Читать книгу "Душевные омуты - Джеймс Холлис"

Глава 9. ЧТО ТАКОЕ «ПРЕОДОЛЕТЬ» И «ПЕРЕЖИТЬ»

Вникни в свои мысли и чувства… там живет всемогущий властелин, неизвестный мудрец, имя которому — самость.

Фридрих Ницше

Истина всегда там, где труднее.

Фридрих Ницше. «Преображение» человека

Если пересечь границу между Северной Каролиной и Вирджинией, можно попасть на трассу, проходящую вдоль большой болотистой низины, которая носит довольно звучное название: «Великая Непроходимая Топь»; местные жители называют ее короче — просто «Большая Топь». Довольно интересно ехать на машине по скоростной трассе, проложенной через трясину, источающую миазмы, но ни один человек, по крайне мере, из моих знакомых, не захотел остановиться на обочине. Некоторые читатели этой книги, наверное, подумают: «Да, но как же нам избежать этой трясины?» Прекрасно понимая суть этого вопроса, я призываю читателей вернуться к началу книги и прочитать ее заново.

Дело в том, что когда нас затягивает в эту трясину, а время от времени это происходит, мы фактически лишены выбора. Нам хотелось бы верить, что при нравственной и честной жизни нас обязательно ждет спасение. Но вспомним Иова и послание Екклезиаста. Нет морального договора, который мы могли бы заключить с Вселенной. Мы, «исполнители»[68], можем вписать в этот договор все свои тайные надежды и чаяния, но «заказчик» отказывается подписываться под этими тайными помыслами. Мы можем также думать о том, что, честно и тщательно проанализировав нашу жизнь, мы покорим высокую вершину и построим на ней замок. Однако мы убеждаемся в тщетности наших героических усилий и, несмотря на них, скатываемся вниз, в хорошо знакомую нам трясину. Великие ритмы природы, смена времен года, приливы и отливы, судьба и рок, а также ритмичные изменения, происходящие в нашей психике, — все это влияет на нас гораздо больше, чем усилия воли.

Психологическое развитие действительно может дать определенный инсайт, некую коррекцию поведения, а иногда — и мудрость. Но осознание происходит гораздо скорее при периодическом погружении в трясину, а затем — в процессе работы над собой, когда мы увидим, что лишь выстрадав испытания, посланные нам жизнью, мы можем обнаружить смысл, скрытый в глубине трясины. Но, конечно же, самый серьезный ущерб, который мы можем себе причинить, — это приговорить себя остаться в глубине омута, будто пребывание там имеет для нас первостепенное значение, словно мы знаем, что нам с ним делать.

Пребывая в состоянии тревоги, я могу еще больше ее усилить, если стану строго себя осуждать или, что еще хуже, заражать своей тревогой окружающих, делясь с ними мрачными предчувствиями и обвиняя себя во всех грехах. Человек, идентифицирующийся со своей травмой, продолжает пребывать в состоянии тупика: «Я человек неполноценный, так как испытываю приступы тревоги. Так всегда было и будет. Я ни на что не годен, и у меня нет никакой надежды на исцеление».

Подобные мысли очень характерны для детства, — настолько легко нас может уязвить мнение окружающих, а потому в любом из нас глубоко сидит эта заноза — «мысль о зависимости». Став взрослыми, мы вынуждены осознать, что такие состояния наступают независимо от нашей воли или сознательных намерений, что они преходящи и совершенно неизбежны. А главное, что их можно «держать при себе» и вместе с тем преуспевать в жизни. Если я испытываю тревогу, значит, я испытываю тревогу. Я по-прежнему живу своей жизнью, решаю свои задачи. Уолт Уитмен сказал: «Разве я себе противоречу? Хорошо, я себе противоречу. Значит, я такой сложный и разносторонний»[69]. И так считаем мы все.

Чем скорее у меня сформируется такое убеждение, тем меньше я причиню ущерба своему ощущению Я. Многие люди чувствуют свою «особость» из-за того, что они пережили в глубине омута, не подозревая о том, что их соседи пережили нечто подобное. Некоторое время спустя, внутренне смирившись со своим периодическим погружением в «глубоководный мир», мы сможем расширить мир своей души и охватить полярности жизни; это и называется мудростью. Мудрость приходит через ассимиляцию страданий, которая развивает личность и создает простор для человеческой души.

В описании комплексов, которое приведено выше, отмечалось, что их можно сравнить с поведением людей с расщепленной психикой, а также с психосоматическими состояниями, обусловленными расщеплением индивидуальной истории человека и содержащими аффективную энергию, которая в любой момент может вылиться в бессознательное, рефлекторное поведение. Можно немало огорчиться, увидев, как много наших мыслей и поступков обусловлено нашим ранним развитием и не подконтрольно нашему сознанию. Осознавая такие внутренние проблемы, жить непросто. Как старая кляча на мельнице, освобожденная от хомута, мы по-прежнему будем тоскливо и безостановочно брести по кругу. Различие между нами и ломовой лошадью заключается в нашей способности к воображению. Как мы уже видели, каждому комплексу свойственно расщепленное мировоззрение (Weltanschauung). Мы обретаем его, находясь во власти комплекса, т. е. под воздействием активизированного энергетического кластера. Это мировоззрение определяется нашим прошлым; оно всегда ограничено первичными травматическими отношениями и побуждает нас видеть мир в искаженном виде. Рабочая кляча продолжает брести по кругу, ибо не может избежать ограничений, порожденных ее прошлым, не в состоянии порвать эту связь. Ее воображаемые ограничения — это ее рок, а ее рок ограничивает ее призвание. Так же и мы, ограниченные своими комплексами, постоянно воспроизводим свои прошлые модели поведения, пока максимально не расширим свой кругозор и не «преобразим» себя.

Вот что пишет Ницше в книге «Так говорил Заратустра»: Человек — это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, — канат над пропастью. Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка. В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель[70].

«Животное» у нас внутри — это ломовая лошадь инстинкта и слепого подчинения внешним обстоятельствам. «Сверхчеловек» — метафора развитой личности, которую использует Ницше, метафора вышедшей на простор души, преодолевшей все ограничения, наложенные на нее природой или индивидуальной историей. Парадоксально, что мы являемся одновременно и натянутым канатом, и пропастью. Пропасть — это, с одной стороны, — наш все поглощающий экзистенциальный страх, а с другой, — ужасная свобода, которую мы воплощаем. Свобода «ужасна», так как внушает нам страх перед началом нашего странствия. Поэт Антонио Мачадо сказал об этом так:

Есть всего четыре вещи,

Которые бесполезны в открытом море: