Читать книгу "Аукцион - Юлиан Семенов"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я американец.
— Тем более: вас как единой национальной общности еще нет.
— Мы — каждый сам по себе, очень индивидуальны, знаем, чего хотим, — возразил Фол, — но именно в этом и есть наша общность.
— Где учили русский?
— В Штатах, Праге и Москве.
— Состоите на службе в разведке?
— Я же вам дал мою визитную карточку. Там довольно четко определена моя должность в нашей фирме.
Грешев, странно покачивая птичьей, острой головою, поднялся с низенького кресла (семнадцатый век, карельская береза; желтый, под золото, атлас поистрепался и залоснился, но все еще хранил тайну какого-то странного, видимо геральдического, рисунка), прошаркал к столу «Людовик», пригласил Фола устроиться рядом с собою (стулья тоже были обтянуты золоченым атласом, спинки очень высокие, человек среднего роста утопал в них, делался карликом), отхлебнул черного холодного чая из высокой кружки (фарфор, семнадцатый век) и только после этого рассмеялся своим дребезжащим старческим смехом:
— Милостивый государь, я сотрудничал и с британской разведкой, и с частным бюро господина Николаи после краха кайзера, с французами, с бельгийцами, — самые, пожалуй, талантливые шпионы, очень женственны, чувствуют друга и врага, что называется, флюидами... Не надо от меня таиться, это делает отношения между собеседниками неравными. Не получится диалога, и потом не я вас искал, но вы меня...
— Если вам хочется считать меня шпионом, — считайте, — ответил Фол, — иногда это нравится взрослым людям; какая-никакая, а игра.
— Я очень старый человек, я забыл, когда был взрослым. Все проще: мой друг и ваш добрый знакомый позвонил из Вашингтона и сказал, что, возможно, меня навестит мистер Фол, описал вас, у меня схватывающая память, а вы дали карточку с именем Вакса, вот и все... Что вас интересует?
— Знаете, меня очень многое интересует, но сейчас меня более всего заинтересовали вы, Иван Ефимович.
— Я всех интересую. Все хотят иметь рецепт на выживание. Знаете, сколько мне лет?
— Семьдесят?
— Не надо лгать так грубо... Вы же прекрасно видите, что мне больше восьмидесяти... И не говорите, что, мол, не может быть! Мне девяносто два! Поэтому каждый день для меня так праздничен, что и слов нет.
— Над чем вы сейчас работаете, Иван Ефимович?
Грешев вздохнул, развязал тесемочки на старой папке (по-моему, успел подумать Фол, она русская, еще дореволюционная, со следами тления) и достал оттуда рисунок:
— Русский герб, двуглавый орел. Видали когда-нибудь?
— Конечно. В Историческом музее.
— Там экспонирован один из тридцати трех. Запомните эту цифру! Тридцать три русских орла, очень важно для понимания существа дела! Каждое царствие на Руси отмечалось своим орлом. Да, да, именно так! Я посвятил этому исследованию три года. Идите сюда, ближе... Наш первый герб пришел из Византии, с Софией Палеолог, к Ивану Третьему, собирателю земель моей страны. Двуглавый орел, то есть герб Византии, нес в себе высший смысл Державы; в лапах Западно-Римской империи был меч, а Восточно-Византийской — крест; подтекст очевиден — христианство идет на восток, оберегая мечом свои западные границы. Две короны, как и полагается; но Максимилиан Второй, император византийский, отправляя Софию на обращение Руси в католичество, — в этом же смысл брака, в чем еще?! — дал ей стяг, на котором был не императорский орел, но цесарский, с одной короной, и в лапах его не было ни меча, ни креста. Но зашаталась Византия, и наш Иван быстрехонько меняет византийского орла своей венценосной супруги: появляются две короны, царские, а не княжеские, и Георгий Победоносец на груди. Спустя семь лет, сразу после того, как Ивану не пришлось более униженно ездить в Орду, иго сброшено, орел снова изменился: крылья вверх, в лапах — крест и меч, клювы раскрыты, яростны. Сын Ивана, царь Василий, меняет орла по-своему: вместо двух корон — шапка Мономаха, ибо с Москвою теперь Псков и Смоленск, растет царство, хоть и татарская Казань рядом, и Астрахань имеет конную силу. Но помер Василий, и пришел его сын Ванечка, которого потом назовут Грозным, и будет управлять Русью боярство, и свершится горе, милостивый государь, истинное горе, объяснение коему в лености, чопорности и дурости русского боярства: чем жирней — тем уважаемей, чем медлительней — тем умнее... Вот и появился орел боярский: тучный, неподъемный, крылья опушены, меча нет, клювы закрыты, все подобно политике тон поры, — отступление по всем фронтам, инертность, лень, прозябание, интриги, отгораживание от народа в кремлевских палатах, обжорство и питие... Но лишь только Ивану стукнуло шестнадцать, происходит чудо, — в древних актах об этом ни слова, ни единой бумаги, — появляется новый орел: крылья вверх, чувствуется мощь, предполетная устремленность; в когтях меч, клювы открыты грозно — предтеча действа, начато движения! И композиция завершается тремя крестами — впервые, заметьте себе, милостивый государь, впервые! Почему? Ведь еще не выдвинута теория Москвы как преемницы Рима! Ведь Филофей, автор концепции «третьего Рима», не старец еще, не подобен мне, он еще в з р о с л ы й, — Грешев мелко засмеялся, тело его затряслось, только глаза смотрели на гостя холодно, с каким-то высоким пренебрежением. — Но бояре-то ведь д о с т а л и Ивана, он ведь еще не был Грозным, он еще молодым был, мальчишечкой, молочко еще не обсохло. И отрекся от царства, недостойны бояре его правления, твари, мелюзга, друг другу горло грызут, наушничают, в з а к л а д отдают, как с такими держать Россию?! Только Иван ушел в Троице-Сергиевскую лавру, только бояре успокоились в Кремле, как снова создали своего орла! Крылья — книзу, в лапах — ни меча, ни креста; нету и Мономаховой шапки. Мистика?! А что ж еще? Кто велел менять орлов? Кто отдавал такой наказ? Неведомо. Набирал Иван силы в своем добровольном заточении, внимал молчаливо Пересветову, который предлагал поучиться у турок властвованию: на всех непокорных напустить янычар, гвардию императора, все позволено во имя силы державы; вот и родилась концепция опричнины. И вместо Святого Георгия на груди орла появляется единорог! Батюшки-светы! Понятно, что такое «батюшки-светы»? — поинтересовался Грешев, но, увлекшись, не стал даже слушать ответа Фола, продолжал жарко: — Действительно, впервые, единственный раз, в Троице-Сергиевской лавре Георгий Победоносец уступил на груди орла место диковинному, нерусскому единорогу. В чем дело? А? Не догадываетесь?
— Я обо всем этом слышу в первый раз...
— Интересно?
— Да уж поинтереснее современной литературы...
— Так вот, царь Давид, библейский герой, по имени «Кроткий», казнил врагов своих куда как страшнее, чем Иван, прозванный «Грозным». И в поучении к псалму девяносто первому есть строки: «...враги твои гибнут, а мой рог ты вознесешь, как рог Единорога». С единорогом на груди орел Ивана благословил опричнину, казни, кровь и мор... А уж после разгула опричнины Иван отменил единорога, — это доподлинно известно, не мистика, а царев указ, — вернул Победоносца, все возвращается на круги своя... Но пришел Федор Иоаннович, и снова крылья орла стали жалостливы, вид один, взлета не чувствуется, короны нет, меч из лап выпал, а вместо него появилось яблоко. Да, да, вот, глядите, не выдумка ж, правда! И клювики закрыты, и глазки на орлиных головах сонные. Воцарился Борис Годунов — снова другой орел! Головы его вопиют, вместо меча — Евангелие. О чем молит Борис? О снисхождении, что ль? За Димитрия всенародно плачет и бьет челом о прощении?! Появился Лжедимитрий, и с ним родился католический орел, с императорской короной, которой папа искушал Ивана Грозного в период его затвора... И того не искусил, и этот не успел... И потом? При Шуйском что? Ни меча, ни креста, ни Евангелия, ни императорской короны, двуглавая птица, чудище хвостатое... Только между головами шишечка растет... Кто ж такое посмел, а? Говорят, труслив был русский мужик при царском дворе. Эге! Посмотрел бы я на такое при Людовиках или Стюартах! Разве что только испанские вольнодумцы, вроде Веласкеса да Гони, позволяли себе подобное... Шишка на гербе! Шуйскому — шиш! Поди ж ты, а?! И вы еще пытаетесь Россию понять, добры молодцы! Я ее понять не могу, а вам — куда?! Не надоел? — резко с л о м и л Грешев. — Может, ограничены во времени?
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Аукцион - Юлиан Семенов», после закрытия браузера.