Читать книгу "Другие правила - Дмитрий Евдокимов"

Может, и не выгорит, но неужели Бодров спустит Курцевичу с рук такое оскорбление?

Второй сюрприз был более масштабным. Правящим кругам Фрадштадта надоело наблюдать за планомерным усилением очередного континентального конкурента, и совсем скоро в помощь не справляющемуся с задачей самостоятельно Яношу Первому будет придана вся мощь флота его величества Георга Второго. То есть тлеющие угольки войны будут вновь старательно раздуты, ну а где война, там и гораздо больше шансов у охотников за важными головами. Так что с большой долей вероятности можно было сказать, что Олстону не придется, рискуя быть узнанным, ехать в Ивангород, поближе к объектам своей охоты. Они сами придут сюда, на побережье Южного моря. Не один, так другой, а то и оба сразу. А уж тут Джон что-нибудь придумает.

14

– Ваше сиятельство, взгляните сюда, – Ольховский раскрыл передо мной папку, где поверх бумаг лежала коротенькая записка, состоящая всего из двух слов: «Воротынский в Ивангороде».

К неудовольствию Никиты Андреевича Глазкова, заведовавшего Сыскным приказом, тайный коридор в стене моих апартаментов я заложил, лишив его соглядатаев возможности подслушивать и подглядывать за мной у меня же дома. Но кто его знает, у этого цепного пса царя-батюшки, может, еще какие-то возможности для наблюдения за мной имеются. Так что предосторожность руководителя контрразведки лишней не была, и мне самому предстояло определиться, как использовать эту информацию.

Я молча сложил записку пополам, поджег от свечи и аккуратно уложил на блюдце, а дождавшись полного сгорания бумаги, еще и поворошил пепел.

Какого черта Воротынскому понадобилось приехать туда, где его ждут каменоломни, а то и топор палача на этот раз? Для чего так рисковать? Он ведь женился на Островах, получил даже титул местного не то барона, не то баронета и должен быть вполне доволен жизнью. Что могло случиться? Что могло подвигнуть опального графа на подобное сумасшествие? И какое до всего этого дело мне? Да никакого, в общем-то.

Для меня он никто, это для того, прежнего, Бодрова Воротынский какое-то время считался другом. Если такое общение можно назвать дружбой. Скажем так: он был заводилой в компании из местных представителей золотой молодежи, куда входили Бодров и младший из царских сыновей. И он же пытался внушить князю с царевичем Алешкой всякие крамольные мысли по поводу пересмотра очереди к трону.

Я этого не помню, поскольку момент моего «подселения» в тело то ли умирающего, то ли уже умершего князя состоялся значительно позже, когда ведомство Глазкова уже разгромило этот «заговор» и «награды» нашли своих героев. Но по крупицам собранной от окружающих информации я в общих чертах сумел восстановить картину произошедшего, и по факту-то выходило, что из всей компании осознанно действовал именно Андрей Воротынский. Именно у него оказались интенсивные контакты с фрадштадтской стороной, и, к слову сказать, именно эти самые контакты устроили его побег на Острова из каменоломен.

Я с этим предателем встретился случайно, как раз когда он после побега направлялся к побережью, и он тогда попытался «раскрыть мне глаза» на давнюю историю вражды господина Глазкова с моей семьей. Мол, и родители мои погибли внезапно и при странных обстоятельствах, и покушение на меня случилось в момент, когда уже подходила к концу ссылка, которой ограничился наш царь Иван Федорович для моего наказания. Я его тогда выслушал, шум не поднял, погоню по следу не пустил, но это не значит, что поверил. Потому что детективов я на своем веку насмотрелся и начитался вволю и знаю, что доверять можно только фактам. А рассказ Воротынского – не более чем версия, причем версия негодяя и предателя.

Таким образом, нет у меня к нему никаких дружеских чувств или какого-то там чувства благодарности, ничего нет. Я ему ничего не должен, для меня он никто. Так что самым правильным решением было бы арестовать мерзавца и отправить туда, где ему предписано быть царским судом.

Есть, правда, в таком решении одна неприятная деталь – в случае ареста он наверняка попадет в руки Никиты Андреевича, а уж тот попытается подогнать все выжатые из арестанта сведения для новой обвинительной акции против меня. Не знаю, чем глава Сыскного приказа руководствуется в своих действиях, что им движет, но нутром чую, что не успокоился он, что всё будет именно так. И моя сильно изменившаяся в плюсовую сторону репутация его не остановит.

Так что же мне сделать с Воротынским? Просто по-тихому выдворить из страны? Или, что называется, помножить на ноль? Нет человека – нет проблемы? Вот не хочется так думать, хотя с позиции чистой логики это был бы идеальный вариант. Но в кого бы мы все превратились, если бы руководствовались в своих действиях исключительно чистой логикой?

– И что он делает? Как себя ведет?

– Нервничает и просит о встрече с вами, – ошарашил меня своим ответом Ольховский.

– То есть?

– Пять дней назад он под нашим наблюдением выходил из гостиницы в гриме. Было это как раз в день бракосочетания Алексея Федоровича. Он смешался с толпой, пытался приблизиться к шествию, когда молодожены и гости шли от храма, но мои ребята забеспокоились и скрутили его по-тихому. Оказалось, что хотел передать вам письмо с просьбой о встрече, – подполковник протянул мне смятый листок, – после этого мы вернули его в гостиницу и стали ждать, когда у вас будет время для встречи. Кстати, адрес проверили на предмет сторонней слежки, всё чисто.

То есть сотрудников ведомства Глазкова поблизости не обнаружено.

– Что же ему нужно?

– Не могу знать, не говорит.

Очень жаль, что не говорит. Это могло бы значительно облегчить мою жизнь. Хотя чего я мучаюсь-то? Могу просто отдать приказ, люди всё исполнят. Или, невелика беда, сходить да поговорить с товарищем? Так сказать, расставить все точки над «ё», чтобы больше не тянуло на разговоры.

– Хорошо, Петр Сергеевич, пожалуй, схожу, может, что-то важное.

– Безопасность мы обеспечим.

– Хорошо, а что там у нас с господином Олстоном, письмо доставили?

– Не извольте беспокоиться.

Я рассудил так: если уж принял решение идти на встречу, то нечего откладывать ее в долгий ящик. Чем дольше Воротынский находится в Ивангороде, тем больше вероятность, что кто-то еще его обнаружит.

Опальный граф обитал в гостинице средней руки «Синица», располагавшейся на юго-западной окраине столицы. Я вошел в занятую им комнату один. При этом Игнат остался в коридоре, а обе смежные комнаты были предусмотрительно заняты служащими контрразведки. На всякий случай. А случаи, как известно, разные бывают.

– Миха! – сидевший на кровати Воротынский отставил в сторону гитару и подскочил, протягивая мне руку для пожатия.

– Не могу сказать, что так уж рад тебя видеть, Андрей Михайлович, – сдержанно ответил я, но руку ему всё же пожал. – Ты хотел меня видеть?

– Не радостно ты встречаешь старых друзей, Миха, или действительно в Князя Холода превращаешься?