Читать книгу "Саймон и программа Homo sapiens - Бекки Алберталли"

Но никакой это не бандаж. Внутри пакета — трикотажная футболка, на которой картинка с альбома «Figure 8» Эллиотта Смита. К ней приложена записка: «Полагаю, Эллиотт понимает, что ты бы сходил на его концерт, если бы мог».

Эти слова написаны на зеленовато-синем картоне прямыми ровными буквами — без малейшего наклона. И, конечно, он не забыл вторую «т» в слове «Эллиотт». Потому что это Блю. Он помнит о таких вещах.

Футболка размера M, очень по-винтажному мягкая, и все в ней абсолютно изумительно и прекрасно. С секунду я раздумываю, не зайти ли в туалет, чтобы сразу в нее переодеться.

Но останавливаю себя. Потому что это все-таки странно, ведь я до сих пор не знаю, кто он. И мысль о том, что он увидит меня в этой футболке почему-то меня смущает. Я аккуратно складываю ее, убираю в пакет и запираю в шкафчике.

Весь оставшийся день я пребываю в нервном и счастливом возбуждении.

Но потом иду на репетицию, и настроение резко меняется. Даже не знаю. Наверное, это из-за Кэла. Когда я подхожу к залу, он как раз выходит в туалет и на пару мгновений останавливается в дверях. Мы улыбаемся друг другу, а затем каждый идет своей дорогой.

И все. Всего лишь секунда. Но в моей груди поднимается такая ярость… Я ощущаю ее физически. И все из-за того, что Блю — чертов трус.

Значит, повесить футболку мне на шкафчик он может, а подойти боится?..

Он все испортил. Вот очаровательный парень с классной челкой, которому я, кажется, даже нравлюсь — но что толку? Не буду я общаться с Кэлом. И парня у меня тоже, наверно, никогда не будет. Я слишком занят, пытаясь не влюбиться в кого-то ненастоящего.

* * *

Остаток недели пролетает в том же изнурительном тумане. Теперь все репетиции длятся на час больше, а значит, ужинаю я наспех за кухонной стойкой, стараясь не ронять крошки на учебники. Папа говорит, что скучает, хотя на самом деле его просто расстраивает, что новые выпуски «Холостячки» приходится записывать. Блю так и не объявился, и я ему тоже не писал.

В пятницу у нас важный день или типа того. До премьеры остается всего неделя, и «Оливера!» мы репетируем дважды, уже в костюмах: девятиклассники и двенадцатиклассники — утром, а десятиклассники и одиннадцатиклассники — после обеда.

В школу в этот день мы приезжаем на час раньше, поэтому Норе приходится торчать с нами в актовом зале. Однако Кэл и ей находит работу, и она, вполне довольная, идет в атриум — расклеивать фотографии актеров возле скриншотов из старого фильма с Марком Лестером и длиннющего списка участников нашей постановки.

За кулисами царит вдохновляющий хаос. Часть реквизита куда-то запропастилась, народ ходит наполовину переодетый в костюмы, а в оркестровой яме музыкальные таланты Криквуда повторяют увертюру. Сегодня мы впервые выступаем под музыку живого оркестра, и только слушая, как ребята играют свои партии, начинаешь по-настоящему ощущать, что премьера совсем скоро. Тейлор, уже переодетая и накрашенная, стоит у занавеса и делает какие-то нелепые вокальные упражнения, которые сама же и придумала. Мартин ищет свою бороду.

На мне первый из трех костюмов: мешковатая рубашка овсяного цвета, обвислые штаны с завязками и никакой обуви. Девчонки мажут мне волосы какой-то фигней, чтобы растрепать их посильней (Хотя куда уж больше? Все равно что одеть каблуки на жирафа!), а потом заявляют, что я должен подвести глаза, и это, мягко говоря, не радует (мне и так пришлось напялить линзы!).

Эбби — единственная, кому я доверяю. Она ведет меня в женскую гримерку и сажает на стул у окна. Девчонкам, кстати, плевать, что в их гримерной парень, и даже не потому, что я гей: просто все ходят, где хотят, — а те, кто стесняется, переодеваются в туалете.

— Закрой глаза, — велит Эбби.

Я закрываю их, и тут же чувствую, как ее пальцы мягко оттягивают мое веко. Потом что-то чиркает по коже, будто она рисует у меня на лице, и оказывается (я не шучу!), что подводка — это чертов карандаш!

— Я выгляжу по-идиотски?

— Вовсе нет, — отвечает Эбби.

Мы молчим.

— Я хотел тебя кое о чем спросить.

— О чем?

— Почему твой папа в Вашингтоне?

— Ну, он пока не нашел здесь работу.

— А-а. А они с твоим братом собираются сюда переезжать?

Она водит кончиком пальца по краю моего века.

— Папа переедет, рано или поздно. А брат только что поступил в Говардский университет.

Она кивает и переходит к другому веку.

— Как-то тупо, что я этого не знал, — говорю я.

— Почему тупо? Наверное, я просто об этом не рассказывала.

— Но я никогда и не спрашивал.

Она принимается за нижние веки, и это сущий ад. Мне приходится держать глаза открытыми, при том что карандаш опасно снует по краю века, а я просто ненавижу, когда что-то касается глаз.

— Не моргай, — просит Эбби.

— Пытаюсь.

Она работает, слегка высунув язык, и пахнет от нее ванилью и тальком.

— Ну вот. Посмотри на меня.

— Готово? — спрашиваю я.

Она окидывает меня оценивающим взглядом:

— Почти.

А потом атакует целым арсеналом пудр и кисточек, как ниндзя.

— Ого! — проходя мимо, восклицает Брианна.

— Знаю, — говорит Эбби. — Саймон, не пойми меня неправильно, но ты стал настоящим красавчиком.

Я поворачиваюсь к зеркалу так резко, что едва не сворачиваю себе шею.

— Как тебе? — спрашивает Эбби, довольно ухмыляясь у меня за спиной.

— Странно.

Так необычно. Мне и без очков-то непривычно на себя смотреть, а теперь с этой подводкой все мое лицо — одни сплошные ГЛАЗА.

— Подожди, вот сейчас Кэл увидит… — шепчет мне Эбби.

Я качаю головой.

— Он не.

Но замолкаю.

Не могу перестать на себя смотреть.

* * *

Первое представление в этот день проходит на удивление гладко, хотя большинство двенадцатиклассников, воспользовавшись случаем, остались дома отсыпаться. Зато девятиклассники так рады пропустить первые два урока, что становятся наикрутейшей в мире аудиторией. Накопившаяся за неделю усталость отступает, и я полностью переключаюсь на волне адреналина, смеха и аплодисментов.

Счастливые и полные энергии, мы переодеваемся в обычную одежду, слушаем наставления мисс Олбрайт, а потом идем на обед вместе с ребятами не из кружка. Я еще в гриме, отчего чувствую странное возбуждение. И не только потому, что я теперь «настоящий красавчик». Просто круто, когда все видят, что ты участник труппы.

Лиа в восторге от моего макияжа.

— Боже мой, Саймон!..