Читать книгу "Семья Эглетьер. Книга 2. Голод львят - Анри Труайя"

— А это? — спросил он, указывая на деньги, лежащие на столе.

— Не хватает транспортных!

Он добавил тридцать семь франков семьдесят пять сантимов. Она долго считала деньги, пересчитала их, положила в сумку, нацарапала неразборчивую подпись на копии платежного свидетельства. Затем, выпрямляясь, спохватилась:

— А мой сертификат, месье?

Он забыл об этой последней формальности. Вырвав листок из своего блокнота, он размашисто написал на нем, что мадемуазель Мерседес Маретта с такого-то по такое-то число работала у него горничной и что она от него уходит, свободная от каких-либо обязательств. Читая этот лаконичный текст, Мерседес чуть усмехнулась.

— Это все, что месье нашел нужным отметить в моем сертификате?

Кончиками пальцев она помахала перед собой листком, как веером.

— Да, это так! — рыкнул Филипп. — И я даже считаю, что был чересчур снисходителен! Если бы я захотел сказать все, что думаю, мне пришлось бы добавить, что вы самый неприятный человек из всех, которых я знал в жизни.

Лицо Мерседес даже не дрогнуло.

— Месье недоволен моей работой? — спросила она вкрадчиво.

— Да, и еще как! — воскликнул он. — И если бы это зависело только от меня, то вы и двух дней не остались бы в этом доме!

— Так что, меня держала мадам?

— К несчастью, да!

— Она такая хорошая, мадам! Правда, ей прямая выгода меня держать. Ведь я о ней столько знаю!

Филипп поднялся из-за письменного стола и показал ей на дверь:

— Уходите!

— Месье не интересно узнать, что он рогатый?

Она произнесла слово «рогатый» по-испански. Дьявольское ликование сверкало в ее глазах.

— Злоба делает вас идиоткой, моя бедная девочка, — произнес Филипп, не давая гневу вырваться наружу. — Уходите, если вы не хотите, чтобы я вас вышвырнул.

— Вы, может, считаете, что я придумываю? — заикалась она. — Вам нужны подробности? А если я вам скажу, что мадам спит с вашим сыном?

Это уже было слишком! Филипп сжал кулаки, обогнул стол и двинулся на Мерседес.

— Не прикасайтесь ко мне, — буркнула она. — Или я закричу. Подниму весь дом. Позову полицию…

Он схватил ее за локоть и потащил из кабинета.

— Вы мерзавка! — процедил он сквозь зубы.

Гримаса ненависти и ужаса обезобразила лицо Мерседес. Она отбивалась, спотыкалась и вопила, следуя за Филиппом:

— Мерзавка — это мадам! Я видела ее с месье Жан-Марком! О! Это было некрасиво, поверьте мне! Она спала с ним здесь, потом в его комнате на улице д’Ассас! Если не верите мне, можете спросить Аньес, которая убиралась у месье! Она нашла там вещи мадам! Чулки, носовые платки, нижнее белье…

Она задыхалась, путаясь в гнусных подробностях. Дотащив эту взбешенную фурию до холла, Филипп вышвырнул ее на лестницу, захлопнул дверь и остановился, оглушенный. Он удивился, что слова сопливой служанки смогли причинить ему столько боли.

— Дрянь! — прошептал он для облегчения. — Дрянь!..

Затем он вернулся в спальню. Кароль уже не было в постели. Из ванной доносился шум бегущей воды. Дверь была оставлена открытой. Но Филипп не переступил порог. Побоялся ли он застать Кароль обнаженной в ванной? Словно парализованный, он рухнул в кресло рядом с еще не застланной кроватью.

— Филипп, это ты? — раздался голос Кароль.

— Да.

— Все нормально прошло с Мерседес?

— Да, да…

— Мне тут еще на две минуты! Будь добр, распорядись насчет завтрака!

Он встал, дернул два раза за шнур звонка, висевший в алькове, и снова сел. Шок прошел, ярость остыла, он чувствовал себя ослабшим, раненым, отравленным. Как будто надышался в этой комнате смертельных миазмов. Чем больше он размышлял, тем сильнее обострялась его тревога. Обвинение, брошенное Мерседес, было совершенно невероятным. Но тогда чем объяснить гнев Кароль против Жан-Марка накануне вечером? Когда она говорила о Валерии, не было ли у нее интонаций ревнующей женщины? «Ну нет, я смешон! Кароль и Жан-Марк! Полная чепуха!» Он окинул взглядом смятые простыни, пару подушек, зеркало в золоченой раме, шерстяное одеяло, картины в слащавом вкусе XVIII века, и эта дамская обстановка показалась ему ужасной.

В дверь постучали. Это была Аньес с завтраком на подносе. Он посмотрел на нее, словно увидел впервые. Грузная, непроницаемая, вызывающая беспокойство.

— Куда мне поставить поднос, месье? — спросила она.

— На кровать. Спасибо, Аньес.

Она вышла. Он вспомнил, что по утрам ему нужно принимать натощак диуретик. Флакон стоял на ночном столике. Две пилюли. Он проглотил их.

Появилась Кароль, закутанная в банный халат, с розовым полотенцем, закрученным тюрбаном на волосах. От нее пахло скошенной травой. Лицо без косметики выражало свежесть мысли, цветущую радость кожи, признаки удовольствия, которое она получила, совершая свой туалет.

Она скользнула в постель, притянула поднос на колени, налила кофе, молока, приподняв губу, откусила тост, смакуя его.

Филипп пил утром только чай.

— Ты действительно ничего не хочешь съесть? — спросила она.

Филипп покачал головой — диета! Он держал в руке чашку и мрачно смотрел, как в золотисто-коричневой жидкости растворяется таблетка сахарина. Первый глоток чая, крепкого и горячего, вернул ему самообладание. Не достаточно ли вернуться к каким-то обыденным действиям, чтобы изгнать видения? Когда тело обретает свои привычки, настроение постепенно исправляется. Он наблюдал за Кароль. Она пила кофе с молоком, как ребенок, обеими руками сжав с двух сторон чашку. Были видны только дымчато-серые глаза над белым фарфором. Халат расходился у нее на груди. Она была спокойна, естественна, невинна.

Зазвонил телефон.

— Возьми трубку, — сказал он.

— Нет, — ответила Кароль. — Ты!

Он встал и подошел к телефону.

— Алло!

— Алло, папа? Как дела?

Это был Жан-Марк. Филипп почувствовал легкое подергивание в груди и пробормотал:

— Все в порядке… А у тебя?

— Прекрасно. Я хотел бы тебя попросить: ты не мог бы дать мне сегодня машину?

— Зачем?

— У меня вчера случилась авария с «остин-купером» Валерии. Думаю, полетел распределитель зажигания. А сегодня воскресенье, гаражи закрыты. Такая глупость! Мы собирались прокатиться нашей компанией. Тогда, если бы ты смог…

— Подожди, — сказал Филипп, — поговорю с Кароль. — Он положил руку на микрофон и сказал, обратившись к жене: — Жан-Марк хотел бы взять машину.

— Ах, нет! — воскликнула она.

— Почему? Она тебе нужна?