Читать книгу "Плохой мальчик - Денис Драгунский"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы впереди планеты всей. Роман Джорджа Оруэлла со знаменитым двоемыслием появился на тринадцать лет позже – в 1949 году.
Но погодите! В 1939 году – всего-то через три года – Шостакович стал профессором Ленинградской консерватории. В 1941 году он получает Сталинскую премию. Потом была Ленинградская симфония. И музыка к фильму «Падение Берлина». И еще много чего нетленного и классического.
Что было делать Юрию Олеше?
Выступить в газете:
«Я не любил Шостаковича, но теперь партия назвала его выдающимся композитором, и я не могу упорствовать в своей неприязни к Шостаковичу, потому что это лишит меня патриотического удовольствия от такого произведения большого стиля великой державы, как фильм „Падение Берлина“».
Или провести остаток жизни за столиком кафе в обнимку с бутылкой коньяка.
Олеше было суждено второе.
Обычно жалуются, что жизнь коротка. Но она бывает чересчур длинной.
Там было сложнее с Олешей.
У этой статьи подзаголовок: «Речь тов. Олеши».
Представим себе: встреча писателей с читателями во дворце культуры. Ведущий, тов. Фадеев, говорит:
– Тут пришла записка: «В „Правде“ критикуют Шостаковича, что про это скажут писатели?» Вот товарищ Олеша ответит. Юрий Карлович, пожалуйста.
Трибуна, графин, зал. Две стенографистки в тебя впились ушами. Двести человек студентов в тебя впились глазами. Перед тобой трехметровый портрет Сталина. За тобой тов. Фадеев. В дверях бритоголовые мужчины в портупеях. Тоже пришли послушать писателей.
Что тут скажешь?
– Шостакович гений, Сталин палач, а я дурак, что вовремя не удрал. А из вас, товарищи студенты, две трети пересажают. А ты, Фадеев, всех переживешь, но застрелишься от собственной подлости! Ну вас к черту!
Попить водички и уйти, гулко шагая через весь зал?
Ага, конечно.
Вышел. Откашлялся, попил водички. Помолчал. И сказал:
– Когда я писал какую-нибудь новую вещь, мне среди прочего было также очень важно, что скажет о моей новой вещи Шостакович, и когда появлялись новые вещи Шостаковича, я всегда восторженно хвалил их. И вдруг я читаю в газете «Правда», что опера Шостаковича есть «сумбур вместо музыки». Это сказала «Правда». Как же мне быть с моим отношением к Шостаковичу?
Потом стало по-другому.
Один писатель (Х) рассказывал, что ему руки выкрутили и заставили подписать письмо против Солженицына. А другой (Y) говорил, что ему выкручивали руки., но не смогли заставить. Но третий человек, сотрудник ЦК КПСС, рассказал, как дело было.
Этот Х прослышал, что готовят письмо видных писателей с осуждением Солженицына. А его, Х, там нету! Значит, он уже не видный! Впал в немилость! Поэтому он бросился в Союз писателей и на Старую площадь, умолял, скандалил и достиг-таки своей цели. Но было жесткое указание: чтобы этих подписантов было не слишком много. К примеру, 22 человека, не более. Поэтому, включив писателя Х, вычеркнули писателя Y; он, бедный, узнал об этом, уже когда газету развернул.
Впрочем, я знал писателя, которому на самом деле руки выкручивали, но он не подписал. Хотя вроде был номенклатурный человек. Депутат Верховного Совета Кайсын Кулиев. Он, помню, приехал из Нальчика и попросился пожить у нас дома. Его совсем загнали с этой подписью. Он просто прятался.
Я спросил:
– Кайсын, а вы почему не подписываете? Вы за Солженицына?
– Писатель не должен травить писателя, – сказал Кайсын. – Как гончар гончара, кузнец кузнеца. У нас так не принято.
За это Кайсыну Кулиеву не дали Ленинскую премию (давно стоял на очереди), но дали Государственную. А к юбилею не дали Героя (хотя ему было положено), но наградили орденом Ленина.
Вегетарианские, однако, времена…
В романе Александра Крона «Бессонница» (1977) есть интересный разговор. Пересказываю по памяти, но близко к тексту.
Журналистка спрашивает героя, ученого-биолога:
– А правда, что ученые работают над проблемой бессмертия?
Он отвечает:
– Нет, неправда. Да и незачем.
– Почему? Это же мечта человечества! – Журналистка изумлена.
– А потому, – объясняет ученый, – что это был бы страшный подарок. Смотрите, вот мы, допустим, добились, что человек биологически бессмертен. Значит, чтобы он стал по-настоящему бессмертным, мы должны наделить его невиданной, желательно абсолютной механической, химической, термической, радиационной прочностью. А это в принципе невозможно. Значит, случайная смерть человека будет ужасающей трагедией. Гораздо большей, чем сейчас. Сейчас мы можем утешаться: мол, все там будем, рано или поздно все умрут. Ну вот, некто умер раньше срока. Но именно раньше срока, срок-то все равно не за горами. А тут? Человека сбила машина, а он мог жить вечно! Как с этим смириться? Я уж не говорю о проблемах прироста населения, о бездетном мире…
А ведь и верно. Бог с ним, с приростом населения, мы не о том.
Не только бессмертие, но и непривычно длинная жизнь – те же проблемы. Нам обещают, что лет через пятьдесят люди станут жить вдвое дольше. А станут ли они вдвое устойчивее против травм, пожаров, отравлений?
И еще. Мне кажется, что вся структура нашей жизни соответствует ее средней продолжительности. Жили короче – карьеры делали быстрее. А сейчас живут долго и учатся черт знает сколько. Магистратура, аспирантура, докторантура… Значит, если будут жить до двухсот, то учиться станут до семидесяти? Интересные дела.
Остается вопрос. В пачке 20 штук сигарет – это исходя из обычной дневной порции курильщика? Или это курильщик выкуривает в день 20 сигарет, потому что в пачке столько?
Трофимову приснился сон, целый роман.
Будто бы он пришел домой, и ему отчаянно захотелось выпить. Просто невмоготу. Дома была бутылка куантро, один приятель принес, апельсиновый ликер. Очень вкусно. Полегчало после третьей стопки. А почему так захотелось выпить, что стряслось? А потому, что он совершил какой-то скверный поступок. Такой стыдный, что даже забыл. Остался только стыд. Во сне так часто бывает. Трофимов видел сон и краем мысли понимал, что это сон.
Вот. Назавтра он снова затосковал, снова выпил куантро, и снова отпустило. Он решил отдохнуть от работы и от этих переживаний. Посидеть в кресле, почитать медленную книгу и полакомиться куантро. Ему понравилась эта сладкая водочка с чудесным южным запахом.
– Катя! – кричал Трофимов жене. – Плесни-ка мне апельсиновки!
Он так называл куантро.
Но Катя скоро с ним развелась, потому что он только пил свою апельсиновку и старался найти объяснение своему поступку. Какому поступку – он так и не вспомнил. Сон ведь, чего взять со сновидения.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Плохой мальчик - Денис Драгунский», после закрытия браузера.