Читать книгу "КАТАБАЗИС - Павел Васильевич Кузьменко"

Октябрина из Каира сказала, что за такие слова, но не договорила, что именно.

Тогда вошел Цзяо Фань и заявил, что какое-то говно заявило о существовании на белом свете деревни Дунъучжумцзиньци и сюда едет карательная экспедиция из Министерства регуляции рождаемости.

Тогда встал совершенно обкурившийся Алим в желтом имперском халате с зелеными кругами под глазами, горевшими красным огнем. Он был страшен, как светофор, включивший все три лампочки сразу.

— Когда я работал в Южнотаджикистанской археологической экспедиции под руководством кандидата исторических наук И.Р.Пичикяна на раскопках кушанского городища хрен знает какого века и какой эры, то работать нам, конечно, никогда не хотелось. И был верный способ. Нужно было поскрести ногтем по дереву и посвистеть. Тогда поднимался сильный дембельский ветер «афганец» и уносил нас прочь. И всегда к продуктовому магазину в кишлаке Кабодиен.

ГЛАВА 7

Мы были пьяны, как дым, и от этого легки, как утиные перышки. Я забыл. Я все сразу забыл. Как произносится слово «мама» забыл. Как слово «Яньгуан», правда, помнил, но не хотел вспоминать.

Алим, Агасфер и я взялись за одну бамбуковую палку-пяткобойку, заскребли и засвистели. У меня это плохо получалось. Для поцелуя губы складывались хорошо, а вот для свиста…

Тут все пропало. Поднялся страшный ветер и я поднялся с ним. Вихрь, пыль, темнота, пространство, пустота под ногами, горы, сектора мертвой земли, грохот и тишина, темнота, тоска, безмятежность, темнота, ужас, темнота, ну посоветовал Алимчик, темнота и только три знакомые руки, три грязные, теплые, то нежные, то жесткие руки, три божьих чуда, по воровскому закону Дарвина вцепившиеся в одну бамбуковую палку. Стало несколько душно и влажно. Словно бы ветер — телепортатор сжал нас в своей бережной ладони, чтобы аккуратно, не зашибив, высадить посреди пасмурного денька[136] посреди мягкой зеленой лужайки.

Черные от пыли, не в силах разжать сведенные судорогой руки, мы трое были похожи на скульптурную группу «Папуасы за добычей огня», «Золотоискатели Клондайка за дележкой участка», а, может, просто «Фетишисты». Но шеи вертелись. Невдалеке был замечен продуктовый магазин со странной для Таджикистана вывеской «Food-store».

— И-и, как давно я не был в Кабодиене, — удивился Алим. — Какой-то новый магазин открылся.

Но Кабодиен еще больше удивлял и какой-то новой архитектурой — двух и трехэтажные особнячки в позднеготическом, викторианском, пост-романском неореалистическом стиле.

Невдалеке от нас стоял высокий, хорошо выглядящий местный житель без тюбетейки, но в плаще. Он не моргая разглядывал молча пришельцев, буквально свалившихся с неба, и ожидал от нас дальнейших действий. На поводке необычный туземец держал странную голубую овцу на тоненьких ножках, которая ко всему прочему еще и гавкала.

Алиму, наконец, удалось отцепиться от палки. Он поднялся и смело пошел к незнакомцу, протягивая грязную ладонь, не обращая внимания на беснующуюся овцу. Произошел сложный обмен жестами. Алим, не встретив рукопожатия, приложил руку к сердцу. Туземец вытащил руку, свободную от поводка, из-за спины и приподнял шляпу.

— Ассалом алейкум.

— Спасибо, хорошо.

— Акя, это кишлак Кабодиен?

— Это кишлак Стаффорд, акя, то есть сэр.

— Агик, — спросил я, уверенный в очередном правдивом ответе, — тебе это что говорит?

— Все хорошо говорит. Мое последнее вечное заключение по приговору Стаффордского королевского суда уже сто лет как закончилось.

— А что ты тут натворил?

— Да город сжег по пьяни.

Английский городок был тих, вежлив, чопорен, как ему и полагалось. Газоны звали поваляться, пабы — попить пивка, но объятий так, в общем, никто не раскрывал.

— Надо бы где-то прийти в себя и начать новую жизнь, — мне показалось, что моя мысль также ненавязчива, как прелесть и древность Стаффорда.

— И-и, жаль, что мы не в Кабодиен попали.

— А чего, Алимчик, разве здесь хуже?

— Да не хуже, а так… хочется чего-то, я не знаю — то ли домой, то ли дальше.

— Спросим у полицейского, — предложил решить все проблемы Агасфер.

«Бобби» в высокой черной каске представился, не разжимая губ, как действительно полисмен Бобби Коэн.

— Как нам быть дальше?

— Уэ-уэ-рэ-рэ, сэр[137].

— Чего?

— Уэ-уэ-рэ-рэ, сэр, — и показал жезлом в сторону гостиницы «Смерть под солнцем», где останавливалась Агата Кристи.

Пока ступали туда по газонам, я обратил внимание на афишку, уголок которой в пятнах от портвейна трепетал. «Леди и джентльмены. Бакалавр этики, директор Школы высших христианских добродетелей, лауреат Ордена высокой нравственности миссис Януария Глория Суонсон имеет честь пригласить Вас 6 октября в 19 часов в актовый зал Школы на лекцию «К вопросу размещения пивных ларьков и рыбных лотков вблизи ботанических садов».

— Эй, ну ты идешь? — окликнул меня Агасфер.

— Сейчас.

Я читал объявление по диагонали и построчно. Что же оно мне говорило? Что куда я не попаду — везде что-то похожее. Где же это я? Чем Стаффорд отличается от Каира, а Кумана от Торуни? Неужто только тем, что нужная мне улица в разных направлениях показывает, куда свернула нужная мне женщина? И всего-то? Весь этот мир построен с целью подразнить меня. Какой-то ваш весь мир не театр, а топлесс-шоу получается.

— Эй, мистер, вам просили передать.

Я оглянулся и увидел на шикарном мотоцикле вороватого вида негритенка.

— Что передать? Кто?

— Ваш паспорт. Ваши друзья. Они ждут вас в гостинице «Смерть под солнцем».

Да, верно. Новая страна, новый отель. Надо паспорт. Я раскрыл, помня чеченский сон, заведомо настоящий, приятно пахнущий черный документ. Под обложкой золотых льва и единорога значилось «Салман Рушди».

А что? Хорошее имя. Фамилия тоже что-то значит. Мне ли не понимать чувств, с ними связанных? Мне ли не привыкать ежедневно высматривать в миллионах лиц единственное? Каково ей под такой тотальной жаждой обретения? Посмотрю сам.

Лысый гладкий портье, похожий на подлокотную стойку, гадко усмехнулся, прочитав мое имя.

— Странно. Выглядите вы, как европеец, вполне могли бы назваться как-нибудь безопасно. Скажем, Андреас Баадер или Александр Баркашов.

— А что такого?

— Да вот тут двое господ — по виду чистые еврей с таджиком визитную карточку оставили.

Он любезно предъявил мне хорошего картона всю в виньетках и голубках (когда успели?) визитку, где вязью с одной стороны на фарси, с другой на английском было написано: «Алим Хантер и Агасфер Киллер. Фундаменталистское общество охоты на Салмана Рушди».

— А они у вас остановились?

— Может, и у нас, может, где угодно. У нас такое свободное королевство.

Он подал мне ключ от номера 26 (13+13). На лестнице что-то загрохотало. Что может в Англии, на родине детектива, загрохотать на лестнице, кроме мертвого тела?

— Сэм, — портье позвонил в колокольчик и приказал гладким голосом