Читать книгу "Детонация - Василиса Раса"

Командующий выругался ожидаемо неприлично. Устало опустился на уехавший во время драки (ладно, надо быть честным с собой — во время избиения младших по званию) в другой конец коридора диван. Бросил взгляд на часы над разбитым постом.

Четыре с половиной часа.

Прикрыл сухие слишком глаза. Через мгновение с тихим щелчком открылась операционная.

* * *

Удушливая темнота выламывает плечи, смердит отвратительной вонью, гулкие голоса за глиняной стенкой хижины лают отрывисто и гадко смеются.

Пить. Разлепить глаза страшно. Да и что я увижу — бугристую морду охранника? Это в лучшем случае. И всё же нужно смотреть страху в глаза, а не отворачивать от него свои нежные очи. Лучше я буду бороться и отключусь, сопротивляясь, чем позволю себе остаться в сознании.

До сих пор не могу поверить, что нас продал капрал миротворцев. Мы ведь были у него не впервые. Милый мальчик. Картавый, в веснушках, северянин. Веселый такой, с цепким взглядом. Я всё думала, какой он внимательный, всё-то он подмечает. Безопасно, значит, с ним рядом будет. Надёжно.

Терпеливо дождался, пока мы доснимаем репортаж в столице Лакры. Мы были на спокойной земле. Там, где уже не стреляли. А потом вместо военного аэродрома высадил нас саредам, что ждали его на дороге, и оставил. Запросто. Они просто молча кивнули друг другу и разошлись. А нам под дулами восьми автоматов связали руки и ноги, привезли в какой-то посёлок и затолкали в низкую хибару, слепленную из навоза и глины, с соломенной крышей.

Сопротивление было бессмысленным и, наверное, напрасным. Но кто из нас троих смог бы смириться и просто ждать в неизвестности? Мальчишки, оказывается, неплохо умеют драться. Но что они могли бы против толпы вооружённых, голодных и злых мужиков? Да и стоило добраться до меня и швырнуть на колени, характер драки неуловимо изменился, я даже не могу сказать чем. Но я в этом раскладе точно была лишней, заставляя ребят отвлекаться, оглядываться и… пропускать. Что могла я? Только брыкаться, кусаться, отбиваться ногами? Почему нас просто не убили?

Когда мне в последний раз доставалась хоть капля воды? Губы жгло, они кровоточили и болели. Вывернутые локти затекли и мучительно онемели. Я почти не чувствовала границ своего тела — оно казалось несоразмерно большим, надутым. Нужно пытаться шевелить хоть чем-то, иначе на следующую попытку борьбы не останется шанса. Но это чудовищно, ослепляюще больно.

Открыла глаза, ну как открыла — разлепила, как позволила запекшаяся кровь, — всё было ужасно.

Маленькая, грязная, тёмная хижина с земляным полом была почти круглой. Точно напротив, на куче соломы в страшно изломанной позе, — Дилл. Он держался один еще минуты три, после того как, пробив тонкую стенку спиной, осел без сознания Бобби, получив в подбородок прикладом.

Мои связанные ноги упирались скрюченному Бобби в живот. Светлые кудри его наполовину были в застывшей крови. Жужжали и ползали мухи. Воняло навозом и какой-то немыслимой дрянью. Как бы мгновенно умереть, и всё. Сразу — никаких больше мучений. Или смерть — это удел слабых? Сильные борются, пока живут, а пока живут — не сдаются?

Кто ты, Каррия, из которых? Сможешь ли ещё продолжать и на которой из пыток сломаешься? И ты ведь знаешь, какую из них пережить точно не сможешь? И что тогда?

Диллан напротив тихо, сдавленно стонет. Бобби дёрнулся, и я вижу, что у него почти развязаны руки.

Дрэк! И что дальше? Всё бессмысленно. Мы в дрэковой пустыне. Без оружия. Без транспорта. Без связи. И никто, наверняка никто не знает, где нас искать. Да, скорее всего, и не ищет.

С тех пор как остались одни, с Мэрин мы почти не общались — сначала слишком болезненно было. Потом некогда. Теперь вот и не получится больше. Даже жалко. Мэрин останется с нашим проклятьем одна — и бремя понесут её дети. Судьба. Ничего не попишешь.

Бобби медленно развязывал, шевеля только пальцами, узел на моих щиколотках. Всё равно я вряд ли смогу ходить после такого удара в живот. Даже воздух в грудь проникает с чудовищной болью.

Я пыталась подать оператору знак, чтобы бросил, не тратил на меня время, занялся лучше своими верёвками или Диллом, но слова даже не шипелись отёкшим лицом.

В этот миг в хижину шумно ворвались люди, заслоняя тусклые крохи света. Смрад. Почему я чувствую этот убийственный смрад? Нос давно уже не должен работать. Охранника оттеснили. Кто-то вздёрнул Бобби на ноги, тыкал ему в лицо пальцами, возмущённо что-то кричал. Кто-то замахнулся прикладом, но говоривший того резко одёрнул, и Бобби обречённо выдохнул. Дилла пнули в живот, тот взвыл от боли — очнулся. Его тоже подняли. Но на ногах парень самостоятельно стоять так и не смог. Прислонился к тоненькой рыже-коричневой стенке.

Скоро этот ужас дойдёт и до меня. Вот, и точно…

Тянут за ноги по полу. Кто-то хватает за волосы, принуждая поднять голову. Бобби не сдерживается и обнаруживает свою неожиданную свободу.

Зря, мой решительный защитник. Всё это зря. А Дилл просто падает, не удержавшись в сознании. Скоро Бобби отправится за ним следом, скоро я получу следующую порцию омерзения и чудовищной боли. Скорее бы. Спасительное забытье пришло бы скорее… Ну же!

— Карри! Проснись, детка! Карри! — Мэрин сильно трясла меня за плечи. — Тебе опять приснился кошмар, — и вдруг добавила, как в детстве, нежно: — Эй, открой глазки. — Мокрой щеки ласково коснулась рука. Боже мой. Я же дома!

Распахнула глаза. Мэрин! И вцепилась в сестру звериной хваткой.

— Я люблю тебя. — Сестра гладила меня по спине и покачивалась со мной вместе. — Всё в порядке. Ты в безопасности. Всё уже в полном порядке.

Стиснула зубы и беззвучно тряслась, тщетно гоня пережитый ужас к дрэку, прочь. Он поселился во мне опять. Пустил свои щупальца, пророс внутрь, заявил о своей на меня власти.

— Три года прошло, солнышко. Это всё давно в прошлом.

Я тоже так думала. Да только ни капельки это не в прошлом. Мой персональный кошмар. Моя дрэкова память. Не хочу её. Как стереть? Как оставить?

— Как оставить? — дрожа спросила у Мэрин.

— Надо думать о чём-то другом. Подчинить мысли иному. Ты сможешь. — У Мэрин всегда были рецепты от всего на свете. И плевать, что кто-то считает её занудой. Мне жутко хотелось, чтобы они работали. Пусть хотя бы и только для меня. Меня это устроит. Поддержит. И, может быть, сбережет.

— Помоги мне, — прошептала в её плечо.

И она помогала. Каждый день, с тех пор как я очнулась в больнице, сестра была рядом. Мы не виделись с той самой поездки. А до этого еще, наверное, полгода. И, боже, как же мне, оказывается, её не хватало!

— Давай сходим к гипнологу, прошу тебя. Они блокируют это всё, и ты просто забудешь, — в сотый, наверное, раз убеждала меня Мэрин.

— Не хочу, — кажется, я вела себя как ребёнок. Мне можно. У меня посттравматический синдром. И ещё какое-то страшное слово. — Нет, не будем. Неизвестно, как это отразится на моём контроле. К тому же из памяти эти вещи всё равно никуда не уйдут, их просто посадят в клетку. А чья воля окажется сильнее, моя или специалиста, — это только опыт покажет. Что, если это будет грозить неконтролируемым прорывом? Что, если…