Читать книгу "Армен - Севак Арамазд"

Визг тормозов остановившейся рядом машины вывел Армена из оцепенения. Из машины вышла весьма упитанная женщина и, размахивая увесистой кипой газет, направилась к киоску. У нее были крупные некрасивые зубы, толстые губы и узкий лоб, а белокурыми волосами, плоским лицом и маленькими, пепельно-серыми глазками она напоминала какого-то зверька.

— Газету не хочешь купить? — как бы между прочим спросила она уже из окошка киоска, умело и быстро раскладывая периодику. — Сегодняшние, свежие.

Армен повел глазами: рядом никого не было, стало быть, киоскерша обратилась к нему.

— Нет, — ответил, — я газет не читаю.

— А чего так? Грамоте не обучили? — Женщина взглянула на него с любопытством.

Армен промолчал.

Киоскерша достала целлофановый пакет с очищенными жареными семечками и стала горстями бросать их в рот, при этом просыпая часть на газеты.

— И правильно делаешь, — сказала она, быстро-быстро жуя. — Все, что они пишут, — брехня. Вот, например…

— Бедный, бедный человек, — совсем близко послышался вдруг знакомый и приятный голос; удивленно оглянувшись, Армен увидел вчерашнюю большеглазую женщину: страдальчески морща лицо, она смотрела на противоположный тротуар. На той стороне, где начинался Верхний Китак, под фонарем, сжавшись в комок, отрешенно сидел невообразимо худой, похожий на скелет человек в грязной заношенной одежде. Голова откинута, неподвижный взгляд устремлен в пустоту, словно ошеломленный чем-то, человек окаменел, затаив дыхание…

— Двадцать дней как ребенка похоронил, — сокрушенно поведала большеглазая женщина. — Вот у этих фонарей пьяный водитель архитектора наехал на его девочку. И теперь он каждую ночь вот так просиживает, бедняжка; наверное, рассудком тронулся. Говорит, разве я не имею права сидеть на пороге своего дома? Моя девочка вот-вот придет из школы…

— Вот именно, — глубокомысленно отозвалась киоскерша, — сейчас куда ни глянь — одни сумасшедшие. — Она вытерла губы ладонью. — Раньше так не было…

— Ох, мне надо торопиться, а то на работу опоздаю, — сказала большеглазая женщина и, на миг заглянув Армену в глаза, приветливо улыбнулась. — Меня зовут Варди.

— А меня Армен.

— Армен… Красивое имя, — улыбнулась Варди. — Ну хорошо, до свидания, Армен.

— Ваше имя красивее, — не оборачиваясь, чуть с опозданием сказал ей вслед Армен. Он боялся обернуться, чтобы не встретиться взглядом с человеком под фонарем. Ему казалось, что тот пристально смотрит на него…

— Что, понравилась? — выразительно кивнув в сторону удалявшейся Варди, сверкнула глазками киоскерша. — А вкус у тебя ничего. Хотя, по правде говоря, эта тоже сумасшедшая… — Она по одной собрала с газет оброненные семечки и живо отправила их в рот. — А иначе как объяснить, что такая молодая симпатичная девушка всем женихам отказывает, а сама помогает другим смотреть за детьми? Мало ей своей бабки-инвалидки? Да ведь она тоже не здешняя, а пришлая, вроде тебя. Так что вы друг другу подходите… Может, женишься на ней, а мне в честь этого хороший подарок сделаешь, а? — киоскерша, плутовато посмеиваясь, уставилась на Армена. — Потому как эта моя работа — так себе, не бей лежачего…

Армен не ответил. Киоскерша отряхнула платье. Вскоре ее губы сомкнулись, и она, свесив голову на свою необъятную грудь, задремала…

2

Кончик указательного пальца защекотало. Маленький муравей суетливо ползал возле самого ногтя, что-то искал. Потом остановился, немного подумал и бросился вниз головой в пропасть. В следующее мгновение он оказался у Армена на бедре. Успокоившись, муравей продолжил свое путешествие — к торчащей на горизонте коленке Армена, на вершине которой он снова остановился и погрузился в раздумье. Перед ним открывалась бескрайняя долина — голень Армена, «пересеченная местность», где-то далеко внизу соединявшаяся с неровной почвой башмака, после чего дорога терялась в пыльном утреннем свете…

На земле неровностей было так много, что муравей пропал было из поля зрения, зато потом то и дело мелькал среди мелких камешков и былинок. Немного погодя он появился у газетного киоска и стал карабкаться вверх по стене. Казалось, он вот-вот сорвется вниз, однако, не колеблясь, неутомимо продолжал свое восхождение. Видимо, такого понятия, как «назад», для него не существовало, он знал лишь «вперед», даже если почему-то поворачивал вспять. Муравей добрался со сложенных газетных стопок, ловко взобрался по сгибам на самый верх и наконец вышел на гладкую поверхность. Остановившись возле четвертушки семечка, он стал энергично ощупывать ее усиками, потом обхватил челюстями и с добычей радостно пустился в обратную дорогу, таща на себе груз, многократно превышающий собственный вес. Значит, муравей с самого начала знал, куда и зачем он идет, и ни на минуту не сомневался, что эта вкусная крошка принадлежит ему…

Армен почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд, покосился в ту сторону и не смог сдержать улыбку, увидев в глубине затененного стекла киоска собственное лицо. На миг ему показалось, что тот, разглядывающий его сквозь стекло, — истинный Армен, а этот, облокотившийся на парапет у тротуара, — его отражение. Он — отражение самого себя…

— Точь-в-точь зеркало, — прошептал Армен, глядя на стекло киоска, и зеркало, как и в детстве, было для него загадкой, непостижимой тайной. Когда он был совсем крохой и свободно влезал в конуру под абрикосовым деревом, где лежал их пес, чтобы тот научил его лаять, а пес только лениво зевал — дескать, отвяжись, мне неохота с тобой возиться, — с той самой поры он столько раз плакал от отчаяния. Ему не давал покоя секрет зеркала, он во что бы то ни стало хотел сделать его собственными руками, чтобы понять, что же это такое. Он влезал в тонир, доставал оттуда самую густую сажу, мазал ее на осколок стекла, потом переворачивал и заглядывал в него, но стекляшка оставалась стекляшкой. Утешало только то, что под солнцем край осколка, точно настоящее зеркало, разбрасывал разноцветные блики; и когда он видел в небе радугу, ему казалось, что это блики гигантского зеркала, в котором живет весь мир — село, их дом, собака, ветер, горы и люди…

Внезапно легкая тень легла ему на лицо, и он почувствовал, как затрепетало сердце. Повернул голову и не поверил глазам: фиолетовая девушка укрылась за газетным киоском. В мгновение ока он оказался в тесном проходе между киоском и старой стеной, тянувшейся параллельно улице. Он словно пролетел по воздуху и опустился перед нею. Фиолетовая девушка замерла, их взгляды встретились. Она кротко улыбнулась и наклонила голову. Армен потянулся рукой к ее волосам, но будто наткнулся на невидимую преграду — отдернул руку и оперся плечом о стену киоска. Хотел заговорить и не смог. Он ощущал лишь гулкий ток крови в висках, лишь тяжесть налившихся силой рук. Ему казалось, что он может спугнуть ее неловким словом или движением, — и она исчезнет, растворится в воздухе. Фиолетовая девушка переступила с ноги на ногу, ее нежные губы слегка шевельнулись, но она не произнесла ни слова. Армен не сводил завороженных глаз с ее живого лица, мягкой линии плеч, с красноватой ямочки у основания шеи, приоткрытой груди, и она представлялась ему неким лучезарным существом, материализовавшимся из атмосферы и наполняющим земной мир ароматом своего дыхания…