Читать книгу "Названец. Камер-юнгфера - Евгений Андреевич Салиас"

ни сестра — не знал, что руководит Петром в его желании отсрочить отъезд из столицы, да и сам он наивно не сознавался и себе самому, что было тому причиной.

А это была мысль об Лизе Бурцевой.

Если б она одна или с отцом присоединилась к этому добровольному изгнанию, то Пётр тотчас же стал бы собираться, не рискуя продолжать именоваться Зиммером и вертеться около тех самых лиц, которые имели власть в один день запытать его до смерти, а то и прямо присудить к казни.

С этого дня почти всякий день двое всадников и вместе, и порознь приезжали в Казачью слободку к Макаровым, но всегда поздно вечером, и возвращались в столицу далеко за полночь.

XXVII

Наступил октябрь. Уже раза два выпадал снег и снова сходил.

В столице было как-то особенно тихо, будто всё замерло. Уныние и боязнь вместе заставили обывателей притихнуть. И было от чего!..

За последние два года императрица постоянно хворала. У неё была подагра, которая всё усиливалась, и иногда от припадков болезни она сильно страдала. За год назад болезнь осложнилась, и появились новые страдания от каменной болезни. К этому примешалось ещё и нравственное угнетение: императрица была поражена гибелью близкого ей человека Волынского и продолжала раскаиваться и упрекать себя в том, что уступила другому любимцу — Бирону.

Появление новой болезни и жестоких припадков заставило её тотчас же решить насущный вопрос государственной важности. У неё не было наследника престола. Уже давно жила при её дворе родная племянница, дочь герцогини Мекленбургской. Она взяла её к себе, с тем чтобы сделать её наследницей престола или же, выдав замуж, объявить наследником будущего внука.

Ещё семь лет тому назад, когда принцесса была только девочкой, императрица выбрала ей жениха — принца Антона Ульриха Брауншвейгского. Принц прибыл в Россию тотчас же и был при дворе. Предполагали, что брак будет заключён, как только принцессе минет лет пятнадцать-шестнадцать. Но, к удивлению всех, дело о бракосочетании, имевшем в данном случае государственное значение, всё затягивалось.

Вельможи, сановники и весь двор, гадая, недоумевая, пришли наконец к подозрению, а затем и к полному убеждению, что бракосочетание отлагается вследствие всяких происков и советов Бирона.

Герцог возмечтал женить на будущей наследнице престола своего собственного сына.

Однако за год назад обострившаяся болезнь императрицы настолько смутила её, что по совету разных близких лиц, отчасти неприязненно расположенных к Бирону, брак принцессы Анны был решён, а в июле месяце пышно и блестяще отпразднован.

В этом году, в августе, когда болезнь императрицы вдруг усилилась, произошло событие, имевшее огромное значение. У принцессы Анны родился ребёнок — мальчик. Появление на свет мальчика — и, стало быть, настоящего наследника престола — так подействовало на императрицу, что она временно казалась совершенно выздоровевшей. При крещении ребёнок был назван в честь отца императрицы Иоанном.

Это было в конце августа. Теперь, в первых числах октября, императрица вдруг почувствовала себя хуже, чем когда-либо…

Наконец, шестого октября за обедом с ней сделалось дурно, и её без чувств унесли в спальню и положили на постель. И ей уже не суждено было подняться. Ежедневно ей становилось всё хуже.

Смущение, овладевшее всеми в Петербурге, уже постепенно распространялось и далее — в Москву и в провинции. Наследник престола — двухмесячный ребёнок! Его отец и мать — чуждые России принцы! Такие же немцы чистокровные!

Лежа в постели и не имея возможности подняться, Анна Иоанновна всё-таки не сознавала опасности, и всё, о чём докладывали ей высшие сановники, о серьёзности её положения, она принимала с гневом и раздражалась, говоря, что не собирается вовсе умирать. Тем не менее через несколько дней её убедили составить акт о престолонаследии и объявить младенца Иоанна наследником престола.

Через несколько дней весь Петербург, вся гвардия присягнули будущему императору Иоанну VI, но вместе с тем возник вопрос: кто же будет править Россией? И вокруг постели умирающей началась ожесточённая борьба, начались козни, интриги, соперничества, целая буря…

Бирон, когда-то сломивший сопротивление императрицы и заставивший её согласиться на казнь Волынского, теперь напрасно старался сломить её волю и убедить, чтобы она назначила его всевластным регентом государства. И он начал действовать энергичнее, пользуясь раболепием и слабодушием всех окружающих.

Прежде всего он заручился согласием первых вельмож двора, влиятельных лиц — графа Остермана[16], князя Черкасского[17], графа Левенвольда и, наконец, энергичного графа Миниха[18].

Императрица, несмотря на увещание всех этих лиц, стояла на своём и наконец однажды сказала Бирону:

— Желая быть регентом России, ты ищешь свою погибель!

Не зная, что предпринять, герцог дошёл до последней крайности. Он стал уговаривать самое принцессу Анну Леопольдовну[19] и её мужа, чтобы они просили о назначении его регентом. Принцесса отказалась наотрез, говоря, что, с одной стороны, считает положение тётки якобы не опасным, а с другой — не желает влиять на неё, привыкши повиноваться ей во всём. Одним словом, принцесса Анна искусно отстояла себя в ограничении её права.

Однако лукавый Остерман, видя кругом одних льстецов, считая Бирона единственным энергическим человеком, решился действовать упорнее и по крайней мере обеспечить своё положение в будущем. Полновластный регент — думалось ему — не забудет его услуги, будет его другом, и при его регентстве он, Остерман, может играть вторую роль в империи.

Так как положение императрицы всё ухудшалось и она уже лежала по целым часам в полусознании, то Остерман написал и подал ей манифест о назначении герцога Бирона регентом над младенцем-императором до его семнадцатилетнего возраста. Императрица, взяв из рук Остермана бумагу, вымолвила только:

— Я просмотрю! — и положила бумагу под подушку.

И только через три-четыре дня оказалось, что она подписала её… Когда и кем побуждаемая — осталось неизвестным. Ненавистники герцога уверяли даже, что он сам, подделываясь под руку императрицы, подписал бумагу. Тем не менее герцог немедленно объявил Миниху и другим, что помимо воли императрицы он желал бы иметь официальное согласие на своё регентство всех высших сановников Петербурга.

И таковых нашлось более пятидесяти человек, в том числе отчаянных его ненавистников, которые из трусости явились целой депутацией и просили его спасти Россию и принять звание регента.

Через два дня императрица, лежавшая без сознания, пришла в себя и, вероятно уже примирившись с мыслью о смерти, приказала созвать всех, чтобы проститься. С шестнадцатого на семнадцатое октября все высшие сановники и весь двор ночевали во дворце, то есть оставались всю ночь, сидя и