Читать книгу "Метка Каина - Том Нокс"

— В каком смысле?

— В медицинском. Есть, например, некоторые новые препараты, которые помогают при повышенном артериальном давлении американцам, но ухудшают состояние африканцев. И так далее. Работая в рамках нашего проекта, мы в особенности надеялись понять суть болезни Тея — Сакса[31]. Это заболевание, судя по всему, прежде всего поражает евреев-ашкенази из Центральной и Восточной Европы…

— Но тут возникли политические возражения, так?

Последовал выразительный вздох.

— Да.

— Но почему?

— Подозреваю, что вам это известно так же хорошо, как и мне, мистер Куинн. Потому что некоторым людям сама мысль о том, что могут существовать заметные этнические различия на уровне генетики, кажется чистой ересью. Многие «мыслители» и политики предпочитают утверждать, что расовые различия — всего лишь иллюзия, что это некая чисто социальная выдумка. Басня. Химера. А уж никак не научный взгляд.

— Но вы с этим не согласны?

— Нет. Всем известно, что в среднем молодые чернокожие могут бегать намного быстрее, чем молодые белые. И это и есть некое фундаментальное расовое и генетическое различие. Конечно, от вас ждут, что вы не станете говорить вслух о подобных вещах… — Профессор невесело усмехнулся. — Но меня это уже не слишком волнует в любом случае. Я слишком стар.

— Более чем откровенно. А молодые ученые?

Лицо профессора стало сварливым.

— Для молодых ученых тут, конечно, разница есть, да; если сунуться в такие вещи, это будет равносильно научному самоубийству. Все это весьма спорно. Корейцы лучше играют в шахматы, чем австралийские аборигены, и так далее. Евгеника умерла как наука после Второй мировой войны, по вполне очевидным причинам. И оказалось очень трудным возобновить исследования расовых различий. Проект в университете Стэнфорда был началом, но политики добились его закрытия. После этого многие решили вообще не соваться в область генетических различий между людьми. И, конечно, есть еще и юридические проблемы…

— Биологическое пиратство?

— Вы хорошо выполнили домашнее задание, — в глазах профессора светилось нечто вроде тоски. — Да. Видите ли, в процессе исследований мы предполагали изучить ДНК представителей изолированных племен и рас, вроде меланезийцев, жителей Андаманских островов и так далее.

— Но зачем?

— Потому что редкие народы, подобно редким растениям Амазонки, могут обладать уникальными полезными генами. Если бы мы нашли, например, некое изолированное племя в Конго, которое обладает генетической невосприимчивостью к малярии, мы могли бы отыскать кратчайший путь к вакцине против этой болезни, основанной на генетическом материале.

Саймон записал все это в свой блокнот.

— Но представители племен воспротивились этому? И обратились в суд, да? Потому что это их ДНК?

— Именно так. — Фазакерли нетерпеливо пожал плечами. — Да, некоторые из племен австралийских аборигенов обвинили нас в биологическом пиратстве, и это добавило еще одну ложку дегтя в и без того уже подпорченный мед наших отношений со спонсорами. С Фондом Гриллера, «Келлерман Намкорп» и другими. И они дали отмашку. С проектом «Карта генов» было покончено. — Фазакерли смотрел в окно. — Просто стыд, и так жаль сотрудников… тут у нас были просто по-настоящему замечательные ученые. Невероятно умная девушка из университета Киото. И выдающийся китаец из Канады. И, конечно…

Они посмотрели друг на друга. И журналист сказал:

— Ангус Нэрн.

— Да, молодой Ангус Нэрн. Пожалуй, лучший из молодых генетиков Европы. Он уже опубликовал несколько совершенно потрясающих статей.

— Но… потом он исчез?

— Да, после того, как нас прикрыли. Да.

— Почему?

— Понятия не имею.

— И вы не знаете, куда он мог отправиться?

— Нет. — Фазакерли пожал плечами. — Я даже думал, не покончил ли он с собой, как хороший сократик. У молодых людей бывают весьма странные причины для самоубийств. Я лично подозреваю, что он был достаточно… амбициозен для того, чтобы прыгнуть с Тауэрского моста. — Желтозубая улыбка была невероятно грустной. — В общем, это действительно загадка. И я ничем не могу вам помочь.

— А что насчет связи с теми… убийствами? Вы сказали по телефону, что прочли мои статьи. Значит, вам все это известно. Ангус Нэрн исследовал басков как раз перед тем, как исчезнуть.

— Баски представляют собой огромный интерес для генетиков.

— Но, как ни странно, как раз недавно случилось убийство женщины-баска. Некая леди по фамилии Карпентер…

В лаборатории было тихо. Фазакерли вдруг встал и сказал:

— Послушайте, у меня есть некая теория. Насчет Нэрна. Но у меня уже нет времени на разговор с вами. Так что… может, прогуляетесь по площади вместе со мной?

— Как пожелаете.

— Вот и хорошо. Может быть, я смогу вам показать там кое-что — кое-что такое, что объяснит то, что я хочу вам сообщить.

Они вдвоем вышли из опустевших лабораторий; мягкие лучи осеннего солнца как будто увеличивали пространство.

Фазакерли шагал слишком живо для старика. Он повел своего гостя вниз по лестнице и вон из здания, через пустую дорогу, за железные ворота, в зелено-золотой по-сентябрьски парк на Гордон-сквер. Студенты, туристы и служащие обедали на лужайках, доставая сэндвичи из прозрачных пакетов и подхватывая палочками суши с маленьких пластиковых подносов. Лица обедающих были и белыми, и черными, и вообще всевозможных оттенков.

И это, подумал Саймон, и есть самое замечательное в Лондоне: он дает надежду всему миру. Все расы съезжаются сюда. Но постоянно люди вроде этого смахивающего на ящерицу Фазакерли пытаются разделить человечество, снова и снова: разложить всех по отдельным коробочкам, заставить всех потерять доверие друг к другу…

Саймон без труда мог понять, почему людям не нравился проект «Карта генов». В нем ощущалось что-то неправильное, подавляющее расовое разделение человечества. И в то же время это ведь была просто наука, но, несмотря на все это, подобные исследования в состоянии спасать жизни. Парадокс смущал. И таил в себе вызов.

— Вот, — пробормотал Фазакерли.

Он наклонился к самой земле. Протянув руку, покрытую коричневыми «печеночными» пятнами, профессор что-то поднял. На его морщинистой старой ладони очутился красный муравей, желающий вырваться на свободу.

— Взгляните, мистер Куинн. — Он снова нагнулся к земле.

На плоских плитах известняка кружил настоящий водоворот. Бесчисленное множество черных муравьев толпились здесь, пытаясь окружить кем-то брошенный огрызок яблока.

Фазакерли осторожно опустил красного муравья в густую толпу его черных собратьев. Саймон наклонился пониже, хотя и чувствовал себя чуть ли не нелепо. Он гадал, не смеются ли над ними студенты, видя, как они вдвоем уставились на муравьев.