Читать книгу "Долгая прогулка - Стивен Кинг"

“Отец, я не радовался, когда тебя не стало, но и неогорчился по-настоящему. Прости меня. Но я не поэтому здесь. Стеббинс неправ. Яздесь потому…”

Его разбудили выстрелы и знакомый стук упавшего тела. Толпазакричала — не то от ужаса, не то от восторга.

— Гэррети! — крикнула какая-то женщина. — Рэй Гэррети! Мы стобой!

Мы все с тобой, Рэй!

Ее голос перекрыл остальные, и сотни голов повернулись всторону земляка. Отдельные крики переросли в общий рев. Гэррети слушал своюфамилию, пока она не превратилась для него в набор бессмысленных звуков. Онпомахал кричащим и опять провалился в сон.

Глава 11

“А ну вперед, жопы! Вы что, хотите жить вечно?”

Неизвестный сержант Первой мировой войны

Они прошли через Олдтаун около полуночи. Для Рэя Гэрретипуть через город был сплошным полусонным кошмаром. Толпа вопила, не умолкая,пока крики не слились в единый нечленораздельный шум, нарастающий и утихающий,подобно рокоту прилива. Юпитеры превратили ночь в день, осветив все зловещиморанжевым светом, в котором даже самое дружелюбное лицо напоминало маску изфильма ужасов. Из окон летели конфетти, газеты, длинные полоски туалетнойбумаги.

Как ни странно, в Олдтауне никто не погиб. Постепенно ониотдалились от оранжевых огней и шума толпы к реке, где их встретил резкий запахбумажной фабрики — химикаты, горелое дерево, рак желудка. Горы опилокподымались выше городских зданий, а рядом, как египетские пирамиды,громоздились штабеля дров. Гэррети почудилось, что он уже не на земле, а вкаком-то месте вечности, когда его вернул к действительности толчок под ребра.Это был Макфрис.

— Что такое?

— Выходим на магистраль. — Макфрис был возбужден. — Похоже,там собралось целое войско. Нас встретят салютом из четырехсот стволов. — Яслышал уже достаточно салютов из трех стволов, — проворчал Гэррети, отчаяннопротирая глаза. — Ну их. Дай поспать.

— Погоди. Когда они закончат, мы устроим им свой салют.

— Какой?

— Из сорока шести задниц.

Гэррети улыбнулся. Улыбка казалась чужой на его губах.

— Да ты что?

— Ну… Из сорока. Шестеро уже на пределе. Гэррети вспомнилОлсона, Летучего Голландца.

— Возьмите меня в долю, — сказал он.

— Тогда подходи поближе.

Они подошли к Бейкеру, Абрахаму, Пирсону и Скрамму. Двоекожаных парней по-прежнему маячили впереди.

— А Баркович? — спросил Гэррети.

— Согласен. Сказал, что это лучшая в мире идея после платныхтуалетов. Они шли уже по шоссе. Гэррети видел справа уступчатую набережную, авпереди — призрачный свет фонарей, на этот раз не оранжевых, а мертвенно-белых.

— Кэти! — вскрикнул внезапно Скрамм. — Я еще не сдался,Кэти! — он окинул всех безумными глазами, не узнавая. Его губы обметало, лицопылало.

— Совсем плох, — почему-то как будто извиняясь сказалБейкер. — Мы все время даем ему воду, а она выходит с потом. Его фляжка пуста,и другую ему придется просить самому. Это правило.

— Скрамм! — позвал Гэррети.

— Кто это? — глаза Скрамма беспокойно метнулись.

— Я, Гэррети.

— А-а. Ты видел Кэти?

— Нет. Я…

— Вот и они, — сказал Макфрис. Крики толпы снова сталигромче, и из темноты выступил светящийся зеленым указатель: «Шоссе 95 ОгастаПортленд Портсмут юг».

— Юг, — прошептал Абрахам. — Господи, помоги нам!

Они вышли на шоссе. Его поверхность под ногами казаласьболее гладкой, и Гэррети испытал знакомое волнение.

У въезда, оттеснив толпу, стояли солдаты цветной гвардии,подняв ружья. По сравнению с их алыми мундирами запыленный камуфляж солдат навездеходе казался тряпьем.

Шум толпы внезапно стих. Единственными звуками остались стуких шагов и хриплое дыхание. Алые гвардейцы молчали. Потом из темноты раздалсячеткий голос Майора:

— Го-о-товсь!

Ружья взметнулись к небу стальной аркой. Все инстинктивносжались. У них, как у собак Павлова, выработался рефлекс — выстрелы обозначаютсмерть.

— Пли!

Четыреста ружей выпалили, раздирая барабанные перепонки.

Гэррети сдержался, чтобы не заткнуть уши.

— Пли!

Снова грохот и резкий запах пороха. В какой книге он читал,что в воду стреляют чтобы тело утопленника всплыло на поверхность?

— Моя голова, — простонал Скрамм. — О Боже, моя голова.

— Пли!

Последний залп.

Макфрис тут же повернулся и пошел задом. Покраснев отусилия, он во всю мочь крикнул:

— Готовсь!

Сорок языков облизали пересохшие губы. Гэррети поглубжевдохнул и… — Пли!

Это было жалко. Жалкий звук, потонувший в ночи. Неудачная,глупая шутка. Каменные лица солдат не изменили выражения.

— Черт! — Макфрис скривился и побрел дальше, опустив голову.

Мимо быстро проехал джип Майора. Они успели заметить отблескхолодного света на его черных очках, и толпа опять сомкнулась вокруг. Правда,теперь она была дальше: шоссе имело четыре полосы — пять, если считать травупосередине.

Гэррети поспешил на середину и пошел по подстриженной траве,чувствуя, как роса через треснувшие туфли приятно холодит его ноги. Кто-тополучил предупреждение. Шоссе тянулось вперед, гладкое и однообразное, омытоесветом фонарей. Тени идущих выделялись на бетоне четко, как при летней луне.

Гэррети отхлебнул из фляжки, закрутил ее и опять погрузилсяв дремоту.

До Огасты еще восемьдесят миль. Так приятно идти по мокройтраве… Он споткнулся, едва не упал и резко пробудился. Какой идиот сажает соснына средней полосе? Конечно, это дерево штата, но почему бы не посадить егогде-нибудь подальше?

Почему они не думают о тех, кто идет… Конечно, они недумают.

Гэррети перешел на левую сторону, по которой шли остальные.На шоссе к ним присоединились еще два вездехода, чтобы охватить увеличившуюсяплощадь, на которой разместились теперь сорок шесть участников. ПостепенноГэррети опять задремал. Его сознание начало блуждать отдельно от тела, каккамера с заряженной пленкой, то там, то тут щелкая затвором. Он думал об отце,стягивающем с ног зеленые резиновые сапоги. Он думал о Джимми Оуэнсе, которогоон ударил стволом ружья. Да, это придумал Джимми — раздеться и трогать другдруга. Ружье мелькнуло в воздухе, брызнула кровь («Извини, Джим, тьфу ты, тутнужен бинт»)… Он повел Джимми в дом, и тот кричал… Кричал… Гэррети огляделся,весь в поту, несмотря на ночную прохладу. Кто-то кричал. Ружья были нацелены намаленькую, сжавшуюся в ужасе фигурку. Похож на Барковича. Грянули выстрелы, ифигурка, стукнувшись о бетон, как мешок с мокрым бельем, обратила к небубледное лицо. Это был не Баркович, а кто-то незнакомый.