Читать книгу "Тестостерон РЕКС. Мифы и правда о гендерном сознании - Корделия Файн"

Одним знаменательным вечером, за семейным ужином, я упомянула, что пришла пора кастрировать нашего молодого пса. Должна пояснить, что у моего старшего сына странный, недетский интерес к таксидермии. С того момента, как у нас появился бойкий любвеобильный пес, сын принялся рассуждать о том, что, когда тот умрет, он останется с нами не только в наших сердцах, но и в качестве изящного, напичканного формальдегидом чучела в гостиной. Для сына моя фраза о кастрации стала шансом не дожидаться того счастливого дня. В восторге отложив вилку с ножом, он воскликнул:

– Сделаем из его яичек брелок!

Последовали оживленные дебаты о достоинствах предложенной идеи.

Я делюсь сценкой из жизни семейства Файнов по двум причинам. Во-первых, я хотела бы привлечь внимание к тому факту, что я жестко отвергла предложение сына – в пику господствующим представлениям о феминистках как о женщинах, для которых нет ничего лучше, чем начать рабочий день, открыв кабинет связкой ключей с болтающимися на ней яичками.

Вторая причина – это полезная метафора. Пара яичек, свисающих со связки ключей, привлекает всеобщее внимание, если не завораживает. “Какой у вас брелок”, – говорили бы люди уважительно. И восхищались бы они не брелоком, а мной, поскольку эта деталь характеризует меня как личность. Твои идиосинкразии, сложности, противоречия, твоя похожесть и непохожесть на тех, кто не носит гениталии как брелок – все это отодвигается в тень. Ты человек с яичками на ключах.

И именно так привлекает и биологический пол. Мы зачарованы им, мы постоянно помним о нем. И зачастую это вполне уместно. В конце концов, пол – женские у вас гениталии или мужские – очевидно важен для размножения. Но категории пола также первичны в наших представлениях о социальном разделении. Когда рождается ребенок, его пол – обычно первое, что мы хотим знать о малыше, и это последняя демографическая информация, которую вы забудете о человеке. Возможно, поэтому неудивительно, что мы часто думаем о биологическом поле как о важнейшей силе развития, создающей не только два типа репродуктивных органов, но и два типа людей1.

В основе такого стиля мышления лежит знакомая эволюционная история (метко названная “биологическим обобщением” одним из ее самых ярых критиков, философом науки из Эксетерского университета Джоном Дюпре2). Как мы знаем, двое родителей человеческого детеныша вносят глубоко неравный вклад в чудо зарождения жизни. По моим грубым подсчетам, матери отводится почти вся жизнь неизбывной благодарности в ответ на пожертвование пухленькой яйцеклетки, около сорока недель полного пансиона in utero, многочасовые схватки и несколько месяцев кормления грудью. Но для отца, который к моменту рождения не дал ничего кроме единственного сперматозоида, быстрый кивок признательности может показаться вполне достаточным. Это фундаментальное половое различие в биологических затратах на ребенка означает, что в нашем далеком прошлом пол требовал разной жизненной стратегии для достижения репродуктивного успеха. И это самый важный аспект – даже сама суть – эволюционной бухгалтерии. Минимальное вложение мужчины в ребенка означает, что он может получать потенциально огромные репродуктивные выгоды от секса со многими женщинами, предпочтительно молодыми и фертильными. Для женщины все не так. В первую очередь ее сковывает доступ к ресурсам, необходимым для заботы о биологически дорогостоящем отпрыске.

Итак, различные версии этой всем известной бухгалтерии поддерживаются в подтипе естественного отбора, называемом половым отбором, – возникающим из преимущества в размножении3, которое иные люди имеют над другими. В результате сформировались разные “сексуальные” характеры. Мужчины эволюционировали в распутников, рисковых и напористых, так как эти качества лучше всего позволяли им накопить материальные и социальные ресурсы, привлекательные для женщин, и обратить сексуальный интерес в репродуктивный доход. Мужчина мог существовать вполне сносно, оставаясь при одной женщине, но хорошие парни никогда не срывали репродуктивный джекпот. Для женщин, с другой стороны, такого рода хищное стяжательское поведение оборачивалось скорее потерями, чем приобретениями. Некоторые авторы полагают, что в процессе эволюции у женщин развилась стратегия интрижек с генетически превосходными мужчинами – это происходило в фертильную фазу менструального цикла, а цель состояла в получении“ хороших генов”4. Но доисторические женщины, чаще всего передававшие свои гены, были не склонны к риску: они заботились о своем драгоценном потомстве и не тратили силы на погоню за любовниками, богатством и славой.

Все это кажется холодной, бесстрастной и бесспорной эволюционной логикой. Феминистки могут сколько угодно бранить патриархат и злобно трясти брелоками из яичек – им не изменить основополагающие правила размножения. Им также не изменить каскад последствий этих правил для мозга и поведения современных людей. Эти последствия затронули, как нам постоянно говорят, даже занятия, находящиеся за пределами самых диких фантазий наших предков – например, выращивание клеточных культур в научной лаборатории или путешествие на жуткой скорости в металлической трубе на колесах. Взгляните, например, как психолог Гейсберт Стут из Университета Глазго объясняет гендерное неравенство в сфере науки, технологии, инженерии и математики: