Читать книгу "И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности - Эдвард Слингерленд"

И бедной обезьяне, и замученному юристу стоило бы подражать ласточке, “мудрейшей из птиц”. В “Чжуан-цзы” читаем: “Когда взгляд ее останавливается на месте, негодном для нее, она больше не смотрит на него. Выронив корм из клюва, она оставляет его и улетает прочь. Она боится людей, но селится рядом с человеческим жильем и вьет гнезда у алтаря духов плодородия”. Мудрец похож на ласточку, он живет среди людей, но не связывает себя вещами, которые могут оказаться ловушкой. Если быть честным, мудрец любит “корм” так же, как и любой другой человек. Он просто не хочет терять свою жизнь, пытаясь подобрать потерянное – то, что упало, мудрец оставляет лежать. “Настоящие люди древности спали без сновидений, просыпались без тревог, – говорит Чжуан-цзы, – всякую пищу находили одинаково вкусной, и дыхание в них исходило из их сокровеннейших глубин”. Это противоположность погрязшим в “малом знании” “обыкновенным людям”. Они “дышат горлом”, “скромные и уступчивые”, говорят “сбивчиво и с трудом, словно заикаются”. Чжуан-цзы жалуется:

Не знаю, является ли на самом деле счастьем то, что люди нынче почитают за счастье. Вижу я, что счастье в мире – это то, о чем все мечтают, чего все добиваются и без чего жить не могут. А я и не знаю, счастье ли это, но также не знаю, есть ли это несчастье. Так существует ли на свете счастье? Для меня настоящее счастье – недеяние (у-вэй)… Хотя в мире в конце концов нельзя установить, где истина, а где ложь, в недеянии можно определить истинное и ложное. Высшее счастье – это сама жизнь, и только недеяние позволяет достичь его.

У-вэй в “Чжуан-цзы” выступает состоянием абсолютного спокойствия, гибкости и открытости. В отличие от негибкого сознательного мышления, оно может “определить истинное и ложное”, потому что заранее не разделяет их. Пребывание в состоянии у-вэйможно сравнить с положением неподвижной точки в центре, откуда можно отвечать на любые изменения, любые события. “Там, где «это» и «то» еще не противостоят друг другу, находится Ось Пути, – сообщает текст. – Постигнув эту ось в центре мирового круговорота, обретаем способность бесконечных превращений: и наши «да», и наши «нет» неисчерпаемы”. Другой полезной метафорой является превращение ума в зеркало:

Соединись до конца с Беспредельным и обрети свой дом в бездонном покое. Исчерпай то, что даровано тебе Небом, и не желай приобретений: будь пуст – и не более того. У Высшего человека сердце что зеркало: оно не влечется за вещами, не стремится к ним навстречу, вмещает все в себя – и ничего не удерживает. Вот почему такой человек способен превзойти вещи и не понести от них урона.

Зеркало отражает то, что перед ним, и если изменяется предмет, изменяется и зеркало. Оно не “удерживает” прошлое и не предсказывает будущее. Оно просто ждет – пустое, пассивное и принимающее. Так выглядит мышление, открытое миру, управляемое непосредственно бессознательным и источающее мягкое, но могущественное дэ.

В конце концов, “Чжуан-цзы” – это текст о личном у-вэй, о том, как научиться жить свободно и легко. На первый взгляд, вы можете ничем не выделяться и работать поваром или собирать налоги, но внутри вы будете другим, потому что вас направляет телесное, чувственное мышление, а не рассудок. Этот идеал описывается так: “Небесное – внутри, человеческое – вовне”. Это отчасти похоже на идеал, выраженный в Евангелии от Иоанна: быть в мире, но не от мира. Как и первые христиане, Чжуан-цзы не предлагает политического учения. В отличие от Лао-цзы, он не хочет превратить Китай в россыпь изолированных друг от друга деревушек.

Скорее всего, дело в том, что Чжуан-цзы не верит в готовые рецепты того, как стоит жить. Однако некоторые считают это главным недостатком подхода Чжуан-цзы: он абсолютно эгоистичен, сосредоточен на индивидуальном духовном совершенствовании и личном счастье. Питер Сингер точно сказал бы пару едких слов о последователе Чжуан-цзы, который не планирует бороться с бедностью, страданием, угнетением и социальным неравенством. Чжуан-цзы, похоже, принимает политический и социальный статус-кво, просто давая нам способ успешно сосуществовать с ним.

Однако в тексте есть намеки на более широкую общественную гармонию и, возможно, даже перемены в обществе, которых можно достигнуть, если состояния у-вэй достигнет достаточное число индивидов. Хотя Чжуан-цзы стремился направить силу дэ на сглаживание социальных противоречий, в его понимании оно, очевидно, было способно притягивать людей. Во втором диалоге Конфуция и Янь Хоя успех последнего в “забывании всего” (достижении полного спокойствия и освобождении от самомнения) заставляет даже великого Конфуция заявить, что он готов стать учеником Янь Хоя.

(Похожий мотив звучит в истории об Уроде То, который “был так уродлив, что мог бы напугать кого угодно”. Несмотря на это, его дэ было так могущественно, что правители умоляли его быть советником, мужчины боролись за то, чтобы стать его другом, а женщины были готовы отказаться от надежд на брак, лишь бы получить шанс стать его наложницей. И все оттого, что этот персонаж “всегда лишь соглашался с другими – и не более того”.)

Текст также предполагает, что дэ может привести к переменам, прямо влияя на ценности других людей. Если вы искренне лишены своекорыстия, то можете помочь другим достичь того же. В “Чжуан-цзы” читаем о человеке, которому по случаю столкновения с законом отрубили ногу (в древнем Китае не мелочились с наказаниями), и о том, как его изменила встреча с неким наставником-даосом. До встречи с учителем бывший преступник искал неприятностей, ввязывался в драки, обозленный на весь мир. Проведя некоторое время в обществе учителя, он, однако, обрел душевный покой. “Учитель, – объяснил он, – очистил меня своей добротой”.

Мысль в том, что душевное спокойствие мудреца настолько могущественно, что может слиться с внутренним миром окружающих. Просто пребывая рядом с ним, вы почувствуете себя лучше и легче достигнете у-вэй. Хотя видение Чжуан-цзы не откровенно политическое, оно дает возможность изменить мир по одному человеку за один раз. Там, где дэ правителя из “Дао дэ цзин” привлекает всех разом к естественности, мудрец из “Чжуан-цзы” распространяет свое дэ путем личных встреч. Тот, кто контактирует с ним, изменяется и начинает менять других. Это похоже на социальное заражение: знакомый психологам, социологам и врачам эффект, при котором поведение или качества – ожирение, курение, злоупотребление алкоголем, депрессивные состояния – начинают передаваться по социальным сетям, достигая людей, отстоящих до трех рукопожатий. То есть депрессия у конкретного человека может вызывать депрессивные состояния у людей, которых он в глаза не видел, тех, кто просто общается с друзьями его друзей. Идеал Чжуан-цзы – это такой мир, где все спокойно достигают естественности, свободно взаимодействуют друг с другом, но всегда возвращаются к собственному пути, как рыбы, “забывающие друг о друге в просторах многоводных рек и озер”.

Какой привлекательный образ! Вообще “Чжуан-цзы”, по-моему, – самая глубокая и красивая из книг. В мировой литературе ей нет равных в изысканности, знании природы человека и чистом таланте. Близко стоит лишь Ницше, однако мрак и надвигающееся безумие затмевают его пьянящий гений. На этом фоне здоровый оптимизм Чжуан-цзы предстает в выгодном свете. Увы, и Чжуан-цзы не избегает парадокса у-вэй.