Читать книгу "Полночная ведьма - Пола Брекстон"

Но ваза так и не падает на пол.

Она просто останавливается в воздухе, словно подвешенная на невидимой нити.

Брэм знает, что этого не может быть, но он также знает совершенно точно, что это происходит у него на глазах.

Лилит быстро наклоняется, подхватывает тяжелую вазу и ставит ее на место, ни на секунду не взглянув Брэму в глаза.

– Так, – говорит она, и тон ее голоса кажется Брэму чересчур будничным. – Куда же подевался Рэдли с чаем? – Она поворачивается и быстрым шагом подходит к картине, висящей над камином. – Думаю, это вас заинтересует. Эту картину написал сам мистер Альма-Тадема, один из любимых художников матушки. Возможно, оранжевый цвет платья девушки слишком ярок и кажется немного кричащим, но, пожалуй, в этом окружении он на месте. А что по этому поводу думаете вы?

Она наконец встречается с ним взглядом, и он видит в ее глазах страх. Он мог бы спросить ее, что это было, мог бы перевести разговор на вазу и на небольшое чудо, свидетелем которого только что стал. Но он видит, что она не хочет, чтобы он говорил на эту тему. Не теперь.

Хорошо, пусть не теперь. Но когда-нибудь мы об этом поговорим. Потому что если я хочу разгадать тайну, которую представляет собой Лилит Монтгомери, мы с ней оба должны признать, что видели своими глазами, как случилось то, чего просто не может быть.

Глава 9

Едва я вхожу в этот большой дом в Челси, как понимаю, что мое согласие сопровождать Шарлотту на то, что, по ее словам, будет «безобидной вечеринкой», было ошибкой. В вестибюле нас встречают горячечные звуки регтайма, которые доносятся из граммофона, стоящего у подножия лестницы. Каждая пядь пространства здесь занята танцующими под аккомпанемент модной американской музыки, веселого визга и пронзительного смеха, причем многие из них держат в руках бокалы со спиртным. Платья на некоторых из женщин куда короче, чем все, что я когда-либо видела прежде, и большая их часть сшита из такого тонкого просвечивающего материала, что видно все, что находится под ними. Я чувствую себя ужасающе скучной и унылой в моем черном платье со скромным вырезом, затянутой в корсет талией, пышными рукавами и тяжелыми юбками.

– Шарлотта! – шиплю я, пока затюканная горничная берет у меня пальто. – Ты обещала мне, что вечер будет тихим. Насколько я помню, ты сказала, что здесь соберется горстка интересных людей, ведущих занимательные беседы. Ты не говорила, что в этом доме будет настоящая оргия. Только посмотри на всех этих людей!

– Тут и впрямь довольно оживленно, – соглашается Шарлотта. – Но не волнуйся, Лили. Никто здесь не знает, кто ты. Как я тебе и говорила, у тебя будет возможность хоть немного развлечься. Разве это так уж ужасно? – говорит она, снимая с плеч меховой палантин. – О, смотри, ледяная статуя! Ого, да это же индейка! Это в честь танца терки-трот[3], тебе непременно нужно будет его потанцевать. Это такая потеха! Ну, разве здесь не чудесно? А теперь, – она берет меня за руку и тащит в толпу танцующих, – выпей бокал шампанского и перестань смотреть такой букой, а то никто не посмеет с тобой заговорить.

Мы пробираемся через вестибюль и входим в гостиную, из которой вынесли всю мебель, чтобы освободить место для танцев. Это большая комната с длинными окнами, похожая на комнаты в других домах, построенных в этот период, и в то же время не похожая ни на что из когда-либо виденного мною прежде. Каждая поверхность здесь – стены, потолок и даже пол – покрыта затейливыми фресками, написанными яркими красками и местами блестящими от позолоты. На них изображены девушки в средневековых нарядах, рыцари в доспехах и сказочные существа посреди густых лесов. А также полуголые фигуры, возлежащие среди цветов. Общее впечатление от росписей просто поражает. Уверена, что эта комната все равно казалась бы полной неистовой жизни, даже если бы она не была полна танцующих фигур. И что это за фигуры! Многие из них одеты так причудливо, что дальше некуда, и кажется, что странностью своей одежды каждый из них стремится перещеголять остальных. Большинство женщин облачено в экзотические наряды, и у многих мужчин на голове тюрбаны, украшенные драгоценными камнями.

– Если бы мама узнала, что я здесь, с ней случился бы приступ меланхолии, – признаюсь я.

– Обещаю ничего ей не говорить. Да перестань же ты дуться, Лили! – Она сжимает мою руку, глядя на меня с мольбой в глазах. – Я знаю, официально ты все еще в трауре, но ты плохо выглядишь оттого, что тебе приходится все время торчать в большом пустом доме. Прости, что говорю тебе это, но у тебя осунувшийся вид. Ты почувствуешь себя куда лучше, если позволишь себе хоть чуточку расслабиться. К тому же, уверяю тебя, здесь нет никого, кто был бы тебе знаком. Тут собрались художники, писатели, поэты. Молодые люди, пробивающие себе дорогу в ослепительном новом мире. О, вот этот напиток поможет тебе сбросить напряжение, – говорит она, протягивая мне пузырящийся бокал с опасно накренившегося подноса, который проносит мимо лакей. И тут же вступает в разговор с какой-то парочкой с блестящими от вина глазами, причем говорят они громко, чтобы перекричать шум.

Я знаю, мне следовало бы сейчас же уйти отсюда, повернуться спиной ко всему этому веселью и отправиться домой. И все же, должна признаться, есть что-то донельзя притягательное в том, чтобы остаться и, как и все здесь, тоже дать себе вволю развлечься. Я не вижу вокруг ни одного знакомого лица, так что едва ли кто-либо тут может знать, кто я. Такая анонимность кажется мне соблазнительной. Я ловлю себя на том, что постукиваю ногой в такт синкопам регтайма, и лицо мое расплывается в нежданной и непрошеной улыбке. Царящая здесь атмосфера просто опьяняет. Я замечаю пухлого молодого человека, изо всех сил старающегося научиться танцевать какой-то неистовый модный танец. Я не могу сказать, правильно ли он выполняет его, но выглядит он необычайно смешно, так что я невольно начинаю хихикать. Когда я отпиваю глоток шампанского, кто-то из танцующих толкает меня под локоть, пузырьки ударяют мне в нос, и я чихаю. Я пытаюсь достать из рукава носовой платок, но тут кто-то протягивает мне свой. На меня напал такой чих, что, прежде чем мне удается достаточно раскрыть глаза, чтобы увидеть, кто мне его предлагает, проходит несколько секунд. Передо мной стоит Брэм, и на лице его играет широкая улыбка.

– Его не зря называют шипучкой, – замечает он, когда я беру у него предложенный платок. – Хотя у вас наверняка было более чем достаточно случаев научиться его пить.

Я смотрю на него, прищурясь.

– Естественно. Ведь все аристократы, как только их отлучают от груди, переходят на «Дом Периньон».

– Именно так мне и говорили.

– А вы, поскольку вы из Йоркшира, перешли прямо на бурый эль.

– Точнее на крепкий портер, – поправляет он меня, по-прежнему улыбаясь.