Читать книгу "Zевс - Игорь Савельев"

Леша растерянно влетел в объятья, не зная, как отвечать на местные обычаи.

Кирилл шагал уверенно.

Он уже умел целоваться как надо.

XII

На самом деле, Леша еще в Москве заметил, что с Кириллом что-то неладно.

На самом деле, он вышел покурить. В номере также творилось неладное. На столиках у обеих кроватей стояли пепельницы, но при этом красные полосы на картинках перечеркивали сигарету, поданную столь же схематично, как когда-то на табличках в «Икарусах». Был балкон, но не было двери на балкон. Париж не поддавался пониманию, отстранялся, как ребенок, который не желает идти на руки к чужому человеку. Недоверие. И в Шереметьево. И раньше. Черт возьми, да он видел это с первого дня!.. Кирилл внешне безропотно подчинялся – в сауну так в сауну, футбол так футбол, – но именно что подчинялся. Как будто бы со вздохом делал то, что заставляют. А в его чистейших глазах, за каким-то смирением, читалось порой спокойное очень: откуда ты взялся на мою голову, что тебе от меня нужно?..

А может быть, и правда – дружбы должны оставаться в своих эпохах. Незачем тащить школьные в студенчество, и так далее, силком, и видеть катастрофы человеческих тел, интересов, мыслей…

Нет, Леша так не считал. Не мог считать. Согласиться с этим – означало выброситься на необитаемый остров, в столичную жизнь, одному, как Робинзону, и мастерить себе эмоциональные «протезы» с таким же энтузиазмом, как… Что он там, млять, мастерил? Лодку? Корзины и глиняные горшки?..

Леха хотел со злостью стрельнуть окурком, но в последнюю секунду решил, что это все-таки по-свински. Повертел головой, проводив глазами стаю бешеных мотоциклистов, вспарывающих воздух сочным треском. Но урны не было.

В ближайшие полторы минуты он терпел легкое коммуникативное бедствие.

Увидев сомнения Леши, который так и искал упорно урну, озираясь, из стеклянных дверей отеля выглянул служащий. Высокий негр, с почти гепатитными белками глаз. Еще Леша заметил, что внутренняя сторона его губ, едва видимая, но все же видимая, была какой-то прямо-таки интимно розовой и оттого неприятно притягивала взгляд… Негр стал говорить (увы, Алексей почти не знал английский) и порывисто бросать вниз руки, повисавшие, как лианы. Разбирались долго. Это Литовченко потом, на досуге, объяснит: здесь не ставят пепельниц у входов, бычки надобно кидать прямо на тротуар. Проще подметать, чем потом чистить пепельницы. Отделять вечный кварцевый песок от пепла.

Леша обижался. Не показывал виду, конечно, да он и почти даже не признавался себе, но – обижался. Что он – слепой? Не видит? С первого же дня их нового общения Кир считал Лешу… как бы это сказать… хуже себя. По крайней мере – не равным. Ну да. Он это отчетливо запомнил с первого своего посещения семейного гнездышка. Тогда только начали разворачиваться баталии чемпионата Европы, и он пришел – искал по падкому на рекламы «атласу с каждым домом» – обвешавшись бутылками, а Яна как бы пошутила. Едва были представлены друг другу. Игриво бросила Кириллу (как всегда играют на публику супруги, заставляя подозревать недавнюю ссору): «А ты говорил, что пьешь только сухое красное и односолодовый виски». Кирилл шутил ей в тон. Что-то в духе: «Я женился на тебе обманным путем». Тьфу. Аристократы сраные. Шутки шутками, а Киру как будто и правда было чуть-чуть неудобно, стыдно – за это народное пиво… За этот народный футбол. За то, что у него такой друг.

Леша, конечно, распалял себя, но он прямо увидел сейчас это явление «бедного родственника» в их налаженной жизни. Ну да. Конечно. Казанский гопник. Человек без определенного места жительства (какую-то бумажку он купил, о регистрации на неведомых проспектах, по объявлению в метро) и без определенного рода занятий, что, кажется, в глазах Кира было еще большим преступлением. В светлых, как у эсэсовца, глазах, которые обычно холодно-ничего-не-выражали, Леша иногда читал… упрек? Ну да. Конечно. Кир же даже несколько раз почти вслух, почти сожалел, что он, Леха, «бросил авиацию». Ага. Тоже мне… Можно подумать, что он, Леша, прямо-таки шагал к вершинам технической мысли, а потом спился, скололся и жопой пошел торговать. Бред… Можно подумать, что он, Кирилл, куда-то там шагал. Что он тут, примеряя мантию, забыл, как все они оказались в авиашке? Кто, когда шел в нее за высокими целями? Просто в их городе это считалось самым «мужским» высшим образованием. После него хоть в компьютерщики, хоть куда…

Леша мешал. Черный «Ситроен» с черно-белым же табло «taxi» неловко притирался куда-то к тротуару или даже на тротуар. В стеклянных дверях уже маячил негр, готовый нести чемоданы.

А уберут! За неимением, опять же, урны Леха сплюнул на тротуар, отойдя в сторонку, чтобы не мешать тучным дамам выбираться из такси. Немкам, судя по речи.

Ну да. Он, Леха, гопник. Он, Леха, не авиаконструктор. Он вообще чмо какое-то. Да! Да! Не надо «держать лицо», невозмутимое, как и делал собственно Кир все последние месяцы. Тоже – чужой аристократизм, подсмотренный, что ли, в забугорном кино. Мы об этом не говорим, мля… Еще как говорят. Наверняка же говорят. Наверняка рассказал все своей обожаемой Яне. Леха сразу это почувствовал, когда, опять же, пришел смотреть этот чертов футбол. «А у тебя телевизора нет?» Нет, конечно. Так она не могла сказать. Он что-то явно путал, но смутное ощущение, как послевкусие от незаданного вопроса, осталось. Нет, конечно. Нет в его каморке никакого телевизора. Но как будто он из-за этого приехал!..

Да, он, Леха, живет в общаге коридорного типа. Снимает комнату. Можно подумать, что Кир жил бы как-то по-другому. Не женись он на москвичке с квартирой. Да еще и с таким отцом, или кто он ей – отчим? – да хрен их там разберет.

Нет, Кир, конечно, любил Яну. По-настоящему. Леша это видел. Кир даже не особо хотел ехать, мрачный сидел в Шереметьеве, а тут, пока затишье – только и делает, что болтает с Яной по скайпу… Wi-Fi в этом центре европейского шика – только внизу, в холле, как это ни странно. Так Кир берет ноутбук, обвешивается проводами с ног до головы, натурально (кроме наушников – еще и все прочие, аккумулятор не тянет), шагает в холл, садится в уголке на кресло и о чем-то шепчется, шепчется… Как будто в ссылку прибыл.

Нет, Кир, конечно, любил Яну, а уж она его… Видимо, потому-то она и приняла Леху в штыки с первого же дня: как будто он своим явлением покусился на то, что принадлежит только ей.

Нет, Кир, конечно, человек хороший, верный. И Леха его сильно, по-дружески любит. Но тем больнее какие-то моменты…

Однажды Кирилл сказал почти вслух. Нет, конечно. Так он не мог сказать. Но смутное ощущение… Как же на самом деле? – Леша напрягся, но так и не смог вспомнить. Тогда они сидели пьяные. Кир, как это часто бывало, разглагольствовал. Избыток алкоголя так на него действовал: он или начинал болтать, и в этом потоке сознания было трудно нащупать дно, или замыкался в каких-то своих мыслях… Так вот. «Нельзя дружить только с теми, кто лучше тебя». Это было сказано в пространство, философски так и даже лицемерно. Ну, конечно, во-первых, в какой-то другой, более «политкорректной» форме, а во-вторых, сказано как бы по отношению к кому-то другому… И даже не «как бы». Они действительно, кажется, вяло обсуждали прошлое, настоящее и будущее каких-то казанских людей. (Пьяные мужики – ужасные сплетники.) Но Кир, конечно, проговорился. И для Лехи это была пощечина, он понял не сразу – минуты через две: крепкий алкоголь замедлял, притуплял и вообще будто стягивал его «резиновое» лицо куда-то к носу.