Читать книгу "Как мой прадедушка на лыжах прибежал в Финляндию - Даниэль Кац"

Я пробирался между вагонами, проползал под ними и взбирался на них, чтобы найти тех четверых рабочих. Наконец кое-как мне удалось достичь крайней колеи прямо у того железного забора. Я слышал свист, лязг цепей, скрежет тормоза и наконец нашел, кого искал. Они все вчетвером висели на лестнице товарного вагона. Вагон катился прочь и явно набирал скорость, хотя его не тянул локомотив и путь не шел под уклон. Мне показалось, что они ухмыляются. «Да подождите же, вы, черти!» — крикнул я, взмахнув бутылкой, и бросился вслед за вагоном.

Пробежав чуть не полкилометра, я догнал вагон, ухватился за поручни и взбросил себя на ступеньки. Рабочие с изумлением наблюдали, как я, пыхтя, открыл заклеенную акцизной маркой пробку, расплескивая коньяк на свою белую рубаху.

«То… товарищи, у меня каждое лето полное горло мокроты, бро… бронхит… вынужден отхаркивать… отпейте глоток…»

Старший из рабочих, с мягкими усами, с безразличным видом взял бутылку и сделал большой глоток, отпив из нее почти что четверть. Остальные глядели как зачарованные. Я пустил бутылку по кругу. Мне достались остатки. Я поклялся про себя, что, если закашляюсь, выброшусь из вагона и помру собачьей смертью… Однако мне удалось проглотить все, не поморщившись.

— Куда вы… мы… сейчас направляемся?

— К Христу за пазуху. Через Владивосток, — ухмыльнулся самый безобразный из них.

— Разъезжаете?

— Это зависит от того, — сказал старший, уже несколько приветливее, — это зависит от того, куда нас толкают и когда, и, конечно, от шлагбаума.

— Понимаете, товарищи, то, что приключилось там, на улице, это было как болезнь и, наверное, как-то связано с перегревом мозгов. Все происходило помимо моей воли. Наверное, немного поработать на сцепке-расцепке пошло бы мне на пользу. Вы заметили, что я насилу вытащил пробку?

— А ну заткнись, мы вроде бы поднимаемся! — крикнул один из рабочих, высунувшись из двери вагона. — Да, поднимаемся!

— Давно пора, — сказал безобразный. — Я думаю, мы не единственные.

Но мы таки были единственные… Я бросился к двери и выглянул наружу. Внизу были Торговая башня, пестрые ларьки и оживленная толчея. В этом не было никакого сомнения — мы поднимались. Морская чайка, пролетая мимо, повернула голову в нашу сторону. Мною овладел необъяснимый, победный восторг. Я сорвал с себя белую нейлоновую рубашку и галстук, связал их в узел и швырнул вслед чайке. На полпути между вагоном и башней узел развязался, и рубашка, колыхаясь, поплыла к рыбному ларьку; галстук голубым кормилом парил за ней и, опускаясь все ниже и ниже, в конце концов мягко накрыл собой двухкилограммового леща.

СВАДЬБА АНДРЕЯ

Когда мой брат Андрей решил жениться на Ирине, чтобы спасти свою душу от полного хаоса, ничто не могло заставить его переменить свое решение. Я даже не пытался. Я считаю, что, если мужчина почему-либо надумал жениться, пусть женится. Не надо отвращать его от этого. А если брак потерял вкус, пусть разводятся. Жалко детей, но человек живет не ради детей, а дети не ради родителей.

Об Ирине я помню немногое; она была веселая и богатая, это при нынешнем-то порядке вещей, и полагаю, что, по справедливости говоря, она смогла бы быть веселой и без богатства своего отца. Совсем смутно помню, как она выглядела: смуглая, коренастая, с короткой стрижкой под мальчика. Знаю, что она плавала, ходила под парусом, ездила верхом и играла в бадминтон. Раз в жизни я танцевал с нею. Она держала меня железной хваткой, возила, как куль с мукой, взад и вперед по полу танцзала и, бережно держа под руку, провела, как лоцман судно, к нашему столу. Со мной она была всегда приветлива, и я не редко испытывал угрызения совести, когда, не узнав ее на улице, не поздоровавшись, проходил мимо.

Друзья Андрея качали головой, но свадьба была сыграна, и это была великолепная свадьба, ибо Ирина привыкла к роскошным пиршествам, а ее отец платил беспрекословно. Притом им была нужна церковная свадьба, или, вернее, синагогальная, ни о чем ином не могло быть и речи, надо было, чтобы и Бог получил свою долю счастья, надо было отблагодарить Бога за то, что двое еврейских детей обрели друг друга и община заполучит их детей. Из детей сделают сионистов, и сионисты отправятся заселять Землю отцов, ибо Земле отцов нужно еще больше поселенцев, ибо Земля отцов расширила свои пределы.

В день свадьбы Андрей встал с утра пораньше, поспешно облачился в заемный смокинг и громко отпускал шутки в том смысле, что для него холостяцкая жизнь и свобода скоро кончатся. Я с серьезным видом кивал и высказывал мысли в том же духе, Андрей нервничал и не мог завязать галстук. Я тоже не мог.

Галстук завязал отец, когда мы прибыли в такси к синагоге. Богатые родственники невесты с ухмылками грозным фронтом надвинулись на Андрея.

Когда мы поднялись по лестнице синагоги, дядя Лейб в шутку шепнул Андрею, что, если он устрашится женатой жизни и передумает, у него будет последняя возможность спастись, а именно: вскочить в его, Лейба, автомобиль и гнать прямиком на аэродром. При этом Лейб посверкал ключами от автомобиля Андрею в глаза. Андрей рассмеялся, но я заметил, что после этого в его движениях появились какая-то необычная угловатость, мелкие подергивания, как будто ему стоило немалых усилий совладать с собой и не поддаваться желанию повернуть к выходу. Неужели Андрей заколебался?

Во время церемонии венчания Андрей стоял прямой и негнущийся, словно балканский борец за свободу, посаженный на кол. Он был смертельно бледен, на лбу выступили капли пота.

Невеста рдела румянцем под вуалью. Отец переминался с ноги на ногу, угрюмо глядя на большой рот раввина Блау, бормочущий по-арамейски с венгерским акцентом. Мать невесты, закусив губу, со слезами на глазах смотрела то на Андрея, то на невесту. Я вздрогнул, когда раввин с шумом захлопнул молитвенник, бросил невидящий взор на молодых, затем поднял глаза на синий бархатный балдахин и сосредоточился на созерцании звезды Давида посредине.

С минуту он держал нас в напряжении, и Андрей уже повернулся было поцеловать суженую, как вдруг раввина прорвало:

— Роддныженикх… и невьеста! Роддныдружжья!

И в этом же духе, коверкая и сливая слова на венгерский манер, он произнес речь, и сказал нечто заковыристое: кольцо, которое Андрей наденет на палец невесте, можно-де сравнить с жизненным путем, который начинается с зачатия и кончается смертью, когда круг замыкается и человек, вышедший из праха земного, в прах возвращается. С другой стороны, кольцо символизирует странствия народа Израиля в период Рассеяния и Возвращение на родину. В-третьих, оно, конечно, символ супружеской верности, в-четвертых… Раввин выдержал паузу и подумал, что сказать о кольце в-четвертых.

— Ф-четфертых: кольцо символ Вселенной…

И он с гордостью посмотрел на отца невесты, который одобрительно кивнул, это необычайно вдохновило раввина, и он сказал, что Вселенная кругла, круглы все галактики, и солнца, и звезды, и планеты, и луны, и орбиты планет, и… и… и… кривая жизни и народ Израиля. А всех круглее Отец Небесный, Он средоточие всего…