Читать книгу "Сказки Волчьего полуострова. Король на площади - Наталья Колесова"

— Надо их поблагодарить, — сказала я, поднимаясь.

Грильда всполошилась:

— Куда же вы?! Эмма, вы же только-только встали на ноги, вам обязательно надо поберечься! Вот и Эрик так говорит!

Я подняла брови:

— Вы с полицмейстером уже называете друг друга по имени?

Щеки дамы Грильды окрасились нежным румянцем, голубые выпуклые глаза заблестели. Она прижала пухлую ладонь к бюсту:

— Ах, Эмма! Я никому не говорила, но у нас с ним все так серьезно! Об этом знаете только вы!

И наверняка еще вся Змейкина улица и ее окрестности! Я поцеловала домохозяйку в душистую напудренную щеку, сказала искренне:

— Очень за вас рада! Господину полицмейстеру просто несказанно повезло!

И расчувствовавшаяся Грильда захлюпала носом.

Под непрерывные ее причитания я все-таки оделась, захватила этюдник и шагнула за порог — прямо в объятья поздней осени.

* * *

Где золото листвы и разноцветное богатство осенних цветов?

Куда исчезла ясная лазурь неба?

Деревья стояли голые — сухие лоскутья их прежних роскошных одежд печально лежали на мостовых и вяло кружились на перекрестках. Пожухлая почерневшая трава беспорядочно торчала по обочинам; лишь на вчерашних праздничных клумбах кое-где стойко и дерзко-ярко доцветали астры и тагетесы.

Дул северный ветер. У нас говорят: задует норд или заговорит старуха — то и другое надолго. Рист закалялся под ветром и готовился к зиме. Горожане тоже — повсюду теплые плащи и перчатки. Легкомысленные цвета и тут сменились темными: серыми и черными, коричневыми и бордовыми. Лишь трепещущие на ветру яркие ленты капоров и косынки молодых девушек были словно радостный привет от лета…

Я шла, оглядываясь и жадно дыша бодрящим воздухом. Странно, но Рист мне нравился и таким: серым, суровым, готовым противостоять непогоде и снегу. Толстые каменные стены домов и оград уберегут жителей от холодных ветров, волноломы защитят набережную и причалы от накатов ледяных волн, фонари разгонят тоскливую темноту долгих ночей… Надо будет расспросить Грильду, какие у них в Ристе зимние праздники. Вот у нас вскоре грядет День Зимы: разведут высокие костры, на которых целыми тушами будут жарить мясо; юноши и молодые мужчины будут испытываться на силу, выносливость и терпение. Да еще Зимние ночи, как называют этот праздник по-другому, — традиционно свадебное время…

Я все еще не скучала по родине; может, именно потому, что этот город лег мне на душу, как никакой другой. Я даже подумывала иногда, что все могло бы сложиться совершенно иначе, но гнала эти мысли прочь: нет у меня привычки фантазировать о несбывшемся и предаваться бесконечным и бесплодным размышлениям в духе «если бы». Прошлое — это прошлое, ни вернуть, ни исправить в нем ничего невозможно. Остается лишь пожинать его плоды — кому сладкие, кому… Остальные.

Я сегодня переоценила собственные силы: еле отдышалась, когда наконец добралась до «места отдохновения» площадного Короля. Почти рухнула на засыпанную сухими листьями скамью. Даже лишенные листвы и уж тем более цветов кустарники и деревья все равно образовывали настолько густые заросли, что я с трудом представляла, как среди них пробирается такой крупный мужчина, как Кароль. Видимо, тропинка к поварихе протаптывалась не один год…

Синяя бухта оказалась хороша и сейчас, хотя и была «выполнена» в совершенно иных тонах. Холодных. Синий кобальт, железная лазурь, сажа и множество оттенков серого. Цвета осеннего моря и неба напомнили мне чьи-то серо-синие глаза…

Я отбросила притворство — да и перед кем тут притворяться, кроме самой себя? Я шла сюда не только и не столько, чтобы полюбоваться на Синюю бухту. Я пришла подумать о Кароле. Только здесь; вниз я вернусь обычной спокойной и разумной женщиной.

Видел ли он уже свой портрет? Я передала Грильдиному кавалеру-полицмейстеру сообщение, чтобы его друг забрал из дома заказанную когда-то картину. Как Кароль прореагировал на собственное изображение? Узнал себя? Отрицал себя? Посмеялся или разозлился? Порезал холст на куски, выкинул из окна в море или все-таки сохранил?

Что он делает сейчас? Навещал ли меня в числе тех людей с площади, и если да, что же именно передал больной? Из тех вещей и штучек, что показала и перечислила мне Грильда, не было ничего, что напоминало бы о Кароле.

А может, стоит задать себе всего один вопрос: а вспоминает ли он вообще обо мне?

Я поежилась. Кажется, пересидела на холоде лишнего; ноги и руки замерзли, рисовать все равно уже не смогу. Но уже то, что мне этого хочется, — добрый знак. Я выздоровела.

Глава 32

В которой Эмма ударяется в коммерцию

Дама Грильда говорила, что у меня наконец-то появился здоровый румянец. Трудно не нагулять румянца, возвращаясь в тепло из длительных прогулок по ветреным улицам! Я бродила по серому — правильней назвать его серебряным — Ристу и смотрела, смотрела. На улице набросков уже почти не делала — слишком холодно. Зато наверстывала дома: рисовала улицы под сумрачным низким небом, башни, море, корабли. В основном графика, иногда тушь, акварель…

Часть обитателей площади, особенно торговцы южными фруктами, уже переехали в зимнюю Арену — новый большой рынок неподалеку от Центральной набережной. Наиболее стойкие держались, спасаясь от холода с помощью жаровен и крепких напитков. Я тоже подумывала о переселении, но на правах не до конца выздоровевшей пока не спешила, да и сумма аренды была для меня высоковата. И к тому же мне все время почему-то казалось, что меня это как будто не касается… не нужно. Не пригодится.

Накликала.

Из-за холодного ветра и частого дождя горожане не выходили из дома иначе как по необходимости, и улицы Риста были довольно пустынными. Потому-то я в конце концов и заметила мужчину, следовавшего за мной по пятам. Почему не обратила внимания раньше, хотя у меня профессиональная память художника? Да потому что лица у человека как будто и не было. То есть, разумеется, лицо имелось, но такое незапоминающееся, словно полустертое, что забываешь его черты, едва лишь отведешь взгляд. Может, именно эта странная особенность и помогла мне наконец его запомнить. А запомнив, я начала его замечать. Причем повсюду. На улицах и площадях, в лавке зеленщика и мясника, на набережной и в храме. Один раз даже заметила его в Королевской галерее, куда горожане заглядывают сейчас не столько чтобы приобщиться к прекрасному, сколько укрыться от пронизывающего ветра.

Я уже не раз подумывала подойти и прямо спросить, чего же ему от меня нужно. Мой преследователь словно чувствовал это: мгновенно ускользал и исчезал, стоило только к нему направиться. Потом я вспомнила, что Кароль как-то упоминал об охране, и успокоилась. Даже кивала приветственно, когда видела своего телохранителя. Мужчина ни разу не ответил мне, как ни разу и не встретился со мной взглядом…

Меж тем Линдгрин прислал письмо — уже из Фьянты. После учтивых пожеланий скорейшего выздоровления Олаф напомнил мне о картине, которую я обещала закончить еще в его бытность в Ристе. А также попросил выбрать на свой вкус и прислать еще парочку. Если ему удастся их выгодно продать (в чем он совершенно не сомневается), он готов стать моим торговым агентом, проценты обговорим отдельно.