Читать книгу "Вавилонские книги. Книга 3. Король отверженных - Джосайя Бэнкрофт"

– …лающие гончие и лихорадочная погоня, а трава и деревья хлещут меня так же сильно, как я хлещу свою лошадь. Затем тишина овладевает мною до глубины души, и мои руки тверды как камень, и мои глаза ясны, как родниковая вода, и вспышка дула подобна восходу солнца. И всегда одно и то же: прежде чем зверь покорится, он сначала должен брыкаться и пинаться не на жизнь, на смерть. Конечно, это не имеет никакого значения. Олени, бизоны, антилопы гну, лоси – я их всех обескровил, освежевал, выпотрошил. Превращение зверя в трофей не так уж сильно отличается.

– Не так уж сильно отличается от чего? – спросил Сенлин. Его пересохшее горло, казалось, набили соломой.

Герцог остановился и внимательно осмотрел лицо пленника в колеблющемся свете:

– От превращения человека в хода.

Вил опустился на колени, поставил фонарь и направил дуло пистолета на нос Сенлина с безразличием, которое не отразилось на его лице. Его глаза светились садистским восторгом. Он наслаждался каждой гранью этого момента.

– Я лишил тебя всех твоих сил, надежд и богатства. Я с тебя шкуру содрал. – Он помахал стволом, указывая вниз. Сенлин обнаружил, что раздет до пояса и на нем нет ничего, кроме грубой набедренной повязки. Ботинки тоже исчезли. – А теперь я собираюсь тебя выпотрошить. – Не отводя взгляда от Сенлина, герцог бросил через плечо: – Убирайтесь. Закройте двери. Я постучу, когда вы мне понадобитесь.

Солдаты отдали честь и закрыли за собой железный люк. Он захлопнулся с оглушительным лязгом, который долго отдавался эхом. Сенлин повернулся, озираясь, и понял: то, что он принял за комнату, на самом деле было коридором, чей конец таял во мраке.

Сенлин проверил пределы своих цепей и обнаружил, что кандалы прикреплены к полу. От грохота герцог ухмыльнулся:

– Я знал, что ты слишком стар для нее, но думал, что окажешься по крайней мере красив. Как тебе удалось заманить в ловушку такое существо, как она? Наверное, в этом и заключается преимущество холостяка в маленькой деревушке. Не так уж много конкурентов. Ты бы хорошо поступил, Том, если бы вернулся и выбрал кого-нибудь поближе к собственному уровню. Старую вдову или послушную свинью. – Герцог снова встал, качая головой и прищелкивая языком. – То, что ты здесь, может означать только одно: ты глупо, безнадежно, опасно влюблен в мою жену.

Он шагнул назад, скрестив руки на груди и держа пистолет наготове.

– Ты хоть представляешь, сколько людей хотели бы сейчас оказаться на моем месте? Будь я комиссаром Паундом, еще час назад отпилил бы тебе башку и сделал бы из нее ночной горшок. Весь прошлый год ты бегал и пинал ногами каждое осиное гнездо, до какого мог дотянуться. Держу пари, что если я продам тебя на аукционе твоим врагам, то смогу сколотить небольшое состояние.

– Мария тут ни при чем…

Двумя быстрыми шагами герцог подскочил к Сенлину и ударил его сапогом в подбородок. Удар отбросил пленника в сторону, где он снова обнаружил предел своих цепей.

– Не смей произносить ее имя.

Сенлин сплюнул кровь на твердый каменный пол, в ушах зазвенело. Он сердито посмотрел на герцога, но ничего не сказал.

– Я все еще должен тебя выпотрошить, не так ли? – сказал Вил, и в его голосе снова зазвучала знакомая ирония. – У тебя, кажется, сложилось впечатление, что я каким-то образом стал тюремщиком Марии или что она здесь не по своей воле. Но это совсем не так. Видишь ли, очень рано у нас с ней сложилось взаимопонимание, взаимовыгодное соглашение, которое дало обоим то, чего мы больше всего хотели. У меня есть талантливая, красивая, послушная жена, которую все любят и которая очень скоро родит мне достаточно сыновей и дочерей, чтобы основать династию. А она может оставить себе твое маленькое отродье.

Сенлин поперхнулся:

– Что?

– Ты не знал? – сказал герцог с наигранным удивлением. – Честно говоря, я тоже сначала не знал. Если бы я заподозрил, что она беременна, то вряд ли позволил бы себе испытывать к ней такие теплые чувства. Но сердце – это кошка, оно делает то, что ему нравится. – Вил погрозил кулаком в сторону округлого потолка коридора.

Сенлин не заметил этот задумчивый жест, слишком занятый воспоминаниями о последней ночи, которую провел с Марией в поезде, идущем в Башню. Никогда бы он не подумал, что столь нежное воспоминание может обернуться таким отчаянием.

– Она попала ко мне в самом постыдном и откровенно опасном положении для брошенной женщины. Заманчиво сказать, что это и погубило ее, но я думаю, что перспектива появления на свет этакого ярма заставила ее призадуматься. Стоит заметить, сначала она не горела желанием выходить за меня замуж, даже после того, как я привез ее сюда, показал дом, познакомил с друзьями и свободным образом жизни. Я думаю, она отказала мне из упрямства – ты же знаешь, какой своенравной она бывает, – а не из давних чувств к тебе. По правде говоря, я начинал немного разочаровываться в ней. Но потом твой маленький щенок объявил о себе, и перспектива того, что она останется без гроша и без друзей в Башне с младенцем, сделала мое предложение именно тем, чем оно и было: подарком.

Мария достаточно умна, она поняла, почему я не могу публично приветствовать незаконнорожденного ребенка и порченую женщину в своем доме, и поэтому согласилась скрыть беременность и спрятать ребенка, когда тот появится на свет. Я даже не могу выразить, сколько хлопот мне пришлось предпринять, чтобы эта твоя маленькая сучка не попала в газеты. Но я не лишен понимания иррациональных женских привязанностей и поэтому пообещал, что, как только она родит мне сына, мы притворимся, что обнаружили твоего ребенка брошенным на нашем пороге. И Мария станет «приемной» матерью для девочки, которую я буду считать своей. Ну почти.

Сенлин никогда в жизни не был в таком гневе. Но на фоне немедленного желания убить этого человека в нем вспыхнули гордость и любовь.

– А как ее зовут? – спросил он.

– Я расскажу тебе, но только потому, что знаю: это будет мучить тебя еще больше. Но сначала хочу подчеркнуть одну вещь, Том: если каким-то чудом ты избежишь Черной тропы и проберешься на свободу, если я или кто-нибудь из моих знакомых снова увидит твое лицо, я перережу ребенку горло.

– Как ее зовут?

– Оливет, – сказал Вил, поднимая руку к железной двери. – А теперь запомни: молчок. Если хочешь, чтобы они были в безопасности, будешь держать рот на замке.

Герцог постучал костяшками пальцев, и железная пластина завибрировала, по другую сторону сдвинулся тяжелый засов. Люк открылся, и солдаты вернулись с третьим человеком между ними. Лицо Тарру настолько обмякло, что могло сойти за посмертную маску. Сенлин попытался встретиться с ним взглядом, но бывший друг отвел глаза.

– Мы нашли это в твоем кармане, – сказал герцог, протягивая сложенную записку, которую они с Тарру передали друг другу. – Вот я и подумал, почему бы не послать тебя на Черную тропу вместе с приятелем в качестве проводника. Уверен, он не станет винить тебя за то, что ты лишил его нормальной еды и теплой постели.