Читать книгу "Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал - Франсин Хирш"

Джексон ведет себя некорректно. 27 октября, когда вновь собрался Комитет главных обвинителей, оказалось, что он за спиной Джексона предложил советским и французским представителям помочь с переводом. Руденко и Шарль Дюбост демонстративно выразили благодарность Максуэлл-Файфу и объявили, что «благодаря британцам» переводы на немецкий скоро будут готовы[394]. Попытка Джексона жестко надавить обернулась против него.

Демонстрируя дух товарищества, Руденко, Дюбост и Максуэлл-Файф на совещании 27 октября совместно проголосовали против джексоновского предложения включить Альфрида Круппа в список обвиняемых – на том основании, что это задержит начало процесса. Затем альянсы поменялись. Дюбост предложил организовать второй суд специально над немецкими промышленниками, помогавшими Гитлеру. Руденко поддержал Дюбоста, но Максуэлл-Файф и Джексон, не желая привязывать свои правительства к чему-либо кроме Нюрнберга, выступили против. Четверо обвинителей все-таки договорились потребовать психиатрического освидетельствования Гесса, и поэтому советское правительство решило подготовить к командировке трех специалистов: психиатра, невролога и терапевта по внутренним болезням[395].

Никитченко приехал в Нюрнберг 28 октября. Первое неформальное совещание Трибунала прошло в небольшой комнате во Дворце юстиции. Четверо судей и их заместители сидели за столом, накрытым американским армейским одеялом, и старались не обращать внимания на стук молотков и визг пил в зале суда, где шел капитальный ремонт. Они обсуждали отбор адвокатов защиты. Эри Нив, который вручил Обвинительное заключение большинству подсудимых, а теперь отвечал за обеспечение их судебной защиты, просил у судей указаний. Некоторые подсудимые, в том числе Геринг, просили, чтобы их адвокатами были бывшие члены НСДАП, и Нив не знал, что на это ответить[396].

Ил. 15. В стене зала суда проделывают окна для радиокомментаторов, фотографов и кинооператоров. Сентябрь 1945 года. Подготовка зала суда длилась большую часть осени. Источник: Американский мемориальный музей Холокоста. Предоставлено Национальной администрацией архивов и записей, Колледж-Парк

Судьи высказали свои мнения – и Никитченко с советским судьей-заместителем Волчковым категорически не согласились со своими западными коллегами. По словам Биддла, в Уставе Нюрнбергского трибунала «недвусмысленно говорится», что подсудимые имеют право выбрать себе защитника. Председатель Трибунала Лоуренс согласился, что им может стать любой обладатель немецкой адвокатской лицензии. Советские судьи высказали крайнее удивление тем, что бывшим нацистам позволят выступать в роли адвокатов защиты. Никитченко заявил, что такие люди должны сами сидеть «на скамье подсудимых», а не играть официальную процессуальную роль. Нив впоследствии вспоминал, что этот спор продолжался допоздна при тусклом свете армейской лампы. В конце концов советские судьи потерпели поражение. Почти половина подсудимых избрали своими адвокатами бывших нацистов[397].

Ил. 16. Американский набросок плана первого этажа зала суда в Нюрнберге. 7 ноября 1945 года. На плане показаны места для прессы, но не галерея для зрителей, которая располагалась на втором этаже. Источник: Американский мемориальный музей Холокоста. Предоставлено Рэнди Коулом

На неделе судьи еще несколько раз собирались на закрытые совещания. Они удовлетворили ходатайство обвинителей о назначении объединенной медицинской комиссии для освидетельствования Густава Круппа, разобрались с некоторыми организационными вопросами, такими как выплата гонораров адвокатам, и перешли к процедурным правилам Трибунала. Советские судьи снова были шокированы тем, какие вольности позволяются подсудимым. Никитченко был особенно недоволен правилом № 4, разрешавшим подсудимым вызывать любых свидетелей, которые могли бы поддержать их защиту. Он безуспешно добивался, чтобы обвинителей наделили правом вето[398]. Судьи также обсуждали синхронный перевод на базе системы, разработанной в IBM и введенной в Лиге Наций в 1931 году. Перевод в Лиге Наций происходил последовательно: речи переводились заблаговременно, а затем читались одновременно на множестве языков. По новой системе – которая должна была применяться в Нюрнберге впервые – переводчики с четырех языков Трибунала (английского, русского, французского и немецкого) при помощи микрофонов и наушников должны были непосредственно переводить произносимые речи и передавать их по отдельным каналам.

Судьи относились к этой инновационной технологии со смесью энтузиазма и скепсиса. Будет ли она реально работать? (Никто не говорил о том, что IBM, как и Круппы, с выгодой для себя сотрудничала с Гитлером[399].) Вечером 31 октября Никитченко проинформировал Вышинского, что Трибунал планирует испытать систему IBM в ближайшие недели, для чего необходимо, чтобы в Нюрнберге и на своих постах находилась группа опытных советских переводчиков[400].

* * *

Джексон все сильнее стремился сосредоточить как можно больше контроля над судебным процессом в американских руках. Он разозлился из-за того, что Максуэлл-Файф намеренно помог французам и советским представителям, которых он по-прежнему воспринимал с раздражением, а иногда и с явным презрением. Происходившее в Европе убедило его, что ни Франция, ни СССР не разделяют американской чуткости к принципам справедливого правосудия. В письме президенту Трумэну он жаловался, что французский суд над Пьером Лавалем (премьер-министром коллаборационистского режима Виши) вызвал «скандал на всю Европу», а советские процессы в Венгрии и на Балканах «не имеют ничего общего с судом в нашем понимании». У Джексона вызывало негодование то, что СССР и Франция «иногда творят то же самое, в чем мы обвиняем немцев». СССР «не основывает свой суверенитет над балтийскими государствами ни на чем, кроме завоевания», в то же время французы настолько вопиюще нарушают Женевскую конвенцию, что американское командование «забирает у них назад пленных»[401].

Пока судьи спорили о правилах Трибунала, Джексон жаловался на то, что ему вообще приходится сотрудничать с советской стороной. Его особенно тревожила Катынь: это дело могло подорвать позиции союзников. У него были на то серьезные причины. 20 октября Донован (прибывший в Нюрнберг в начале октября после того, как президент Трумэн расформировал УСС) вручил Джексону совершенно секретный доклад, только что им полученный. В докладе утверждалось, что убийства совершила советская сторона[402].

Согласно докладу, Фабиан фон Шлабрендорф, в прошлом немецкий солдат, участвовавший в 1943 году в подготовке покушения на Гитлера, рассказал УСС, что в Обвинительном заключении бросается в глаза одна неточность: Катынь – не нацистское преступление. Шлабрендорф утверждал, что присутствовал при обнаружении этого захоронения, и убежден, что в этом массовом убийстве виновен СССР. Далее он заявлял, что этот «неоспоримый факт» известен огромному количеству немецких солдат и офицеров, а также иностранным врачам, польским священникам и британским офицерам. Шлабрендорф советовал заменить этот пункт Обвинительного заключения на какое-нибудь реальное немецкое преступление, например расстрел пленных советских комиссаров[403].

Эта информация запоздала: два дня назад Обвинительное заключение было подано в Трибунал и уже опубликовано. Джексон мог разве что убеждать Руденко воздержаться от предъявления доказательств по катынскому обвинению и тем