Читать книгу "Итальянский секретарь - Калеб Карр"

Здесь царила полная темнота. Все окна всех комнат, начиная с передней, куда нас выплюнула винтовая лестница, были закрыты и заложены ставнями много поколений назад, и притом гораздо плотнее, чем в комнатах этажом ниже. Занавеси на окнах были намного толще, так что нам светил один маленький фонарь Хэкетта; по правде сказать, то, что мы чувствовали, было гораздо важнее того, что мы видели. Основные детали комнаты – деревянные панели стен и потолка, дощатый пол, истлевшие драпировки, обветшалая мебель – создавали более зловещую картину, чем обстановка в комнате этажом ниже, тем более что стиль их был не барочный, а тюдоровский. И все же, продолжая осматривать комнаты, я подумал, что в какой-то момент дома почти перестают ветшать, при условии, что стены и крыша целы (как это и было с западной башней дворца); процесс разложения словно бы останавливается, будто Время и крысы с жучками пожрали все, что могли, оставив от жилища, когда-то теплого и дышащего, словно бы выбеленные кости; и мне показалось, что комнаты королевы Марии давно уже достигли этого археологического надира.

Мы еще не дошли до опочивальни королевы Марии, а это чувство так усилилось, что я упустил интересную подробность; ее увидел наметанным глазом Холмс, и обратился ко мне:

– Лаборатория разложения, а, Ватсон? Все как полагается – прах, пыль, паутина…

– Я полагаю, вы на что-то намекаете, Холмс?

– Только на то, что мы почему-то до сих пор не покрылись этой пылью.

Тогда я остановился, оглядел свою одежду и провел рукой по макушке.

– Интересно, – сказал я. – Поглядите назад – Хэкетт, будьте добры, посветите туда. Видите, как тщательно расчищена и ухожена часть пола – словно тропинка в густых джунглях.

– Да, доктор, – ответил Хэкетт. – К ним чаще всего богатые люди приходят, после ресторанов да театров – вот хозяин и старается, чтоб гости не жаловались на паутину да пауков на одежде, хоть кругом от них деваться некуда. И пыль – поглядите на пол, увидите, там расчищена дорожка, чтоб дамы не запачкали туфелек.

– Да, потому я вчера ночью и догадался сразу, что напал на след, – добавил Холмс. – Лежа под кроватью, я собрал на себя больше грязи, чем посреди комнаты, где по видимости она должна быть в таком изобилии. Следует признать, что лорд Фрэнсис и Вилл-Верняк – талантливые фальсификаторы, что тут скажешь.

Я наконец повернулся лицом к роковой спальне.

– Ну ладно, Хэкетт, давайте посмотрим наконец то, за чем мы пришли.

В спальне меня особенно поразило, что у подоконной скамьи до сих пор стоит карточный столик, с трех сторон окруженный стульями, а на нем разложены пыльные старинные карты и древние столовые приборы. Разумеется, это была очередная фальшивка, придуманная преступной троицей, но чрезвычайно убедительная; невозможно было избавиться от ощущения, что смотришь на остатки карточной игры, внезапно прерванной появлением неотесанных придворных – кое-кто в доспехах, и все явились убить несчастного, не сделавшего им ничего плохого. Мы медленно подошли к низкой двери в маленькую трапезную королевы, расположенную в северо-западной башенке. До сих пор видно было, что когда-то это была очаровательная, уютная комнатка; здесь, быть может, королева кормила грудью дитя, впоследствии по праву соединившее короны Шотландии и Англии над одним троном. (Хотя, насколько мне известно, Иаков родился в Эдинбургском замке – возможно, королева опасалась какой-нибудь новой трагедии, а дворец Холируд уже доказал свою ненадежность.) Я только хотел войти в комнатку – первое приятное для глаза место во всей западной башне, – как мой друг схватил меня за руку.

– Осторожно, Ватсон, – сказал он, оттаскивая меня. – Кое-кто так старался подновить эту лужу крови – жаль будет, если вы разнесете ее по всей башне…

Посмотрев под ноги, я увидел, что там, куда я хотел было ступить, стояла блестящая лужа довольно вязкой крови; алый цвет ее уже сменился винно-багровым; я решил, что кровь была пролита не позже сегодняшнего утра.

– Невысыхающая кровь? – очень тихо спросил я.

– Если это не она, – улыбаясь, ответил Холмс, – тогда я не представляю, как она может выглядеть.

Я кивнул и опять поглядел на лужицу.

– Человеческая? Я полагаю, вы уже провели химический анализ.

– И не подумал, – ответил он. – Нас не заботит, человеческая это кровь или звериная; кроме того, мы это и так скоро узнаем. Однако если кровь действительно человеческая, значит, наши противники совершили еще ряд преступлений.

– Но вы же не думаете, что они станут использовать кровь двух убитых?

– А что же они делали раньше? Они ведь уже много лет подновляют эту лужу.

Тут заговорил Хэкетт:

– Простите, сэр, но мастер Роберт всегда сохранял кровь всех животных, каких убивал в парке, если она походила на человечью. Я это знаю, потому как однажды наткнулся на бутыль с кабаньей кровью, в самом холодном погребе. Роб наплел, что это его матушке для кровяных пудингов, но он врал, это точно, а с тех пор я ни разу не натыкался на его захоронки.

– Да, – сказал Холмс, начиная стягивать с королевского ложа ветхие покрывала, – но это было еще до того, как лорд Фрэнсис прибрал банду полностью к своим рукам! Я не сомневаюсь, что ради больших денег он стал бы охотиться за несчастными бедняками этого города ради удовлетворения всех своих низменных страстей, как некий современный вампир, и не ждал бы, пока тела окажутся в земле, чтобы собрать свою кровавую жатву… А теперь, ну-ка… Ага, вот оно!

Обнажился тюфяк с длинным, тщательно зашитым разрезом на боку. Когда Холмс разрезал кожаную шнуровку перочинным ножом, что-то должно было оттуда хлынуть, как из свежей раны, – соломенная труха, конский волос, гусиный пух, хоть что-нибудь. Но ничего не появилось, пока Холмс не сунул руку в дыру и не вытащил мешочек монет. Быстро заглянув в него, Холмс одобрительно крякнул:

– Ну и коллекция, Ватсон. Монеты разных стран и различных достоинств… Но большей частью, – он вытащил монету, – соверены. Очень разумно.

– Как по-вашему, сколько тут всего этих мешочков?

Холмс засунул руку в тюфяк по локоть, потом сказал:

– Знаете, Ватсон, я очень рад, что провел ночь под этой кроватью, а не на ней. Хотите сами попробовать?

Я пожал плечами, ибо не мог взять в толк, на что он намекает, повернулся и с размаху бросился на тюфяк; мне, конечно, в жизни приходилось испытывать боль и посильнее, но все же это было чрезвычайно сильное ощущение – от постели, даже такой древней и полусгнившей, обычно ждешь чего-то совсем другого.

– Боже милостивый, Холмс! – вскричал я, вскакивая на ноги словно ошпаренный. – Оно везде – под всей поверхностью этой штуки!

Холмс кивнул:

– И почти до дна, – сказал он, запуская руку поглубже.

Даже обычно невозмутимый Хэкетт поднял брови.

– Каков сатана, – слабо прошептал он. – Я и не думал, что здесь такая куча денег…