Читать книгу "Темные силы - Елена Топильская"

— И кто его контролирует, позвольте узнать?

— Синцов. Вопросы есть?

— Я, конечно, Андрюхе доверяю, но все же он уже у вас из-под носа удрал.

— Надеюсь, что Андрей это тоже помнит.

— Слушай, а неужели никак нельзя разговорить родственников пропавших женщин? Ты же не думаешь, что они все, как одна, беглянки? С ними явно случилось что-то нехорошее…

— Саша, зачем ты мне на ночь глядя настроение испортил? — сказала я с досадой. — Я стараюсь об этом не думать, а ты тут опять.

— Это смешно, — заявил Стеценко. — Ты не можешь об этом не думать, поскольку это ключевой вопрос всей истории. Если вы поймете, куда они делись, вы все остальное поймете.

— Возможно. И что мы будем делать с нашими знаниями? Вопросы задавать нам некому. Паше Иванову — бесполезно, а главный черт с рогами — вне пределов досягаемости.

— Ты этого имеешь в виду, который кровью пишет? — задумчиво спросил Сашка.

— Его, а кого же еще?

— Но его-то, насколько я понял, ты хоть арестовать можешь? По этому делу о мошенничестве?

— Ну, в общем, да, — нехотя признала я, — Правда, я не уверена, что суд даст санкцию на его арест. Доказательства там довольно хлипкие.

— Да ты что! Ты же уверена, что там афера прокручена с комбинатом!

— Вот именно. Там все на внутреннем убеждении, а это не доказательство.

— Да, жалко, что у нас нет еще банка генетических данных, — сказал Сашка. — Представляешь, как было бы удобно: у нас есть кровь, которую мы исследуем методом генной дактилоскопии, и на тебе — фамилия, имя, отчество и домашний адрес того, от кого кровь произошла. Американцы уже вовсю это внедряют. Берут кровь у граждан, составляют формулу, заносят в компьютер, а если возникает нужда, например, труп какой неопознанный, или от насильника выделения на месте происшествия, р-раз — сверили и уже знают, кого искать.

— Да, было бы неплохо. А вдруг он действительно писал кровью пропавших женщин…

— Слушай, Маша, — вдруг хлопнул себя по лбу Стеценко, — а почему бы тебе действительно не провести генетическую экспертизу? У нас есть кровь из надписей, так?

— Ну, так. Ты хочешь сказать, надо взять какие-нибудь образцы для сравнения у родственников пропавших?

— Ну да. Может, локоны какие-нибудь хранятся, или зубы. У одной дамы, насколько я помню, дочка есть, можно у нее кровь взять. У девочки этой, Юли, есть оба родителя, они могут сдать кровь, этого будет достаточно для решения вопроса, не их ли дочери принадлежит кровь в надписях. Конечно, это было заманчиво. Если бы удалось доказать, что в Библии и на договоре писали кровью пропавших людей, тогда возбудить дело было бы полегче, даже без заявлений родственников. И работать по возбужденному делу — это совсем не то, что украдкой опрашивать людей, которые имеют полное право не пустить тебя на порог.

— Не дадут они никаких образцов, — покачала я головой. — Ты же видишь, они все ничего не хотят.

— Но это же очень подозрительно! — воскликнул Сашка. — В каких бы они ни были отношениях, ведь пропали без следа их близкие. Не может быть, чтобы они не волновались.

— Наверное, ты прав, — сказала я вяло.

— Маша, — Сашка вскочил и потряс меня за плечо, а потом забегал вокруг, расширяя круги, насколько позволяли размеры нашей кухни. — На них как-то влияют, чтобы они в милицию не заявляли! Ну, подумай сама!

— А как? Они ведь все разные люди, и женщины эти разные, ничего между ними общего. Одна — мать семейства, вторая — бизнес-леди. Третья — студентка-хиппи, четвертая, — модель… — я осеклась, не решившись добавить, что пятая — следователь прокуратуры. Но Сашка понял и сжал мою руку.

— Спокойно. Ты никуда не пропала, а здесь, со мной. Поняла? — он заглянул мне в глаза.

Я кивнула, но не удержалась:

— Саша, меня успокаивает мысль, что если я пропаду, ты-то молчать не будешь? Напиши заявление, а?

Сашка дал мне легкий подзатыльник. — Ну что ты за дурочка, а?

Да, конечно, я все понимала. Я была дома, с Сашкой, в относительной безопасности, мои друзья делали все, чтобы меня защитить… Но даже в теплой постельке, прижавшись к любимому мужу, я ощущала черную тоску. Липкий; омерзительный страх сжимал мое сердчишко, не давая расслабиться ни на минуту. И когда я наконец заснула (Сашка-то уже давно спал, похрапывая, а я почти до утра лежала с открытыми глазами, разглядывая видневшуюся в окно блеклую луну, всю в пятнах, словно в фингалах, полученных в пьяной драке), мне приснился Илья Адольфович Эринберг в сутане, в шляпе, надвинутой на лицо, с Черной Библией в руках. И хоть я не видела его лица, я знала, что это он, мой злой гений. Во сне мне стало еще страшнее, чем наяву.

— Хочешь поговорить со мной? — спросил он меня глухим голосом; я почему-то знала, что он при этом не шевелит губами. — Жди.

И исчез в неверном свете побитой луны. Утром Сашка сказал, что во сне я кричала и мычала. И налил мне валокордина.

14

Утром, прежде чем уйти на работу и прежде чем выпустить из дому своих мужчин, я набрала номер Синцова, представляя, как дребезжит его старомодный звонок на мобильнике. Он сразу взял трубку и отрапортовал, что клиент сидит в своем бараке и никуда не дергается.

— Бедный Андрей, ты хоть спал сегодня? — посочувствовала я.

— Нет, всю ночь пил и играл в карты, — ответил он, но голос у него вовсе не был несчастным.

— Ты серьезно?

— Абсолютно. Местные не дали пропасть. Кормят от пуза, да еще и развлекают. Сейчас пойду вздремну, а ребята покараулят.

— Спасибо, Андрюшечка, — с чувством сказала я. Все-таки человек ради меня идет на такие лишения; это говорить хорошо, мол, развлекался до утра, а на самом деле такие бессонные ночи в нашем возрасте дорого даются, уж я-то это знаю.

— Не за что, — отозвался он из областных просторов. — Дружба — закон моря.

А на работе меня уже ждали Мигулько с Гайворонским.

— Машка, мы такое накопали! — завопили они хором, так, что я испугалась.

— Господи, что вы еще накопали? — простонала я, ожидая новых напастей.

Перебивая друг друга, они сообщили, что нашли человека, у которого муж Светловой занимал крупную сумму денег как раз тогда, когда исчезла его жена.

— Это уже кое-что, Маня! — возбужденно орал Мигулько. — Теперь есть о чем поговорить!

— Слушайте, как вам это удалось? — я была потрясена. Хотела было язвительно добавить, что эту бы энергию направить на работу по реальным уголовным делам, а то что ни дело, так «не представилось возможным», но вовремя прикусила язык. Что я, в самом деле? Люда тратят свое личное время на мои, между прочим, проблемы. И вместо того, чтобы поклониться им в пояс, я еще буду шутить не совсем удачно… Но я же испытываю к ним благодарность, просто мне все время, как говорила моя бабушка, шлея под хвост попадает. Ну что мне с собой сделать? В экстремальных условиях во мне просыпается извращенный юмор, в качестве защитной реакции организма. Одна надежда, что мои друзья и коллеги знают меня, как облупленную (интересно, откуда взялось это выражение) и уже сто лет мирятся с некоторыми малоприятными особенностями моей личности.