Читать книгу "Забытый сад - Кейт Мортон"

— И она дала тебе их.

— Я сразу поняла, чьи это рисунки. Они не подписаны, но на них есть оттиск Уокера. Видишь, в левом верхнем углу? Клянусь, меня аж затрясло, когда я его увидела. Чуть не опрокинула на них чашку с чаем.

— Но откуда они у нее? — спросила Кассандра. — Где она их взяла?

— Сказала, что нашла в вещах матери, — ответила Руби. — Ее мать, Мэри, въехала в дом вместе с Кларой, когда овдовела, и прожила в нем до самой смерти в середине шестидесятых. Обе были вдовами и, полагаю, приятной компанией друг для друга, поскольку Клара с радостью угостила беспомощного слушателя рассказами о дорогой мамочке. Прежде чем я ушла, она заставила меня подняться по чертовски опасной лестнице, чтобы взглянуть на комнату Мэри. — Руби наклонилась к Кассандре. — Ну и удивилась же я! Мэри уже сорок лет как умерла, но в комнате все осталось так, словно она может прийти домой в любую минуту. Страшновато, но мило: узкая односпальная кровать, идеально заправленная, на прикроватном столике — газета с наполовину заполненным кроссвордом на верхнем листе. А дальше под окном, маленький запертый сундучок — вот мучение! — Руби пальцами пригладила растрепанные седые волосы. — Право слово, пришлось собрать всю силу воли, чтобы не рвануть через комнату и не раскурочить замок голыми руками.

— Она открыла сундук? Вы увидели, что внутри?

— Увы, нет. Я оставалась кроткой и сдержанной, а через пару мгновений хозяйка увела меня. Пришлось довольствоваться эскизами Натаниэля Уокера и уверениями Клары, что больше ничего такого в вещах ее матери нет.

— Мэри тоже была художницей? — спросила Кассандра.

— Мэри? Нет, домохозяйкой. По крайней мере, большую часть жизни. Во время Первой мировой трудилась на военном заводе, но, думаю, потом работу оставила. Ну, то есть в некотором роде оставила. Она вышла за мясника и остаток дней готовила кровяную колбасу да драила разделочные доски. Уж и не знаю, что хуже!

— И все же, — нахмурилась Кассандра, — как, черт побери, они попали к ней в руки? Натаниэль Уокер славился скрытностью в отношении своих работ, его эскизы невероятно редки. Он никому не дарил их, даже почти не подписывал контракты с издателями, которые хотели сохранить авторское право на оригиналы, а ведь то были законченные произведения. Представить не могу, что заставило его расстаться с этими незаконченными работами.

Руби пожала плечами.

— Она их одолжила, купила, может быть, украла. Не знаю, и должна признать, мне все равно. Я с радостью отнесу их на счет очередной красивой загадки жизни. Я лишь благодарю Господа, что они попали ей в руки и что она так и не поняла их ценности, не развесила по стенам и тем самым столь чудесно сберегла в течение всего двадцатого века.

Кассандра наклонилась к рисункам. Она узнала их, хотя раньше не видела. Ошибиться невозможно: ранние черновики иллюстраций для книги сказок. Нарисованы более быстро, линии прочерчены пылко, полны первого порыва художника. У Кассандры перехватило дыхание, когда она вспомнила, как чувствовала то же самое, начиная каждый свой новый рисунок.

— Невероятный шанс увидеть работу в развитии. Иногда мне кажется, что наброски намного больше говорят о художнике, чем законченные произведения, — произнесла она.

— Подобно скульптурам Микеланджело во Флоренции, — добавила Руби.

Кассандра покосилась на нее, радуясь ее проницательности.

— У меня мурашки по коже побежали, когда я впервые увидела фото того колена, выступающего из мрамора. Словно фигура все это время была поймана внутри и лишь ждала, пока придет кто-то достаточно искусный и освободит ее.

Руби просияла.

— Послушай, — загорелась она внезапной идеей, — сегодня твой единственный вечер в Лондоне, так давай поужинаем, как короли. Я собиралась пересечься со своим другом Греем, но он поймет. Или посидим втроем, в конце концов, чем больше, тем веселее…

— Простите, мэм, — произнес голос с американским акцентом, — вы здесь работаете?

Высокий черноволосый мужчина подошел и встал между ними.

— Работаю, — ответила Руби. — Чем могу помочь?

— Мы с женой ужасно проголодались, а один из парней наверху сказал, что где-то здесь есть кофейня.

Руби закатила глаза, глядя на Кассандру.

— «Карлуччос», семь вечера. Я плачу. — Затем она сжала губы и выдавила вялую улыбку. — Идемте, сэр. Я покажу вам дорогу.

Выйдя из музея, Кассандра отправилась на поиски запоздалого обеда. Она сообразила, что в последний раз ела должно быть, на борту самолета, не считая горсти лакричного ассорти и чашки чая; неудивительно, что желудок возмущался. К внутренней стороне обложки тетради Нелл была приклеена карманная карта центра Лондона. Насколько Кассандра могла судить по ней, неважно, куда идти, — она обязательно найдет что-нибудь поесть и попить. Вглядываясь в карту, она заметила слабый крестик, сделанный шариковой ручкой, который отмечал что-то на другом берегу реки, на улице в предместье Баттерси. Волнение провело перышком прямо по коже. Крестик означает место, но какое именно?

Через двадцать минут Кассандра купила сэндвич с тунцом и бутылку воды в итальянском ресторанчике на Кингс-роуд, затем пошла по Флад-стрит к реке. На другом берегу высились четыре яркие трубы Баттерсийской электростанции. Кассандра ощущала странный трепет, следуя по стопам Нелл.

Осеннее солнце выглянуло из укрытия и рассыпало серебристые искорки по поверхности реки. Темза. Как много она видела: бесчисленные жизни, бессчетные смерти. И именно от ее берега много-много лет назад отчалил корабль с маленькой Нелл на борту. Увез ее от жизни, которую она знала, в неведомое будущее. Будущее, которое стало теперь прошлым, завершившейся жизнью. И все же Нелл было не все равно, а теперь не все равно и Кассандре. Тайна — бабушкино наследство. Более того, ее долг перед бабушкой.

Глава 18

Лондон, Англия, 1975 год

Нелл крутила головой, рассматривая окрестности. Она надеялась, что когда увидит дом, в котором жила Элиза, то, возможно, как-то узнает его, инстинктивно почувствует, что именно он важен для разгадки тайны прошлого, но ошибалась. Дом номер тридцать пять по Баттерси-Бридж-роуд оказался совершенно незнакомым. Он был простым и мало чем отличался от остальных домов на улице: три этажа, подъемные окна, тонкие водосточные трубы змеятся по голым кирпичным стенам, почерневшим от времени и въевшейся грязи. Единственной его особенностью была необычная надстройка сверху. Снаружи казалось, что часть крыши была заложена кирпичом, чтобы получилась еще одна комната. Но со стороны понять было сложно.

Улица спускалась на север к Темзе. Грязная дорога с мусором в канавах и сопливыми детишками, играющими на мостовой, совсем не походила на место, способное взрастить автора волшебных сказок. Глупых романтических бредней — вполне, но, когда Нелл представляла Элизу, в ее мыслях возникали Кенсингтонские сады Джеймса Барри, волшебное очарование Оксфорда Льюиса Кэрролла.