Читать книгу "Отрешись от страха. Воспоминания историка - Александр Моисеевич Некрич"

роль сыграла полуоткрытая критика «Краткого курса» истории КПСС, служившего после репрессий 30-х годов единственным учебником, справочником и толкователем истории России, Советского Союза, революционного движения и вообще движения куда бы то ни было. Все же историки были теперь освобождены от обязанности пропагандировать теорию «двух вождей» Октябрьской революции 1917 года — Ленина и Сталина. (Последний, как известно, играл в революции не столь уж значительную роль.)

Наиболее передовые по своим взглядам историки были готовы по-новому подойти к таким кардинальным проблемам, как коллективизация сельского хозяйства в СССР, индустриализация, построение социализма в одной стране и др. Большие сдвиги наметились и в подходе к истории Второй мировой войны и Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. В Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС был создан отдел по истории Великой Отечественной войны, который в течение короткого времени издал 6-томную историю войны. В этом издании многие действия Сталина во время войны были подвергнуты критике. И, несмотря на подхалимские попытки возвеличить Хрущева как военного деятеля (почему-то мне всегда казалось, что это делается сознательно для его компрометации), и даже несмотря на явные искажения и умолчания по ряду важных вопросов: советско-германский пакт 1939 года, власовцы, сотрудничество с врагом на оккупированной территории и др., это издание, вероятно, будет представлять интерес для историков и читающей публики еще долгое время.

В институтах шли жаркие дискуссии: научное мнение начало пробивать себе дорогу сквозь заслоны конъюнктурных соображений.

* * *

Поверхность Земли на две трети покрыта водными пространствами. Океаны, моря, озера, реки, речушки и ручейки образуют Мировой Океан. Капля в море — это все же часть моря. Наш Институт истории можно было бы уподобить ручейку в бесконечном советском пространстве, а сектор новейшей истории Института, в котором я работал, может быть сравним с каплей в море. И как капля моря, отражающая цвет, вкус и запах всего моря, так и наш сектор отражал все, что происходило в широких масштабах всей страны, нашей науки — Истории и нашего института. Я говорю еще и сейчас, в эмиграции «нашего», так как половина моей физически прожитой жизни и большая часть сознательной была тесно связана с Институтом и отдана ему. Я провел в Институте 31 год с девятимесячным перерывом между окончанием аспирантуры в мае 1949 года и зачислением на работу в марте 1950 года. В 1945 году, еще в военной форме, я пришел в аспирантуру Института и покинул его навсегда 24 мая 1976 года.

...Перемены в нашем секторе вновь произошли в 1954 году, когда к нам был назначен новый заведующий — Николай Иванович Саморуков. Отношение к изучению новейшей истории западноевропейских стран он имел самое отдаленное. Работал до того в Институте марксизма-ленинизма, много лет ничего не делал, но избирался, как человек покладистый, секретарем тамошней партийной организации. Все же его бездеятельность начала в конце концов раздражать руководство Института марксизма-ленинизма. И от Саморукова решили избавиться принятым и утвержденным вышестоящими инстанциями самым деликатным способом — сплавить его в Институт истории Академии наук СССР: пусть теперь бездельничает там. В далеком прошлом, в бурные революционные годы служил Николай Саморуков матросом (как будто на «Очакове»), В 1918 году он поддержал какую-то резолюцию анархистов и поэтому, несмотря на его позднейшую абсолютно

безупречную, с точки зрения партийной, работу или неработу в разных партийных учреждениях, в том числе в Коминтерновской Ленинской школе, готовившей кадры для зарубежных коммунистических партий, Саморуков повышений по партийной линии не получал, а использовался все больше на подсобных ролях. Он был кандидатом исторических наук и его диссертация, так и не увидевшая света, была посвящена деятельности русского революционера Лопатина. Одна или, может быть, две опубликованные статьи и был весь вклад Саморукова в науку, именуемую историей. Впрочем, это говорило в его пользу. Он лишь постоянно твердил о своих обширных планах, но, по счастью для науки, так и не осуществил их, тем самым избавив ее от лишней макулатуры. Потому естественно, что люди, подобные Саморукову, находились в постоянной зависимости от начальства, которое могло в любой момент указать им на дверь по причине их действительной профессиональной непригодности.

В советское время во всех без исключения областях экономики, культуры, науки, искусства образовался довольно мощный слой профессионально непригодных людей, которые составляли и составляют одну из важнейших опор советского режима. Их поддерживают, платят им заработную плату, зная наперед, что для дела от них ничего получить нельзя, но зато можно потребовать от них все что угодно ради имитации дела. Эта порода людей принесла много несчастья нашей стране и нашему народу, они были причиной гибели многих своих товарищей. Мне не раз приходилось сталкиваться с подобными людьми, они вроде и ничего из себя не представляли, но были сильны принадлежностью к партии и взаимоподдержкой бездельников.

Поначалу Николай Иванович показался человеком умеренным, по советским меркам даже порядочным. Но сразу же стали ясными и его профессиональная некомпетентность, и склонность к ничегонеделанию. Вскоре, однако, выявилось и другое, не очень порадовавшее качество: злопамятность. Сам ли Саморуков дошел до этой мысли или она была ему подсказана «сверху» при его назначении на новую должность, но первым шагом на новом поприще была попытка произвести «чистку» сектора. Саморуков попытался сначала ошельмовать одного из самых талантливых историков и оригинальных людей, которых я когда-либо встречал в жизни, — Владимира Михайловича Турока-Попова.

Многие в Советском Союзе и далеко за его пределами хорошо знают Турока, историка Австро-Венгерской монархии, Австрии, специалиста в области международного рабочего движения и международных отношений. Изначальная фамилия Владимира Михайловича была Попов, а псевдоним «Турок» он взял для своих статей. Так к нему и прилип этот псевдоним, ставший позднее частью его фамилии Турок-Попов. В юношеские годы Турок учился в университете в Вене. Обладая незаурядными лингвистическими способностями, Турок быстро овладел не только основными европейскими языками (немецким он владел в совершенстве), но и довольно трудными языками балканских народов и даже венгерским языком. В Вене он познакомился с будущим руководителем Коммунистического Интернационала Георгием Димитровым и стал работать с ним в балканском секретариате Коминтерна. Это было в суровые 20-е годы, когда балканских коммунистов жестоко преследовали в их странах, сажали в тюрьмы и убивали. Турок не был коммунистом, и, возможно, в 30-е годы во время репрессий в Советском Союзе это спасло ему жизнь. Вернувшись на родину, Турок стал сотрудником Международного аграрного института, коминтерновского учреждения. Одно время он специализировался по аграрному движению в странах Латинской Америки. Жизнь его была временами сложной. В 1935 году была арестована мать его жены — Софья Михайловна