Читать книгу "Тестостерон РЕКС. Мифы и правда о гендерном сознании - Корделия Файн"

Кажущееся противоречие: исследование, проведенное в Университете Южной Флориды, обнаружило, что молодые мужчины больше рискуют в финансовой сфере после угрозы их маскулинности (психологическая кастрация достигалась так: группу мужчин просили протестировать крем для рук с цветочным ароматом)47. Однако выводы можно сопоставить с результатами Рейнхарда и соавторов, обратившись к различиям в частном и публичном риске. Угроза маскулинности влияла только на финансовые решения, принятые публично, то есть разорительные проявления маскулинности в ответ на угрозу мужественности имели смысл, только если служили функции сохранения лица48.

Однако, пока мы не можем с абсолютной уверенностью утверждать, что эти результаты устойчивы и воспроизводимы, у них все же есть важное последствие, как указывает Нельсон:

Расхождения, которые при поверхностном взгляде кажутся следствием “базовых” различий между полами, в действительности могут быть (частично или полностью) следствием сторонней, скрытой переменной, такой как социальные требования подчиняться гендерным ожиданиям или место во властной социальной иерархии, или могут перестать наблюдаться при расширении выборки49.

И все же исследователи могут интерпретировать результаты так, будто они отражают категориальные различия “Марс или Венера”, пишет Нельсон. Например, сравнение четырех стран по предпочтению риска у мужчин и женщин, работающих распорядителями активов, обнаружило только пограничные, случайные и несистематические различия. Даже при максимальном различии (которое наблюдалось в Италии) вероятность идеального совпадения темпераментов клиентки и фондового менеджера-женщины была только 38 %, по сравнению с 25-процентым шансом идеального совпадения, если менеджер – мужчина. Тем не менее авторы исследования заключают, что “клиенткам лучше подходят фондовые менеджеры-женщины”50. Как иронично замечает Нельсон, поскольку экономисты полагают, будто отношение к финансовым рискам может быть легко оценено с помощью нескольких простых вопросов, почему бы просто не спрашивать клиентов, чего они хотят? Это как если бы директор ресторана узнал, что женщины чуть чаще заказывают рыбу, а мужчины – стейк, и приказал бы официантам использовать пол клиента как ориентир, какую еду им подать.

Почему исследователи совершают такой концептуальный прыжок от малых средних различий к фундаментальному различию? Потому ли, что подспудно они согласны с теми, кто считает оба пола разными по своей сути? Нельсон пишет:

Приписывание (в среднем) различного психосоциального поведения (фундаментальным) половым различиям в гормональном функционировании и/или структурах мозга, которые далее объясняются как вызванные разным давлением отбора на тела с разными репродуктивными ролями, может быть найдено во многих исследованиях51.

Звучит знакомо, не так ли? С этим допущением, в свою очередь, легче упустить важные свойства приводимых данных: крайне малые половые различия в финансовых рисках и зависимость этих различий от того, кого опрашивали, какое было задание и каков социальный контекст. Как мы уже знаем, эти мелочи много значат для объяснений, к которым мы приходим. Если мы говорим, что “мужчины склонны к финансовым рискам, а женщины избегают рисковать”, то высокий уровень тестостерона у мужчин выглядит правдоподобной причиной этих различий. Но повторю уже заданные вопросы: как внушительные половые различия в уровнях тестостерона преобразуются в столь скромные поведенческие различия? Почему тестостерон способствует рискованному поведению мужчин, когда игра представлена абстрактно, а не в конкретном зарплатном контексте? Или когда ставки малы, но не всегда, когда они ощутимо крупные? Почему половые различия в уровнях тестостерона делают североамериканских мужчин более рисковыми, чем североамериканских женщин, но этот эффект не распространяется на чилийцев, мужчин мапуче, сангу, уинка? Почему уровень тестостерона побуждает мужчин продолжать надувать шарики, которые вот-вот лопнут, и при этом выбирать менее рискованные колоды карт?

Об этих вопросах нужно помнить, так как изучение связи тестостерона с финансовым риском идет полным ходом. Одно направление исследований стремится найти связь между склонностью к финансовым рискам и пальцевым индексом. Пальцевый индекс – это соотношение длины указательного пальца к безымянному, и в среднем он меньше у мужчин, чем у женщин52. Этот показатель популярен у ученых, потому что его легко измерить, и предположительно он отражает пренатальное воздействие тестостерона, хотя наличие адекватного подтверждения этому еще обсуждается. Один из исследователей, например, описывает пальцевый индекс как “гипотетический, еще недостаточно валидизированный маркер пренатального тестостерона”53. Но даже если это надежный инструмент для сравнения пренатального тестостерона между группами, он “может быть гораздо менее полезен” как индекс сравнения индивидов внутри группы, объясняет Герберт54. Это просто слишком “зашумленная” мера: все равно что использовать рост человека как показатель его питания в раннем возрасте, считая, что люди, которых хорошо кормили в детстве, в среднем выше тех, кто недоедал.

Но оставим все это в стороне: исходя из версии Тестостерона Рекса нетрудно понять, почему ученые заинтересованы в поиске корреляций между пальцевым индексом и склонностью к финансовым рискам. Традиционный взгляд на половые различия в мозге (как мы видели в главе 4) заключается в том, что высокий уровень тестостерона, вырабатываемого развившимися яичками еще не родившихся мальчиков, играет необычайно важную роль в создании “маскулинизированных” нервных цепочек. Эти нервные пути, особенно когда они активируются повышенным уровнем тестостерона в пубертате и во взрослые годы, являются основой сформированного половым отбором мужского поведения спаривания: например, борьбы с другими претендентами на самую уютную пещеру, охоту на опасную, но вкусную дичь, а сегодня, очевидно, это еще и покупки крайне рискованных акций биотехнологических компаний. Присовокупите к этим устаревшим постулатам тот, с которым мы познакомились в главе 5 (что рискованное поведение – стабильная маскулинная личностная черта), и длинная цепочка рассуждений будет завершена. Человек с низким, более типичным для мужчин пальцевым индексом будет иметь более “мужской мозг”, человек с более “мужским мозгом” будет более маскулинным, более маскулинный человек будет более рисковым, а более рисковый человек будет больше рисковать в финансовой сфере. И тот, кто, в соответствии со своим пальцевым индексом предположительно был более подвержен воздействию пренатального тестостерона, многие десятилетия спустя неожиданно оказывается склонен к решению: “Какого черта, я воспользуюсь 30-процентной вероятностью выиграть i доллар, вместо того чтобы точно получить 20 центов”.

Вы уже знаете из прошлых глав о слабости нескольких звеньев в этой цепи. Гипотеза, что ресурсы и статус (а следовательно, и склонность к риску и конкуренции) отличительно мужские заботы в борьбе за репродуктивный успех (и поэтому должны быть “встроены” в “мужской мозг”), была препарирована и признана несостоятельной в первой части книги. В соответствии с этим отказ от дихотомического мышления “состязательные самцы и застенчивые самки” в эволюционной биологии – это сдвиг в нейронаучном понимании пола и мозга. Представление о чистых, заданных тестостероном “мужских” нервных путях было заменено на идею более сложного, интерактивного взаимодействия факторов, из которого возникает “пестрая мозаика” мозговых характеристик. Это, в свою очередь, отлично сочетается с тем, что мы знаем о половых различиях в поведении. Они, безусловно, существуют, но опять-таки скорее как мозаика, чем категории. Зная все это, вы, возможно, не слишком удивитесь, что недавним метаанализам и крупному исследованию не удалось найти убедительного подтверждения связи между пальцевым индексом и другими предположительно подлинно мужскими чертами: агрессией55, поиском острых ощущений56, доминантностью, а также агрессивным и неагрессивным риском у подростков57.