Читать книгу "Далеко от Земли - Павел Комарницкий"

Инмун сидел в гравикресле неподвижно, словно изваяние, являя собой образец несгибаемого родителя, стойко переносящего любые удары судьбы. Иллеа, напротив, ни малейших попыток обуздания собственных чувств делать явно не намеревалась.

– А что тут рассказывать? – Вейла чуть улыбнулась. – Я люблю его, мама. И он меня.

– Замечательно, просто замечательно, – вне сомнения, Иллеа постаралась вложить в сказанную фразу весь сарказм, имевшийся в наличии, но голос дрогнул, и подлинного убийственного сарказма не получилось. – И что дальше?

– Мама, у тебя же где-то был телепатор? Включи и не нужно будет лишних вопросов.

– Я бы хотела услышать вразумительный ответ, не прибегая к копаниям в мозгах девицы, очевидно не совсем здоровой, – в голосе матери звякнул металл. – Итак, ты любишь его, он тебя. Ваши дальнейшие планы?

– Планы? – девушка светло улыбнулась. – Вот возьму и выйду за него замуж. Как там правильно-то… «зарегистрирован брак гражданки Рязанцевой»… Белое такое смешное одеяние. И кукла на передке смешной такой тележки с колёсами.

– Что?! – Иллеа даже поперхнулась от возмущения. – Что?!!

– Ну а какой ответ ты желала бы услышать, мама? Очевидно, наша Служба Соединённых Судеб откажется соединить наши судьбы по законам прекрасной Иноме.

– По-моему, ты уже хамишь матери, – вмешался наконец Инмун.

– Прошу прощения, папа. Но в самом деле – какой ответ устроил бы вас? Что я наигралась с этим парнем, пора и за ум браться?

– Ты… ты… Зоофилка! Моя дочь – зоофилка!

– Спасибо, мама.

– Подожди, мать, – Инмун поднял руку. – Буйством эмоций тут ничего не возьмёшь. Ну хорошо, предположим – я говорю, предположим! – Инбер плюнул на ситуацию и не стал вызывать эвакуаторов. И осталась ты жить-поживать на Иннуру со своим возлюбленным аборигеном. Интересная профессия, серп, мотыга… ах, да, ты же служишь в организации, клепающей космические аппараты! Раритеты, тскзть. И пусть здесь, на Иноме, рассветы сменяются зноем, а ливни ночными туманами… что тебе отныне до этого? Здесь день да ночь, и опять день, а там, на Иннуру, – сплошное безоблачное счастье… и дети не мешают опять же… какие дети могут вообще быть в межвидовом сожительстве?

Вейла до боли закусила губу.

– Я мог бы сделать ещё более фантастическое предположение, – невозмутимо продолжал Инмун. – Скажем, что вам удалось совместно прожить двести дней и ночей… сколько это по тамошнему счёту… да, где-то около семидесяти лет. И вот наконец твой любимый абориген упокоится, ты же ещё будешь достаточно крепка. И когда там, на дикой планете, ты начнёшь подводить итоги жизненных свершений…

– Прекрати!!!

– …когда начнёшь подводить итоги – что у тебя будет в итоге?

Пауза.

– Только я не стану делать такого совсем уж фантастического допущения. Всё закончится раньше. Возможно, гораздо раньше. Тут мать сгоряча кинула тебе обвинение в зоофилии. Это преувеличение, конечно, – всё-таки аборигены Иннури существа разумные. Насколько именно разумные, это уже другой вопрос… Однако факт остаётся фактом – они похожи на нас только внешне. Ничего особенного, обычный результат работы биологической конвергенции. Рыбы ведь тоже похожи…

– При чём здесь рыбы?!

– Верно. Оставим рыб в покое. Подумай лучше о себе. Тебе известна сказка о Снегурочке? Это такая девушка, персонаж иннурийского фольклора…

– Папа…

– …она не могла выносить повышенных температур, совершенно верно, – всё тем же ровным тоном продолжал отец. – Здесь мы будем иметь, скажем так, зеркальный сюжет.

Инмун чуть наклонился вперёд.

– Он ещё не искалечился, прости за грубость, засовывая тебе? Ничего, всё впереди. Не в сотый раз, так в трёхсотый. Когда-нибудь да не убережётесь. Или ты намерена искалечиться сама, пребывая постоянно в гипотермальной фазе?

Пауза. Долгая, очень долгая пауза.

– А ты, оказывается, можешь быть очень злым, папа, – выдохнула Вейла. – Ну так вот… Я не знаю, как это будет. Я знаю только одно. Я его не брошу.

* * *

Потоки воды, низвергавшиеся с небес, будто светились изнутри мерцающим голубым светом, не угасавшим ни на мгновение, – молнии били непрерывно, и шум ливня разбавлял рокочущий гром, перекатывающийся из края в край иномейского неба.

– Вейла…

Девушка, вздохнув, оторвалась от созерцания буйства стихий, царящего за прозрачной стеной.

– Входи, Ноан.

Мальчик, стоявший на пороге, медленно подошёл, прижался к сестре. Вейла прижала голову брата к груди, взъерошила волосы.

– Трудно тебе, Ве?

Она вновь вздохнула.

– Трудно, братик…

Пауза.

– Ты так сильно любишь его?

Девушка молча перебирала волосы брата.

– А ты знаешь что? Ты приведи его к нам в дом… Избранника ведь приводят в дом.

Несколько секунд Вейла озадаченно разглядывала мальчишку.

– Не, я без шуток… А чего? Или он совсем не может переносить наш климат?

Глаза девушки вдруг вспыхнули.

– А ведь ты прав, Но. Это будет ударный ход. Время Ливня заканчивается, жара спадает. Вот возьму и приведу!

– Вот возьми и приведи! Я буду на твоей стороне, Ве. Всегда и до конца.

– Спасибо, братик! – сестра поцеловала мальчишку в нос.

Телефон-автомат испускал длинный заунывный гудок, словно скулил, жалуясь на жизнь… Я усмехнулся. Вот, пожалуйста – вольный бег ассоциаций пошёл, натурально по Фрейду.

Короткие сухие очереди – набор номера. Сейчас… вот сейчас я её услышу…

Щелчок – наконец-то телефонная станция соизволила установить соединение.

– С вами говорит автоответчик, – откликнулась трубка таким родным голосом, что у меня защемило сердце. – Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала.

– Оставляю сообщение после сигнала, – я чуть улыбнулся в микрофон. – Я скучаю по тебе. Вот так вот.

Повесив трубку, я некоторое время бездумно разглядывал стекло – единственное уцелевшее стекло в будке. На грязной прозрачной пластинке губной помадой было изображено проколотое стрелой бубновое сердце с сопроводительной надписью I love you – вероятно, дабы исключить неверную интерпретацию сюжета картины неподготовленными зрителями. Вейле надо в коллекцию, у неё уже огромная коллекция наскальной живописи здешних аборигенов подобралась…