Читать книгу "Почему мы любим. Природа и химия романтической любви - Хелен Фишер"

У людей присутствует сходный ген, контролирующий активность вазопрессина. У некоторых из нас (хотя и не у всех) в этом гене есть такой же дополнительный участок ДНК. (5) Когда-нибудь мы точно узнаем, каковы функции этого участка и почему у одних он присутствует, а у других – нет. Сегодня мы можем утверждать лишь, что в древние времена человечество, по-видимому, нуждалось в формировании устойчивых пар ради воспитания потомства – поскольку в структуре нашей ДНК содержится как минимум один ген, определяющий моногамное поведение.

«Двоим лучше, чем одному», – говорится в Библии. (6) Думаю, наши предки осознали истинность этого изречения больше 3,5 млн лет назад.

Эволюция развода

Однако, на мой взгляд, пары, которые создавали наши древние предки, вовсе не обязательно оставались вместе всю жизнь. Везде, где людям дозволено разводиться и они могут позволить себе это с финансовой точки зрения, многие пользуются этим правом. Если спросить, почему они решились на разрыв, ответы будут самыми разными. Тем не менее расставания обычно происходят по определенным схемам, некоторые из которых, несомненно, зародились на заре существования человечества.

Я пришла к этому выводу, анализируя данные о разводах в 58 странах, собранные в Демографическом ежегоднике ООН. (7) Мне удалось выделить несколько неожиданных тенденций в области разводов, характерных для всех стран мира. Разумеется, существует множество исключений, однако, как правило, пары во всем мире расстаются на четвертом году брака, когда оба партнера находятся в возрасте около 25 лет и/или имеют на иждивении одного ребенка.

Поначалу эти данные показались мне бессмысленными. Однако, когда я начала изучать брачные обычаи, практикуемые другими видами живых существ, обнаружились кое-какие странные совпадения.

Лишь 3 % млекопитающих, включая людей, образуют пары для воспитания потомства. Однако этот обычай формируется лишь под влиянием определенных обстоятельств. К примеру, самки всегда стремятся к созданию союза, когда оказываются не в состоянии поднять детей на ноги самостоятельно.

Именно так обстоит дело у лис. Лисы сбиваются в пары в середине февраля, рожают нескольких детенышей и совместно растят их. Лисица обычно рожает до пяти детенышей, и поначалу они совершенно беспомощны: лисята появляются на свет слепыми и глухими. Вдобавок лисье молоко очень водянисто, так что мать почти безвылазно находится в норе, выкармливая свой выводок. Если кто-нибудь не возьмет на себя обязанность кормить ее, она будет голодать. Поэтому лисица и ее избранник объединяются в пару, чтобы вместе вырастить потомство. Когда в середине лета детеныши разбегаются из норы, родители тоже уходят – по отдельности. Их дело сделано. На следующий год они вновь могут сойтись, хотя более вероятно, что каждый из них найдет себе нового партнера.

Последовательная моногамия чрезвычайно распространена среди наших пернатых друзей. Малиновки, украшение наших парков, создают пары каждую весну на время сезона размножения. Им тоже приходится делить обязанности: один партнер сидит на яйцах, а в дальнейшем – защищает птенцов, а другой обеспечивает семью едой. Успешные пары успевают за сезон обзавестись несколькими выводками. Однако, когда младшие дети улетают из гнезда, родители расстаются. На следующий год у многих из них появляются уже новые супруги.

Таким образом, у тех видов, которые формируют пары ради выведения потомства, многие остаются вместе лишь на время, необходимое для того, чтобы ребенок вышел из младенческого возраста. Этот принцип, похоже, применим и к людям. В традиционных обществах образ жизни, недостаточное питание и сниженный вес в сочетании с необходимостью долгое время кормить ребенка грудью в любое время дня и ночи на несколько лет подавляют у женщин овуляцию. Среди таких народов – бушмены южноафриканской народности кун, австралийские аборигены, народность гайндж в Новой Гвинее, индейцы яномамо в Амазонии, эскимосы нетсилик: женщины в этих культурах, как правило, рожают детей с интервалом в четыре года. В результате антропологи пришли к выводу, что четырехлетний промежуток между появлением на свет детей был типичен для женщин в доисторические времена. (8)

Итак, промежуток между рождением детей совпадает с наиболее распространенной в мире продолжительностью брака, который заканчивается разводом.

Моя теория такова: возможно, наши пращуры, жившие 3,5 млн лет назад, подобно малиновкам, лисам и многим другим видам, практикующим циклическую моногамию, образовывали пары лишь на тот период, который был необходим для выращивания потомства до окончания периода младенчества – то есть примерно на четыре года. (9) Когда матери больше не нужно было постоянно кормить малыша грудью и носить его на руках, и она могла отправляться на поиски пищи, оставив его на попечение бабушек, тетушек, родных и двоюродных сестер или старших детей, она больше не нуждалась в постоянном партнере, чтобы обеспечить выживание младенца. Она получала возможность «развестись» со своим мужчиной, если находила другого, который был ей больше по сердцу. Развод в примитивных обществах положительно сказывался и на генетике: мужчины и женщины, создававшие несколько союзов подряд, производили на свет детей от разных партнеров, тем самым обеспечивая выгодное генетическое разнообразие потомства.

«Трудности – это возможности, которые пока еще не вышли из мастерской», – говорил предприниматель Генри Кайзер. Поскольку цикличная моногамия существовала в бесчисленных поколениях, я полагаю, что именно эта распространенная практика была отобрана в результате эволюции как соответствующая механизму мозга, отвечающему за краткосрочную привязанность. Вместе с этим значительным новшеством стали концепции «отца», «мужа» и «нуклеарной семьи», а также весьма распространенная среди самых разных людей склонность испытывать некоторую неудовлетворенность в затяжных отношениях, а также бросать партнера и создавать новую семью – то есть цикличная моногамия.

Однако действительно ли склонность к краткосрочным отношениям, берущая начало еще в первобытной эпохе, стала причиной возникновения любви?

Возможно, это действительно так. Возможно, симпатия, которую шимпанзе и другие животные испытывают к «любимому» партнеру, стала боле сильной и продолжительной, когда первобытные мужчины и женщины стали формировать пары, чтобы вместе растить потомство. Постепенно влюбленность шла на спад, зато росло чувство привязанности. Тем не менее думаю, что, когда совместный ребенок выходил из младенческого возраста, многие пары начинали искать новую любовь. Некоторые из родителей наверняка оставались вместе и вновь рожали совместных детей, однако остальные предпочитали крутить новые романы, бессознательно стремясь оставить генетически разнообразное потомство.

Что касается процесса ухаживаний, 3,5 млн лет назад он, по-видимому, был чрезвычайно прост. Я говорю об этом с такой уверенностью, поскольку объем черепной коробки австралопитеков составлял примерно 420 куб. см – лишь немногим больше, чем у шимпанзе. Внутренняя форма ископаемых черепов свидетельствует о том, что зоны мозга, ответственные за человеческую речь, еще даже не начинали развиваться. Значит, эти древние люди не говорили – в том смысле, в каком это слово употребляют их потомки. Более того, эти наши древнейшие предки не оставили после себя ни наскальных рисунков, ни самодельных флейт или барабанов. Они даже не делали кремневых ножей и прочих каменных приспособлений для охоты – этой визитной карточки человечества. Наши древнейшие предки не отличались цветистостью речи и не были способны к прочим ухищрениям флирта, которыми гордятся их потомки. А ведь романтическая страсть, по моему глубокому убеждению, расцветала именно в ходе эволюции всех этих изумительных способностей, проявляющихся в ходе ухаживаний.