Читать книгу "Большое сердце маленькой женщины - Татьяна Булатова"

– Да кто ж так делает-то?! – изумился сторож. – Руками! Неграмотная ты женщина! Никакого уважения к покойникам! Лопатой надо!

– То есть лопатой уважение будет?

– Будет, – со знанием дела изрек блюститель порядка и чуть ли не облизнулся, глядя на чокнутую бабу. – Если, конечно, уважите…

– Уважим, – сообразила Лиана. – Сколько?

Точную сумму сторож еще не успел придумать, поэтому ответил хитро:

– Чтоб хватило, – и, не переставая бормотать, подался в сторону свежевырытой могилы, рядом с которой лежала пара лопат, о существовании которых он, разумеется, знал прекрасно.

Получив деньги, кладбищенский страж подождал, пока Реплянко освободит ему место, и, кряхтя, начал перекапывать землю.

– Видал, как надо? – то и дело спрашивал он женщин, копая все глубже и глубже: сначала на четверть штыка, потом на половину, пока не воткнул лопату с такой силой, что под ней что-то зазвенело. – Ба-а-а, мина, что ли? – неожиданно пошутил сторож и на всякий случай копнул еще разок; снова звякнуло.

– Что это? – насторожилась Лиана.

– Сейчас поглядим, – прокряхтел тот и перевернул земляной ком: показалась ржавая жестяная коробка, поперек которой блестела свежая царапина, оставленная лопатой. – Клад покойницкий, – заявил со знанием дела эксперт кладбищенских дел и извлек находку. Это была банка из-под леденцов.

– Не открывайте. – Перепуганная Лиана вцепилась в рукав Аллы Викторовны. – Вдруг там что-то есть?

– Ясно дело, есть, – усмехнулся мужик. – Иначе б не закапывали… Открывать, что ли?

Реплянко кивнула. Тогда сторож аккуратно повернул крышку, и та на удивление легко поддалась. В коробке лежали завернутая в целлофан фотография, прядь черных волос и советская двухкопеечная монета.

– Дайте мне, – протянула руку Алла Викторовна и бесстрашно извлекла снимок из целлофанового плена. – Это кто? Ты? (Лиана судорожно хватанула ртом воздух: она узнала свою свадебную фотографию.)

– Чё-т не похожа. – Мужик бесцеремонно завладел снимком и, прищурившись, повертел его в руках.

– Еще как похожа, – не согласилась с ним Алла Викторовна и забрала фотографию. – Первый раз вижу такое. Ну надо же! И ведь как ты придумала! – обратилась она к пациентке, вспоминая ее разговор со свекровью. – «На свою могилу»… Как в воду глядела: еще бы немного, и получилось бы, что и правда на свою…

По дороге с кладбища Лиана не проронила ни слова. Увиденное потрясло ее своей чудовищностью настолько, что вместо чувства облегчения и радости она испытывала недоумение и страх. «За что?» – молодая женщина представляла себе, как задаст этот вопрос Ануш, и та будет вынуждена ей ответить. Но чем ближе Лиана подъезжала к городу, тем сильнее становилась ее уверенность в том, что никакого разговора между ней и свекровью не состоится, что дело дрянь и дни ее сочтены, и ничего с этим не сделаешь, и глупо надеяться на Реплянко… Поздно!

– Ничего не поздно! – Алла словно услышала Лиану и повернулась к ней: – Я же тебе сказала: все будет хорошо.

– Спасибо, – пролепетала та и потеряла волю окончательно: теперь мысль о расставании с Аллой Викторовной стала для нее просто невыносима.

Словно маленький ребенок, Лиана требовала от целительницы ежедневного присутствия в доме и, когда та не приходила, обвиняла ее в жестокосердии и равнодушии, перемежая упреки с рыданиями. Через пару недель Алла Викторовна поняла: ею просто манипулируют.

«Так дело не пойдет», – решила она и предложила на некоторое время прерваться, пообещав прийти через пару недель, но, разумеется, слово свое не сдержала и явилась спустя месяц.

«Бегство» Реплянко Лиана сначала расценила как предательство: бросила в тот момент, когда в ней больше всего нуждались. Однако у самой Аллы Викторовны на сей счет было другое мнение: она прекрасно понимала, что бо́льшая часть ее работы уже выполнена и теперь необходимо просто ждать результатов, методично выполняя все рекомендации врача. Правда, было еще кое-что, заставившее Реплянко временно ретироваться: Лиане было необходимо научиться жить самостоятельно, без опоры на постороннюю помощь. И это оказалось для нее самым трудным, поэтому-то она с таким упорством искала встречи с Аллой Викторовной: звонила ей в училище, караулила возле входа, оставляла для нее на вахте армянские деликатесы, тщательно упакованные в полиэтиленовые пакеты… Все было тщетно: возобновлять лечение Реплянко не торопилась.

Появилась Алла Викторовна, как всегда, неожиданно – в искусственной шубе до пят, выкрашенной под нерпу, и вязаном мохеровом берете с огромным, на полголовы, помпоном из разноцветных ниток. Выглядела Алла нелепо и весело, пахла морозом и излучала довольство жизнью.

– Вообще-то сегодня я к тебе не собиралась, а потом подумала: дай-ка зайду и узнаю, как дела?

На жизнерадостный голос Реплянко в прихожую выбежала Этери, перевозбужденная настолько, что прежняя ее робость вдруг сменилась нетипичной для нее открытостью:

– Кошка забежала! Бешеная! – крикнула она с такой искренней радостью, словно к ним залетали инопланетяне.

– Не болтай ерунды, – шикнула на нее Лиана. – Она не бешеная!

– Бешеная-бешеная! – протараторила Этери. – Она Ваганчика исцарапала, а потом исчезла, прям вот как сквозь землю провалилась. Была – и нету.

Услышав эту коротенькую и безыскусную историю, Алла Викторовна изменилась в лице и попросила рассказать поподробнее. Первой взялась объяснять Этери, но быстро сбилась, отчего смутилась и спряталась за спину брата.

– Я пришел из школы. – Ваганчик говорил медленно, взвешивая каждое слово, как и положено мужчине. – Возле квартиры сидела кошка. Худая и грязная. Подумал – голодная, наверное, надо покормить. Позвонил, мама дверь открыла, а она – р-р-раз! Прямо в квартиру, и начала носиться как сумасшедшая: то на диван, то на телевизор, то на шторы…

– И повисла. На шторах повисла, – влезла в разговор Этери, и зрачки ее расширились. – Смотрите, вот там, и еще орала как резаная.

– Я хотел ее достать…

– Стал трясти шторы… – подсказала Алла Викторовна.

– Ну да, – подтвердил Ваганчик. – Думал, стряхну ее или она сама слезет. А потом все равно пришлось стол двигать, чтобы ее оттуда снять… Ну а пока доставал, она в меня вцепилась. Еле оторвал.

– А где сейчас кошка?

– Я ее в подъезд вытащил. Хотел еще пенделя дать, а она испарилась. Вот только что на ступеньке стояла, мяукала, а через секунду исчезла. Я специально весь подъезд обошел, даже на чердак залез. Как корова языком слизнула.

Выслушав Ваганчика, Алла Викторовна попросила показать руку.

– Ты что, волшебница? – строго поинтересовалась Этери, не спуская глаз с гостьи.

– А ты как думала? – подыграла девочке Реплянко и приложила ладонь к месту укуса: сквозь бинт чувствовался холод. – Ну-ка, ну-ка, – зажмурилась она и, помолчав пару секунд, уточнила: – Серо-белая была кошка?