Читать книгу "Пара для дракона, или погаси последний фонарь - Алиса Чернышова"

Глаза в подобных обстоятельствах всё равно были бесполезны, потому она рискнула полностью отрешиться от тела, сунуть нос в мир Духа, на самую глубину, дабы хоть там незамеченной понаблюдать за происходящим. А происходило... прямо скажем, много чего.

Здесь, на самой изнанке того, что принято считать бытием, всё выглядело совсем не так. Не было — и не могло даже в теории быть — тел, чётких границ, очертаний и рамок. Например, человек и дерево могли выглядеть примерно одинаково и сливаться воедино — при условии, разумеется, что человек очень хорош. И достоин того, чтобы привлечь благосклонное внимание дерева. *

*Хотя, не все деревья так уж разборчивы в связях с двуногими. Особенно ясно это прослеживается на примере знаменитых северных лесов. Вот, например, ивы, ели, пихты, сосны и осины, подпитывающиеся холодной энергией Предвечной, щедро делятся с любым существом, отмеченным Ею, но бесполезны и даже опасны для остальных. Дубы же, (равно как и баобабы, щедро разбросанные по пустошам у Вольных Городов), будучи любимчиками Изначального, щедры с Его адептами и просто личностями, приглянувшимися Ему в силу храбрости, воинственности и прочего; однако, они капризны и очень скрупулёзно выбирают, с кем делиться, а кто этого ни разу не достоин. С другой стороны, всегда есть липы, берёзы и клёны, которые по легендам являются любимчиками богов весны. Кто знает, правда это или нет, но они в любом случае раздают свою энергию направо и налево, всем желающим. Лимори встречала мнение о том, что эта щедрость связана с их кратким веком: в отличие от тех же дубов и сосен, клёны, например, не успевают поумнеть и закрыться в себе, стать разборчивыми. Они юны и наивны — насколько юны и наивны могут быть деревья. Сама Лимори, из клёнов видавшая только краснолистный башири, ничего не могла сказать по этому поводу: башири были самыми долгоживущими среди своих сородичей и славились сложным, непредсказуемым нравом.

Это всё сложно для восприятия существа, далёкого от высокой магии, но для Лимори вся эта мешанина эмоций, ощущений, связей, энергий, воль и снов была если не домом, то неким аналогом безопасного чулана, куда она любила сбегать ради отдыха от случая к случаю. Соответственно, она научилась немного разбираться в той дикой мешанине, что тут происходит, и интерпретировать её по отношению к реальному миру.

И сейчас ей казалось, что вокруг схлестнулись два моря, тех самых, никогда в жизни ею не виденных; две приливные волны, опустошающие всё на своём пути, соперничающих — кто же разольётся здесь, кто станет главным морем? Странная аналогия, но другой она не могла придумать.

Битва — природный процесс, если разобраться. Естественный отбор, как его предпочитали называть сторонники техногенной науки; закономерное сражение за выживание, в итоге стимулирующее развитие. Да, тяжело было чувствовать смерть всех существ в безжалостно иссушенных реках, агонию тех самых деревьев, животных, да даже скал, безжалостно порушенных и уничтоженных. Да, не проще ощущать отчаянную решимость, боль, беспомощность и смерть множества разумных — или считающих себя таковыми. Но с глобальной точки зрения война, очерчивающая границы государства, толкающая вперёд науку, помогающая избежать перенаселения, была... некоторым образом полезна.

Увы, оказавшись в самом её средоточии, очень тяжело заставить себя мыслить подобными категориями.

Чужая боль горчила на языке. Лимори не была лекарем с подлинным призванием, но за годы Жреческой работы у неё выработался инстинкт, требующий помогать страждущим. Но это было бы глупо — молотить в дверь и проситься в помощницы, не так ли? Тем более что никто в здравом уме не подумает, что огненная драконица может кого-то там лечить. Огненные маги, какова бы ни была их природа, не бывают лекарями. Вообще никогда. Да и кто станет доверять пленнице?

Потому Лимори постаралась отрешиться от чужих эмоций и задумалась о других возможностях. Не идеальное ли сейчас время, чтобы попытаться сбежать? В такой мешанине энергий и магий никому до неё не будет дела, и едва ли кто-то уловит возмущение поля. А значит... она решительно шагнула к двери, начертала над ней имя Предвечной, готовая к тому, что все охранные чары спадут...

И — ничего не произошло.

Поначалу она была настолько шокирована, что просто осталась стоять, ошеломлённо хлопая глазами. Да за всю её жизнь в Чу ни разу не бывало такого, чтобы имя Предвечной, Той, что одновременно Дверь, Замок и Ключ, не подействовало!

"Ты больше не в Чу", — прошептал внутренний голос насмешливо.

Лимори сцепила зубы. Действительно, кто сказал, что драконы не владеют способами блокировать божественную магию? Да, для Жрицы, привыкшей безоговорочно верить во всепроникающее могущество своей Богини, это была почти пощёчина, но... Служитель Бога, как известно, не равно Бог. Она, Лимори — лишь проводник, не больше. И сила, которую божество способно прокачивать сквозь неё, напрямую зависит от личных данных. У каждого божества при этом имеются свои требования касаемо личностных качеств Жреца, но большинство предпочитают базовый набор в виде личной силы, упорства, восприимчивости к тонкому миру, решительности и ума.

Последнее качество, судя по всему, Лимори и необходимо было сейчас использовать. Она зло тряхнула головой и принялась всматриваться в магическое плетение. И часа не пройдёт, как оно будет взломано!

На самом деле, разумеется, прошло куда больше часа. И Лимори ещё повезло, что запереть её решили в бывшем жилом помещении — она теперь не сомневалась, что местные тюрьмы вполне могут оказаться полностью отрезаны от магических источников.

Любых.

В личной комнате одного из членов семьи такие предосторожности не были нужны, потому путём проб и ошибок ей всё же удалось разобраться, как это работает. Она даже придумала, что делать — надо было всего-то разомкнуть несколько жалких контуров... Но, увы, времени не хватило: за работой она не заметила, как утихла битва, и едва успела отскочить, когда дверь распахнулась.

На пороге стоял лорд Жакрам, и по его холодному, жёсткому лицу, покрытому кровью и копотью, Лимори поняла — всё плохо.

— Ты сейчас же свяжешься с Иженом, — сказал он. — Ты скажешь ему поторопиться и использовать Тень Предвечной до того, как мои люди будут мертвы. Если Ижен этого не сделает, тебе будет больно. Очень.

"И ты, жестокий безумец, думаешь, я позволю этому случиться!?" — вот что хотела она сказать, и лишь усилием воли подавила холодную, острую ярость. Вся симпатия, которая теплилась в душе Лимори по отношению к лорду Жакраму, развеялась в пыль. Использовать Тень Предвечной здесь, посреди процветающей страны, полной жизни? Какие цели, по его мнению, способны оправдать такие средства?!

— Вы понимаете, чем обернётся использование подобного могущества? — уточнила она тихо. — Понимаете, что будет с Предгорьем?

Он метнулся вперёд тенью и буквально навис над ней — высокий, мощный, с горящими глазами.

— Мне плевать на твоё Предгорье, — его голос упал до шипения. — Мне с самой высокой скалы плевать! Хочешь кого-то обвинить — пойди и обсуди со своими Старейшинами и Главами Домов все последствия той каши, которую сами они заварили. У меня с самого рождения нет выбора; у моих людей, принесших присяги мне, нет выбора. Они там умирают, и я скажу тебе одну очень ясную и простую вещь: для меня всё твоё проклятое Предгорье не стоит ни одного из моих людей. Оно не стоило Дорина... и других. И слушай сюда, запомни хорошенько: я не потеряю больше никого! И если для этого мне надо будет порезать тебя на куски — я это сделаю. Если мне придётся превратить в пустыню эти проклятые горы — я это сделаю. Или думаешь, я шучу?