перец и мясо черноморских мидий.

Октябрь 1973 года. Босфорский мост, оказавшийся на четвертом месте по длине в мире, наконец-то был достроен после трех лет работ и по завершении публичной церемонии открыт для движения транспорта. На одном конце моста установили указатель: «Добро пожаловать на Азиатский континент», а на другом – еще один: «Добро пожаловать на Европейский континент».

С утра пораньше по этому случаю на обоих концах моста собралась толпа. Днем президент выступил с взволнованной речью, военные герои – некоторые были уже в преклонном возрасте, так как сражались в Балканские войны, в Первую мировую и Войну за независимость Турции, – в почтительной тишине стояли по стойке смирно, зарубежные сановники восседали на высокой платформе возле влиятельных политиков и провинциальных губернаторов, красно-белые флаги развевались на ветру повсюду, оркестр играл национальный гимн, и все пели в полный голос; в воздух выпустили тысячи шариков, танцоры, исполнявшие зейбек, вращались по кругу, и их руки были расставлены на ширине плеч, словно они были орлами, парящими в вышине.

Позже, когда мост открыли для пешеходов, люди могли пройти от одного континента к другому. Удивительное дело – так много граждан избрали его местом для самоубийства, что в итоге пешеходов на этот живописный мост вовсе перестали пускать. Однако это случилось намного позже. Пока все еще были полны оптимизма.

День накануне был 50-й годовщиной Турецкой Республики. И это событие было грандиозным само по себе. А на следующий день стамбульцы отдавали должное этому чуду инженерной мысли длиной более пяти тысяч футов, детищу турецких рабочих и застройщиков и британских инженеров из компании «Кливленд бридж инжиниринг». Босфорский пролив, изящный и узкий, всегда считался шеей Стамбула, и теперь эту шею, словно пылающее ожерелье, украшал мост. Ожерелье сияло высоко над городом, нависая на том месте, где Черное море сливалось с водами Мраморного моря с одной стороны и Эгейское море встречалось со Средиземным – с другой.

Всю неделю в городе царило всеобщее ликование, и даже попрошайки на улицах улыбались, потому что в животе у них не было пусто. Теперь, когда азиатская Турция состояла в непрерывной связи с европейской Турцией, всю страну ожидало светлое будущее. Мост знаменовал собой начало новой эры. Теперь Турция, в общем-то, была в Европе, пусть даже кто-то с этим не соглашался.

Вечером над головой гремел салют, озаряя темное осеннее небо. На улице борделей девочки стояли на тротуарах группками, покуривая и разглядывая небо. У Гадкой Ма, считавшей себя до мозга костей патриоткой, в глазах блестели слезы радости.

– Какой потрясающий мост, огромный такой! – сказала Зейнаб-122, глядя вверх, на салют.

– Птичкам повезло, – отозвалась Лейла. – Представляешь, они могут усесться на него в любом месте. Чайки, сороки, голуби… А рыбы могут плавать под ним. Дельфины, пеламиды. Здорово! Разве не прекрасно вот так закончить свою жизнь?

– Разумеется, нет, – ответила Зейнаб-122.

– А мне кажется, прекрасно, – упрямилась Лейла.

– Как ты можешь быть такой романтичной, дорогуша?! – наигранно рассмеялась Ностальгия Налан.

Время от времени она приходила навестить Лейлу, что нервировало Гадкую Ма. Закон ясно указывал на то, что трансвеститов в бордель нанимать нельзя, однако больше их никуда не брали, так что им приходилось искать работу на улице.

– А знаешь ли ты, сколько стоило это гигантское сооружение? И за чей счет его возвели? За наш!

– Иногда ты говоришь совсем как Д/Али, – улыбнулась Лейла.

– Кстати, о нем… – Движением головы Налан указала влево.

Повернувшись в сторону, Лейла увидела приближавшегося Д/Али: куртка его помялась, а сапоги тяжело стучали по тротуару, на плече висела тяжелая холщовая сумка, в руке торчал кулек, наполненный мидиями во фритюре.

– Это тебе, – сказал он, протягивая мидии Лейле.

Он знал, как она любила их.

Д/Али не произнес больше ни слова, пока они не оказались наверху и не закрыли за собой дверь. Он опустился на кровать, потирая лоб.

– У тебя все в порядке? – спросила Лейла.

– Прости. Я так себе. Они чуть не поймали меня.

– Кто? Полиция?

– Нет, Серые волки. Фашисты. Группировка, контролирующая этот район.

– Этот район контролируют фашисты?

– В каждом районе Стамбула есть две враждующие группировки – их и наша. К сожалению, здесь они превосходят нас по численности. Но мы боремся.

– Расскажи, что случилось.

– Я завернул за угол, а там Серые волки, целая толпа, орут и смеются. Я решил, что они празднуют открытие моста. А потом они увидели меня…

– Они тебя знают?

– Ну, в каком-то смысле мы узнаём друг друга, а если нет, то по виду догадаться легко.