Читать книгу "Первый отряд. Истина - Анна Старобинец"

Она шепчет:

— Я не знаю, куда они отправились, бедные дети из интерната «Надежда». Знаю точно — не в Сумеречную Долину. Не туда, куда отправляются павшие в битве.

— А откуда вы знаете, куда отправляются павшие в битве?

Ее мятное дыхание становится частым и душным. Словно мята сначала сгнила на жаре и смешалась с землей, и только потом ее добавили в леденцы.

Она шепчет:

— Просто я там была. Была и вернулась… Когда нас схватили эсэсовцы, нас было трое: Марат, Валя и я. Двадцать второго июня сорок первого года. Мы вернулись в интернат с тренировки, и к тому времени в здании уже не было ни одного…

Она мне не врет — в той степени, в какой человек вообще способен не врать. Время от времени она слегка передергивает, слегка искажает и путает — но только по мелочам, и эти мелочи для меня не болезненнее, чем комариный укус или оторванный заусенец.

…Когда их схватили эсэсовцы, их было трое: Марат, Валя и Зина. Двадцать второго июня сорок первого года. Они вернулись в интернат с тренировки, и к тому времени в здании уже не было ни одного живого ребенка. Их дожидались пятеро — Мартин Линц, Эльза и Грета Раух и еще двое эсэсовцев, чьи имена остались ей неизвестны. И с ними были четыре овчарки — из их пастей несло гнилью и непереваренной кровью.

Их били прикладами. Их повалили на пол и крепко связали. И Эльза спросила:

— Wo bleiben die Übrigen zwei Personen? Где еще двое ваших?

А Грета сказала:

— Wir brauchen eure komplette Einheit! Нам требуется весь ваш отряд.

Их голоса были тихи и нежны, как молитва ребенка. Они не получили ответа, они печально переглянулись, а Эльза кротко отступила на шаг, когда Марат пытался плюнуть ей прямо в лицо. Они не стали применять пытки, сестрицы Раух, две белокурые ведьмы, им не нужны были острые металлические предметы, и гвоздодеры, и раскаленное масло… Они не собирались вырывать правду тисками, они не собирались опускаться до уровня мясников-палачей, они были милы и изящны, они умели слышать без слов, поэтому они просто подошли к Зине, и Эльза положила свои руки ей на виски, зажав уши, а Грета положила обе руки ей на лоб, так чтобы были прикрыты глаза, и так они простояли секунд, наверное, тридцать, потом отошли, и Эльза сказала Линцу:

— Остальные двое в лесу, в километре отсюда. У них там свидание… в шалаше.

А Грета сказала, с улыбкой глядя на Зину:

— Она так ревнует!.. Сестра, не береди ее раны.

Они повели их в лес, связанными, под дулами автоматов. Они схватили Леню в лесу. Он шел им прямо навстречу, один. С ним не было Нади.

Его спросили, где она прячется, и он ответил:

— Не знаю.

Эльза и Грета Раух, две белокурые ведьмы, они повторили свой фокус. Они положили руки ему на виски и на лоб, они стояли над ним очень долго. Они отошли, и Эльза молча посмотрела на Линца.

А Грета сказала:

— Он попросил ее спрятаться так, чтобы даже он не нашел.

Тогда Линц и двое его безымянных помощников привязали четверых пленников к стволам деревьев. А сестры Раух взяли каждая по овчарке и отправились прочесывать лес. И на прощание Линц поцеловал обеих сестер прямо в губы. Еще он сказал им:

— Возвращайтесь к полуночи. Мы должны провести обряд до того, как луна начнет убывать.

Луна была полной, мясистой и желтоватой, как шляпка поганки. Они стояли привязанные и разглядывали лунные океаны и континенты. Овчарки выли, хрипя и жмурясь, тянули мокрые пасти к луне, точно к заброшенной в небеса падали. За полчаса до полуночи люди Линца разложили костер в форме стрелы. А собаки притихли.

— Это руна Тир, — сказал Мартин Линц, глядя на небесную поганку с восторгом. — Победа и миропорядок. Тайна власти над злейшим врагом.

Эльза и Грета Раух вернулись за пятнадцать минут до полуночи. Они вернулись без Нади. Они ее не нашли. Мартин Линц посмотрел на них без всякого выражения и ничего не сказал. Но вид у них стал такой, точно он отвесил каждой из них по пощечине.

Линц молча шагнул из тени в пепельную лужицу лунного света. В его руках был меч. Он прикрыл глаза и поднял меч высоко над головой. Так он стоял, на фоне огня и полной луны, наверное^ минуту, и на его бледном, припорошенном лунным пеплом лице вспыхивали и гасли рыжие отблески костра. Он не двигался и не открывал глаз, и казалось, что это вовсе не отблески, казалось, что это он сам тлеет изнутри — как догорающая на ветру головешка, как испепеленный разгневанным божеством деревянный идол. Он не двигался — и только меч чуть покачивался в его воздетых руках. Словно он был слепой и пытался нащупать острием меча путь на небо. Словно он был безумен и пытался наколоть на острие меча гнилую шляпку луны. И швырнуть ее своим пускающим слюни собакам…

Потом Линц словно проснулся. Открыл глаза и посмотрел на белокурых сестер — с какой-то неожиданной, почти болезненной нежностью. Улыбнулся. Оглядел своих пленников — рассеянно расплескав часть переполнявшей его нежности и на них… В тот момент они поняли, что их конец придет скоро. Очень скоро. Потому что Линц уже смотрел на них как на мертвых.

Дальше все произошло очень быстро.

— О барон фон Вольфф!.. — провозгласил Линц металлическим голосом, и его люди эхом повторяли за ним слова; их голоса ритмично шипели и лязгали, точно по лесу шел, притормаживая, невидимый поезд. — Тебе, о бесстрашный норд, посвящаем мы смерть этих убогих! Их головы будут отрублены твоим мечом и сожжены на ритуальном костре…

…Зина почувствовала, как кожа ее спины лопается тысячей крошечных твердых дырочек и как из дырочек высовываются наружу холодные тонкие иглы. Она услышала шум прибоя, настойчивый шепот волн, грохот прибрежной гальки. Она услышала море… Какое море в лесу под Минском? Она стряхнула с себя морок. Это не море, это ее кровь шумит в ушах, и грохочет сердце. Это не иглы, это мурашки, это липкий холодный пот, это позор, это трусость!.. Она закрыла глаза и постаралась подумать о том, чему учил их Белов. Проанализировать. Выместить из области чувств в область сознания… Страх — такой же полезный инстинкт, как любовь: и то, и другое нужно для того, чтобы жизнь продолжалась. Испуганное животное топорщит на спине шерсть, чтобы казаться противнику больше. Испуганное животное насыщает свою кровь адреналином, чтобы, спасаясь бегством, быстрее бежать. Бежать под дикую барабанную дробь своего сердца… Но к чему это все, если бежать невозможно? Если на теле нет шерсти, если тело примотано к стволу дерева грубой веревкой?..

Он учил их: не нужно испытывать страх, когда спасения нету. Не нужно бояться боли: боль — лишь сигнал опасности от тела к сознанию. Этот сигнал легко отключить. Как любую сигнализацию… Он учил их, как. И они научились.

Он учил их: не нужно бояться смерти. Просто нужно жить так, как будто вы уже умерли. Если каждое утро и каждый вечер вы будете готовить себя к смерти и сможете жить так, словно ваши тела уже мертвы, вы станете подлинными героями Родины. Тогда вся ваша жизнь будет безупречной, и Родина вас не забудет… Герой не боится смерти. Так он учил их.