Читать книгу "Тайна, покрытая глазурью - Екатерина Риз"

— Лиля, ну прости меня. Он, правда, этого не стоит. Я ведь не ради себя, ты знаешь. — Она осторожно коснулась моей руки. — Потом ведь хуже бы стало. Ты бы к нему привыкла, полюбила бы, а он… Уехал, и Бог с ним.

От этих слов у меня губы затряслись. Я не хотела плакать, не хотела показывать своё горе, но слёзы сами полились, и их было на удивление много. Я лицо рукой закрыла, чувствуя, что в другую мою руку Лизка изо всех сил вцепилась, а потом и гладить её принялась.

— Лилечка, ну не плачь. Всё пройдёт, вот увидишь.

Из спальни я сбежала. Сестра продолжала меня жалеть, почувствовав, что нашла мою болевую точку, принялась на неё давить, в надежде, что я позабуду о её проступке, сосредоточившись на бегстве Данилова и своем горе из-за этого, и я поторопилась уйти. Дверь за собой закрыла, и на минуту забилась в первый попавшийся мне тёмный угол. Никак не могла со слезами справиться. Никто и никогда не видел меня такой, даже сестра, и я очень хотела, чтобы так и дальше продолжалось. Я не из тех людей, который ищут жалости у других, даже в самых тяжёлых ситуациях. Я не Лиза.

— На завтрак не останешься? — спросил Олег, встретив меня у подножия лестницы с чашкой кофе в руке. Мне её протянул, но я отказалась. Прятала от зятя глаза, покрасневшие от слёз. Сумочку с кресла взяла.

— Нет, я пойду. Спасибо, Олег.

— Лиля, что она тебе сказала?

Я остановилась, стоя к нему спиной и глядя на входную дверь, до которой всего каких-то три метра.

— Как всегда. Она всё делает ради семьи.

У него вырвалось ругательство, смешанное с пренебрежительным смешком.

— Не знаю, что ещё делать, — признался он. — Приковать её наручниками к батарее?

Я не ответила, из дома вышла и быстро спустилась по ступенькам. Направилась по выложенной мраморной плиткой дорожке к своему автомобилю, торопилась, почти бежала от волнения. В какой-то момент каблук попал в небольшую выбоину, нога подвернулась, и я остановилась. Боли не почувствовала, но, будто волной, накрыло отчаяние, и я испугалась, что остановлюсь посреди сада и зареву навзрыд. Потом почувствовала за своим плечом безмолвное присутствие, и буквально заставила себя сделать глубокий вдох.

— Ногу подвернула? — спросил Халеменчук.

— Нет, всё нормально. — Я пошла медленнее, а он двинулся за мной.

— Почему ты мне ничего не сказала? — проговорил он в некоторой досаде, когда мы подошли к машине. — Я бы давно всё выяснил. Не пришлось бы слёзы лить. К Калашникову зачем-то пошла…

Я дверцу открыла, провела ладонью по сверкающей крыше.

— А, может, я не хотела знать? Первый раз в жизни, я ничего не хотела знать.

Он замолчал, не зная, как реагировать, а я, так и не взглянув на Аркадия Николаевича, так по-доброму ко мне отнёсшемуся, села на водительское место.

Что я могла сказать друзьям и родным? Что интуиция с самого начала бунтовала, но я предпочла отмахнуться от её подсказок? Я не хотела знать, не хотела разочаровываться. Я хотела смотреть на Андрея и верить в то, что все его слова и обещания — правда. Что любит, что бережёт, думает о будущем. Он с такой лёгкостью заверял меня в том, что обязательно что-то придумает, чтобы мы были вместе, проводили вместе больше времени, не смотря на мою работу здесь, а его в Москве, и я, понимая, что такое вряд ли возможно, соглашалась с ним. Он ещё ничего не предлагал, а я уже соглашалась. Он подарил мне радость, полёт, то самое одуряющее счастье, от которого щемит сердце и вырастают крылья за спиной. Как я могла ему не верить? Это было мечтой, самой главной за долгие годы — поверить в заслуженное, заработанное женское счастье. Когда он обнимал меня и целовал, своё природное недоверие я старательно задавливала каблуком, и мне становилось хорошо. Это чувство, для такого человека, как я, как самый сильный наркотик. Однажды попробовала, и пропала.

Несмотря на внутреннее сопротивление, нежелание знать правду о том, какая же я всё-таки дура, я отправилась на встречу с Димкой Калашниковым. Не знаю, как он узнал о бегстве Данилова: может, слух сам собой по городу пополз, хотя я вроде не кинозвезда, чтобы кому-то были интересны мои любовные драмы, а может, Лиза старалась изо всех сил, чтоб уж наверняка убить во мне последние надежды и хорошие воспоминания об Андрее, но Димка сам позвонил и предложил встретиться в кафе в его обеденный перерыв. В обычных обстоятельствах я бы удивилась, а то бы и съязвила по поводу того, что у него ещё обеденные перерывы бывают — удивительное дело, а сегодня лишь угукнула, и начала собираться. На работе я не появлялась уже второй день, Жорик мне не докучал телефонными звонками, видимо, испугался безжизненного голоса при первом разговоре. Я изнывала от тоски дома, то и дело принимаясь реветь, и тут же ругать себя за это. Старалась не задаваться бессмысленными вопросами вроде того: почему это со мной, и как он мог так поступить. Старалась, но получалось не очень. И с одной стороны, была рада из дома выйти, но с другой… чувствовалось, что грядут испытания.

Когда я приехала в кафе, что находилось недалеко от городской прокуратуры, Димка уже сидел за столиком у окна и с непонятным для меня аппетитом, поедал борщ, весьма жиденький на вид. Я села напротив, Калашников на меня глянул, кивнул в знак приветствия, и предложил:

— Хочешь булочку?

Булочку я не хотела, но зачем-то взяла румяную плетёнку с тарелки и отщипнула от неё кусочек.

— Ты бледная какая-то, Лилёк.

— А ты на меня не смотри, — посоветовала я. Придвинула к себе стакан с компотом, заказанный на мою долю, и сделала глоток.

— Как же я могу на тебя не смотреть, если ты напротив сидишь? К тому же, ты мой друг.

Я взглянула умоляюще.

— Завязывай меня лечить, Дима. Говори, что узнал.

Он борщ доел и поменял тарелки, принялся за плов. С ответом тянул и выглядел недовольным.

— Как тебе сказать…

— Как есть, так и говори, — поторопила я. Скорее бы уже эта пытка закончилась. Мучилась я из-за предстоящего, а злилась на всех вокруг: на Димку, других посетителей, которые, как мне казалось, на меня глазели, и даже на этот злосчастный компот, который, как назло, оказался вкусным.

— В общем, субъект любопытный.

У меня зубы по краю стакана стукнули.

— В смысле?

— Не бандит. По крайней мере, точно этого установить не удалось. Не сидел, не привлекался, но несколько раз его имя всплывало в отношении интереснейших ситуаций.

— Говори нормально, хватит усмехаться.

— Если нормально, то я очень рад, что он из нашего города уехал. Надеюсь, не вернётся. А уж рядом с тобой ему делать точно нечего.

— Кто он?

— Да чёрт его знает, кто он, — ухмыльнулся Калашников. — Поначалу ничего выяснить не мог. Номер телефона не на него зарегистрирован, а на какую-то левую контору, занимается переработкой макулатуры. При этом, в самой фирме никто об Андрее Данилове слыхом не слыхивал.