Читать книгу "Дикие истории. Дневник настоящего мужика - Тимофей Баженов"

По мере того как мы двигались в сторону юга, погода налаживалась. Снеговые заряды Шумшу гнались за нами двое суток. Но воды приобретали синий цвет. Все чаще выглядывало солнце. Мы совершали каботажное плавание, то есть все время держали в поле зрения землю. И земля эта с каждым днем приобретала новые очертания. Скалистые острова неуклонно сменялись зелеными. Вскоре появились киты. Они то и дело проходили рядом с кораблем и выбрасывали в воздух струи, напоминающие струю из направленного в небо «керхера».

В солнечный день на траверсе Токио китов было особенно много, и я решил спустить шлюпку, чтобы подойти к ним поближе. Когда до китового стада оставалось не более двадцати метров, началась съемка. Я рассказывал о китах, о том, что они вовсе не рыбы, а они плавали вокруг нас, показывая свои серо-синие спины. Некрупная самка, длиной метров одиннадцать, явно получала удовольствие от съемок. Она все ближе подходила к шлюпке, показывала свой горб и шипела. Было решено, что я, произнося речь о китах, попробую потрогать китиху за спину. В очередной раз я изловчился, сказал все без ошибок и, перегнувшись через борт, похлопал ее. Она тут же ушла в пучину морскую. Я был доволен съемками, приказал двигаться к судну и готовиться к швартовке.

СТАЛИ ЗАВОДИТЬ МОТОР. И В ЭТОТ МОМЕНТ НАША ГЕРОИНЯ ВЫПРЫГНУЛА ИЗ ВОДЫ ПО ЛЕВОМУ БОРТУ. ОНА ВЫСУНУЛАСЬ МЕТРОВ НА ПЯТЬ. И, УЛЫБАЯСЬ, ПЛЮХНУЛАСЬ ОБРАТНО.

Волна подбросила шлюпку, но не перевернула ее. Оператор, сидевший на борту, выронил камеру в соленую воду. Это был самый дорогой «Бетакам». Двухсоставной. Камера «Екигами» и магнитофон «Сони». Шестнадцать килограммов живых денег. По тем временам с комплектом оптики устройство стоило столько, сколько мы могли заработать за десять лет все вместе. Камера не легла на дно. Ее удалось схватить за ремень и вытащить. Съемка пропала.

Сразу по прибытии на корабль мы разобрали камеру и бережно уложили детали в мешки с рисом. Так всегда нужно делать, если радиоэлектронное устройство (например, телефон или камера) попадает в воду. Рис гигроскопичен и забирает влагу из печатных плат. От пресной воды это помогает почти всегда. Но на этот раз нам противостояла соленая. Через день — день грусти — мы собрали камеру. Она заработала. Но картинка навсегда стала синей. Потом, через два месяца, мы уже в Москве понесли заслуженное наказание. Выяснилось, что камера никогда не станет прежней. Ее отправили на далекий корпункт. И еще много лет все новости из того несчастного региона были синеватыми.

У нас с собой было еще несколько комплектов, и я принял решение двигаться к югу. В сторону Манерона. Формального повода для отмены путешествия не было. Хотя команда была не в духе. Все понимали, что по возвращении в столицу нас ждет долговая яма и бедность.

Скоро вдали забрезжил цветущий Манерон. Тропическая растительность огромными шапками скрывала его скалистое тело. На огромном утесе высился маяк, единственное капитальное сооружение на острове. Лоция острова не позволяла подойти к нему быстро. И мы почти целый день лавировали между рифами. Пирса не оказалось. Впоследствии выяснилось, что он был разрушен зимними штормами. Мы выкатили МТЛБ с аппарели прямо в воду. И начали переносить экспедиционное оборудование на берег по броне.

Пляж, на котором шла разгрузка, был очень маленьким, не более десяти метров в ширину и пяти в глубину. Вправо вверх, на скалу, тянулась грунтовая дорога. Ее заросшая колея взбиралась по скалам под невероятным углом. И мы всерьез беспокоились о том, сможет ли взобраться по ней наш броневик.

У каждой бронемашины есть так называемый горный тормоз. Это толстенная рельса, висящая под днищем. Если водитель бронемашины чувствует, что во время переключения передач гусеничный броневик может покатиться назад, он выдергивает чеку. Рельса падает на землю, оставаясь закрепленной только спереди. Таким образом, из-под днища начинает торчать рычаг. Он упирается в землю. Это не дает машине откатываться.

В нашем случае горный тормоз был давно вырезан и, видимо, сдан на металлолом.

Когда разгрузка была закончена, мы забрались на броню и, перекрестившись, со страшным ревом стали залезать на стенку. Механик-водитель решил не переключать скорости. Сизый дым валил из глушителей. Из-под гусениц сыпались искры. И мы на первой передаче двигались к цели.

Дорога петляла. На одном из участков серпантина увидели, что навстречу нам несется 131-й «ЗИЛ». Без кузова, капота, стекол и на спущенных колесах. Его сопровождала стая разношерстных собак. Очевидно, они лаяли. Но мы из-за рева двигателя этого не слышали. Когда столкновение стало неизбежно, мы посыпались с брони в заросли борщевика. Машины ударились друг об друга. МТЛБ заглох. И, набирая скорость, покатился назад. В наступившей оглушительной тишине мы наблюдали, как грузовик гонится за броневиком, поддавая его бампером. И веселые собаки, визгливо заглушая друг друга, несутся за машинами к пляжу.

Обошлось без жертв. На пляже мы поздоровались с водителем «ЗИЛа». Выяснилось, что он смотритель маяка. В его машине тормоза отсутствовали вовсе. Но он не использовал их даже в те далекие годы, когда они были. Двигатель он тоже не заводил, так как дорога к пирсу идет под гору. И расходовать топливо нерационально. Он поехал на пляж, так как думал, что корабль привез продукты.

В те годы завоз был нерегулярным. Связь отсутствовала. И местный Робинзон радовался каждому кораблю, шедшему к острову.

На пляже мы завели «ЗИЛ», развернули его и начали второе восхождение.

Примерно через час мы благополучно добрались до маяка. Разгрузились. И отдали смотрителю все, что могло представлять для него ценность, а для нас в конце путешествия было лишним грузом. Доширак, картошку, консервы, алкоголь и лекарства.

Познакомились с женой маячника. И козой. Коза считалась на острове существом высшего порядка, почти человеком. В отличие от собак, она выслушивала длинные монологи смотрителя, никогда ему не перечила. Чего он не сказал о супруге.

План работы на Манероне был разработан еще в Москве, и я старался не отступать от него. Всю первую неделю мы посвятили изучению фауны и флоры острова.

Манерон был площадкой для подготовки совсем другого фильма, не того, для которого мы снимали на Шумшу. Ведь Шумшу называется Островом Зла, Домом Смерти. А Манерон напротив, Дом Жизни. Там были танки, гильзы, ловушки на холоде. А здесь птицы и цветы в тепле.

Целыми днями мы работали на лоне острова и возвращались в лагерь к маяку только под вечер, заводили генератор, заряжали батарейки и ужинали.

Для меня длительное общение с изголодавшимся по человеческому обществу островитянином было работой. И я старался отдаваться разговорам не слишком долго.

Алкоголь очень способствовал реализации моего плана. Коза сменяла меня во втором часу ночи. Я шел спать. А смотритель не замечал подмены.

Когда съемки на поверхности острова были закончены, мы перешли ко второй, и заключительной части нашего путешествия. А именно, к подводной. С собой у нас было все необходимое для дайвинга и глубоководных съемок. Мы притащили даже компрессорную станцию для забивки баллонов. Погружения шли одно за другим. Вода вокруг Манерона идеально прозрачная. Был штиль и солнышко. Камеры работали в боксах хорошо. Это меня радовало. Так как в те времена еще не существовало заводских боксов для профессиональной техники, перед командировкой мы сами изготовили боксы из толстого оргстекла. Испытания проводили в бассейне «Олимпийский». И я не был уверен в надежности изготовленных мною девайсов.