Читать книгу "Аччелерандо - Чарлз Стросс"

– Полная боевая готовность! – объявляет она. Анимированный фиолетовый динозавр выделывает коленца перед ее глазами, размахивая над головой тросточкой с блистающим как алмаз набалдашником. – Да, самое время обниматься, Барни, – астероид на подходе! – Где-то у нее за спиной в межкаскадном стыковочном кольце стучат двигатели, работая на холодном газе и кладя громоздкий фермерский корабль на курс к скалистой поверхности астероида. Смущаясь своему переизбытку энтузиазма, Эмбер позволяет имплантам убрать излишек молекул нейромедиаторов, осадивших синапсы, но так и не успевших дать старт обратному захвату. В свободном полете ни к чему перевозбуждаться. Но все равно Эмбер хочется пройтись на руках, подпрыгнуть до потолка, встать на голову – ведь этот астероид принадлежит ей! Она любит его! Она подарит ему вторую жизнь!

В каюте Эмбер полно таких вещиц, которым, возможно, и не место на космическом корабле – плакаты с популярными у подростков группами, автоматизированная корзина с грязной одеждой, чьи щупальца-анализаторы ползают всюду и подбирают брошенное или помятое (роботы-уборщики редко осмеливаются нагрянуть в подростковую обитель), все такое прочее. На одну из стен многократно спроецирована модель предполагаемого цикла возведения «Поселения-1», огромной сферы с нечеткими контурами и яркой сверкающей сердцевиной (в постройке этой штуки Эмбер принимает самое непосредственное участие). Три или четыре мелкие пластмассовые куколки-очаровашки с кожей пастельных цветов зачарованно рассматривают проекцию на стене, топчась у основания сферы, – когда дело дойдет до построения, экваториальный обхват составит добрый миллион километров. А вот кошке ее отца до модели нет дела – она свернулась калачиком между воздуховодом от кондиционера и платяным шкафчиком и громко храпит.

Отдергивая выцветшую бархатную шторку, что огораживает ее каюту, Эмбер вопит:

– Все получилось! Он теперь полностью мой! Я рулю!

Это уже шестнадцатая космическая скала, захваченная сиротским приютом, но, по сути, первая, отловленная самолично ею – следовательно, совершенно особенная. Эмбер со всего маху наскакивает на дальнюю стену общего зала и отпрыгивает, спугивая одну из тростниковых жаб Оскара, непонятно как сюда попавшую – всей живности надлежит быть в живом уголке. Звуковые ретрансляторы копируют входящий сигнал, размытый шумом эха тысяч детских телешоу, задающих такт одиноким необеспеченным астероидам.

– Вот ты проныра, Эмбер! – хнычет Пьер, когда она загоняет его в угол столовой.

– Ну да! – Она гордо вскидывает голову, не пряча довольную блистательную улыбку. Она знает – нехорошо так рисоваться, но мама далеко, а папа и мачеха едва ли заботятся о чем-то таком. – Я великолепна. Так как там наше пари?

– Ох. – Пьер глубоко засовывает руки в карманы. – У меня сейчас двух миллионов не наберется. Давай как-нибудь потом.

– Что? – Эмбер мгновенно приходит в ярость. – Мы же поспорили!

– Ну, я все прикинул по формуле Байеса: получается, что ты и в этот раз ничего не выкрутишь, так что я вложил всю свою смарт-валюту в торговлю опционами. Если возьму ее назад сейчас, то останусь с носом. Дашь мне еще немного времени?

– Пора бы тебе уже запомнить – опционам доверять нельзя, Пьер. – Она смеряет его уничижительным взглядом, на который способны только подростки. Пьеру двенадцать, он весь усыпан веснушками, ему невдомек, что запарывать сделки – плохо. – Что ж, прощаю тебя на этот раз. Но с тебя кое-что причитается.

– Сколько сверху? – Пьер горестно вздыхает.

– Не в деньгах, дурашка! Будешь моим мальчиком на побегушках, пока не отдашь!

Эмбер злодейски смеется, и Пьер окончательно меркнет лицом.

– Ладно-ладно. Но только не заставляй меня выносить за тебя мусор. Ты ведь не собираешься, правда?..

Добро пожаловать в четвертую декаду. Мыслящая масса Солнечной системы теперь превышает один MIPS на грамм; все еще довольно глупая материя, но уже не безнадежно глупая. Численность человеческой популяции – на пике, попирает отметку в 9 миллиардов, но темпы ее роста вот-вот сделаются отрицательными, а в странах бывшего первого мира средний возраст населения скоро станет пожилым. Человеческое мышление обеспечивает около 1028 MIPS мозговой мощи Солнечной системы. Реальное же мышление в основном осуществляется нимбом из тысячи триллионов процессоров, что окутывают компьютеры из плоти и крови цифровой дымкой вычислений; сами по себе они в десять раз мощнее человеческого мозга, в совокупности – в десять тысяч раз мощнее, и их число удваивается каждые двадцать миллионов секунд. Они достигают 1033 MIPS и стремятся дальше, хотя до истинного пробуждения Солнечной системы еще далеко.

Технологии приходят и уходят, но даже пять лет назад никто и предсказать не смел, что на пыльных тропинках далекой орбиты Юпитера вдруг появятся чьи-то следы. Союз новейших отраслей промышленности и чудаковатых бизнес-моделей вновь возродил веру в космос; тому поспособствовало и открытие до сих пор не расшифрованных сигналов от инопланетян. Авангард нового времени, нежданный и негаданный, развивает и осваивает новые экологические ниши на рубежах человеческого информационного пространства, в световых минутах и световых часах от ядра. Космическая экспансия, вяло тлевшая с 70-х, разгорается в полную силу.

Эмбер, как и большинство отпрысков постиндустриальной эры на борту сиротского космоприюта «Эрнест Алый», – подросток. У нее, как и у многих других, заложенные еще на геномных началах способности улучшены направленной рекомбинацией в зародышных линиях, но из-за допотопного материнского идеализма Эмбер приходится полагаться то и дело на грубые вычислительные добавочные мощности. Ей не досталась ни модификация теменных извилин, обогащающая кратковременную память, ни взломанная и настроенная на превосходную вербальную проницательность префронтальная кора мозга, но та обойма имплантов, с которой она росла, стала для нее такой же естественной частью организма, как легкие или уши. Половина мыслей Эмбер вынесена за пределы ее черепа, на массивы процессорных узлов, слагающих ее персональный метакортекс и подключенных напрямик к мозгу каналами квантовой запутанности. Все эти дети – юные мутанты, блистательные и своим родителям не просто непонятные, но непостижимо чуждые: разрыв поколений еще глубже, чем в шестидесятые годы двадцатого века, глубже, чем Марианская впадина. Их предки родились в черной полосе двадцать первого столетия, в мире, где непрактичные и громоздкие белые «Шаттлы» считались передовой космической технологией, а кнопки и звуковые сигналы при взаимодействии с компьютером не казались лишней чушью. Одна-единственная космическая станция в их эпоху просто вращалась по низкой околоземной орбите, и идея о том, что можно запросто слетать к Юпитеру, для них столь же нелогична, как для ветерана Первой мировой – идея Всемирной паутины.

Львиная доля пассажиров корабля дала деру от родителей, считавших, что им место в школе, не в состоянии примириться с поколением, не понимающим, как же их дети так сильно превзошли родителей в развитии. К шести годам Эмбер свободно владела девятью языками, из них только двумя человеческими и шестью сериализованными [67]; в семь лет мать отвела ее к школьному психиатру за болтовню на синтетическом языке – и для Эмбер это стало последней каплей: разжившись запрещенным анонимным телефоном, она позвонила отцу. Мать наложила на общение с ним судебный запрет, но ей и в голову не пришло подать заявление о возбуждении дела против нее…