Читать книгу "Жёстко и угрюмо - Андрей Рубанов"

И тому, кто сумеет это сделать, океан может даровать благоденствие, жизнь мирную и счастливую.

Кто хоть раз качался на его волне, оглохший и захлебнувшийся, переполненный восторгом, – тот скажет, что я прав.

Меня понемногу тащило назад в бухту, я никак не мог подстроиться, правильные волны сменились беспорядочной зыбью, но берег был уже в сотне метров; я видел людей, гуляющих по набережной, и собак, спустившихся к воде, чтоб облаять морских черепах. Гордость переполняла меня: вчера я вошёл в воду неумёхой, а сегодня швартуюсь бывалым мореманом, не прилагая усилий, – каждая новая водяная гора сама толкает меня к берегу.

«Ого-го! – закричал я мысленно. – Победа! Я покорил стихию! Презирал сёрфинг – и вот сам стал таким же! Ничего не умею, конечно, – но зато знаю, как это делается! Понял основные правила!»

Тем временем стихия влекла меня и мою доску в неверном направлении: в бухту, но мимо пляжа – на скалы.

Направо от скал был пляж. Налево – пирс и лодки. Мне следовало забрать либо круто вправо, либо круто влево. Но забрать я уже никуда не мог, руки не слушались, всякая попытка загрести руками приводила только к приступам боли в плечах.

Берег был совсем рядом, я мог закричать – и меня бы услышали.

Путь к надёжной горизонтальной тверди преграждала гора камней, каждый размером с автомобиль, и волны, баюкавшие меня, десять минут назад казавшиеся дружелюбными, здесь обращались в ревущую душегубку, плюющуюся пеной.

Я собрал все силы и попытался выгрести левее, в сторону пирса, но бесполезно: здесь, у самого берега, вода двигалась хаотично, подладиться под неё не удалось.

Меня вот-вот должно было ударить о скалы.

На глаз, я двигался примерно со скоростью велосипедиста, километров 25–30 в час; и с этой скоростью, немаленькой, я должен был вот-вот ёбнуться о твёрдую преграду.

В последний момент я решил пожертвовать доской и выставил её вперёд.

Доска приняла на себя удар и, к счастью, выдержала.

Я ухватился за скользкие спины валунов. Вода отхлынула, с той же страшной силой, попыталась подхватить доску, привязанную к ноге: меня могло снова утащить назад, но я, не будь фраер, справился с проблемой: изо всех сил упёрся в камни задом и коленями, потащил за шнур, выдернул доску из воды и поднял над головой.

Выбирался как краб, раскорячившись меж скользких валунов, ободрался весь; дошёл до ровного песка, там сел отдыхать. Разбитые локти и колени щипало от солёной воды.

Спустя время подошли трое местных, мальчишки лет по двадцать, в шортах и сильно застиранных футболках.

– Это мой сёрф, – сказал один из них, коренастый.

– Нет, – сказал я, – это сёрф Хуана. Я взял этот сёрф у Хуана в рент.

– Да, – сказал коренастый мальчишка, – я знаю. Хуан – мой двоюродный брат. Он дал тебе в рент мой сёрф.

– Хорошо, – сказал я. – Чего ты хочешь, брат?

– Отдай мне мой сёрф, брат.

– Это сёрф Хуана, – возразил я.

– Нет, – ответил коренастый. – Это мой. Я сам поговорю с Хуаном. Отдай мне мой сёрф.

Я быстро сообразил, что пацан мне не врёт. Я видел этих пацанов, и их собратьев, каждый вечер в центре деревни. Это не могло быть разводкой. Никто на острове не будет похищать доску для сёрфинга. В деревне живёт едва три сотни парней примерно одного возраста, все они друг друга знают, почти у каждого есть доска, или две, и все эти доски известны наперечёт, так же как наперечёт известны все мопеды, автомобили, лошади и коровы на маленькой земле Рапа-Нуи.

– Хорошо, – сказал я. – Хорошо, брат. Это твоя доска? Верно?

– Да.

– Не Хуана? Именно твоя?

– Да.

Я отдал ему доску; он взял её, не осматривая; все трое удалились, солидно переваливаясь; у них были фигурные треугольные спины, сильные зады и бёдра, они выглядели настоящими детьми океана.

Выкурив сигарету, я отправился в отель, и там рассказал хозяину Мэлвису, что доску у меня забрал её владелец, двоюродный брат Хуана. И приготовился к разбирательству и, может быть, к скандалу. Однако хозяин Мэлвис не высказал никакого беспокойства, только махнул рукой и сделал красноречивую гримасу: мол, даже не забивай себе этим голову.

Я смазал йодом ссадины на локтях, коленях, на спине и на заднице.

Остров Пасхи расположен в пяти тысячах километров от цивилизации. Завезти сюда что-либо – доску для сёрфинга, цистерну бензина, бутылку пива, велосипед – стоит больших хлопот и денег.

Пацаны увидели с берега, как туриста на доске несёт на камни.

Пацаны узнали доску, на которой катался турист: это была их доска. Они видели, как неумелый турист едва не разбил их доску. Они немедленно подошли к туристу и отняли у него доску: турист вот-вот мог её сломать, а новую доску иди достань. До материка – четыре тысячи километров. Сама по себе доска, с плавниками и шнуром, даже в потрёпанном состоянии, стоит две сотни долларов, – но попробуй дотащи её до острова, через половину океана.

Конечно же, если бы я сам был пацаном из Ханга-Роа, если бы я увидел, что какой-то посторонний турист ломает об камни мою доску, – я бы сделал то же самое, то есть забрал бы у туриста свою доску без особых дискуссий.

На следующий день я упаковал манатки и поздно вечером уехал в аэропорт; хозяин Мэлвис вызвал мне такси.

Так всё закончилось.

Когда улетал, океан ещё ревел в моей голове.

Истуканы действительно произвели на меня сильное впечатление.

Остров Рапа-Нуи действительно хранил неразгаданную и весьма тёмную тайну, исчезающую в глубине тысячелетий.

Пацаны с острова Рапа-Нуи показались мне красивыми, крепкими и борзыми, ничем не слабей пацанов из деревни Узуново, из 1978 года.

Остров Рапа-Нуи и его жителей действительно переполняла мана – особая, только им доступная сила жизни, их собственный электрический разъём, розетка, к которой все они подключались.

Крайнюю отъединённость их мира трудно вообразить.

Досталась ли мне хоть мизерная частица маны? Да, конечно. Толика, осевшая на коже за двадцать дней.

За такой малый срок нельзя понять ни место, где ты оказался, ни тем более людей, в этом месте живущих.

Три недели – нормально для туриста; для исследователя – несерьёзно.

Впрочем, в той ходке на край света я сам себя назначил исследователем; от меня никто не требовал ничего фундаментального. Только статью на двадцать тысяч знаков в модный цветной журнал.

Эту статью я написал тут же, в самолёте, по пути с Рапа-Нуи до Сантьяго, пока волны Пацифика ещё гудели во мне.

Потом сжевал авиационный обед, подремал, а когда очнулся – перечитал написанное и понял, что материал готов. Ни добавить, ни убавить.