Читать книгу "Опережая некролог - Александр Ширвиндт"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собрание сочинений в 3 томах
(Неразборчиво)
Сов. милейшим Тате и Шурику с самыми… чувствами от беспутного Юза (Алешковского).
«Юз! Чтения по случаю 80-летия Юза Алешковского»
Милым душе моей Наташе и Шурику великому – всегда!
Я всегда с напряжением жду ежемесячный календарный план мероприятий Дома кино. Там помимо безумия анонсов показа фильмов публикуют в самом начале поздравления или с Новым годом, или с Октябрьской революцией, а потом идет список дней рождения членов Союза кинематографистов в этом месяце. Все очень элегантно и хитро: бабам возраст не пишется, а мужикам пишется. Этот паноптикум прекрасен тем, что подавляющему большинству членов Союза кинематографистов от 80 до 100 лет. Причем я сам в этом же наборе, но три четверти фамилий не знаю. До 80 лет поздравляют с круглыми датами, а после 80-ти – на всякий случай каждый год. Этот календарь – очень радостное чтение. Он стал практически моей настольной книгой. В этой связи не могу не умилиться, вспомнив моего любимого друга, писателя, хулигана и гражданина Юзика Алешковского, которому недавно исполнилось 90, а он полон задора, искренности и свежего мата. Когда все это адресуется мне, я еще раз умиляюсь.
«Прогулки вокруг барака»
Наташе и Саше – с криминальным приветом.
«Иерусалимский дневник»
Наташе и Саше – от очень древнего еврея – дружески – приезжайте!
«Антология сатиры и юмора России XX века»
Дорогой Шура,
ты великий артист. Дай Бог тебе здоровья, все остальное у тебя есть.
Из существующих и, слава богу, живущих гениев многие мне стали понятны, какие-то поднадоели, а какие-то все-таки умерли. Единственный, кто не перестает удивлять, восхищать и жить, – это Губерман. Насыщенная лаконичность его гариков меня всегда потрясала, и перечитывать Губермана я могу бесконечно. Его и Сашу Черного. Не знаю, кому из них я делаю комплимент, но себе в этот момент определенно нравлюсь.
Например:
Здесь и история партии, и посткоммунистическая эпоха, и антисемитизм, и пролетарская целеустремленность. Всё в одном четверостишии. И еще Гарик для меня вечный аргумент для отмазки, если предъявляются претензии мне как матерщиннику. Гарик матерится чаще, талантливее и всегда к месту. В дискуссии относительно правомочности родного русского языка, то есть мата, я привожу в пример классику его использования в гениальных четверостишиях Игоря Губермана.
Вспомнил я Гарика и когда в начале этого произведения сам с собой полемизировал насчет вступления. Дело в том, что обязательной составляющей любого книжного издания кроме вступления и заключения являются восторженные реплики-рецензии на обложке. Гарик, чтобы не мучиться и не клянчить у знаменитостей ласковые слова, придумывает их сам и помещает на свои книги. Например: «Такого еще не было». И подпись: «Поебанка Навзничь, югославская поэтесса».
«Одобрям»
Дорогой Шура, я тебя люблю, поэтому можешь не читать.
«Антология сатиры и юмора России XX века»
Дорогой Шура, ты единственный, на кого смотрю с завистью, испытывая при этом наслаждение!
Михаил Анатольевич Мишин – человек повышенной ранимости и стойкой приверженности забытому интеллигентному юмористическому словообразованию. Если говорить о наших отношениях, мы друг другу кормильцы. К несчастью для русской словесности, Мишин в совершенстве знает английский язык и, вместо того чтобы писать на якобы родном русском оригинальные произведения, бросился переводить современную мировую комедийную драматургию. Так как заложенный почти во всех этих первоисточниках юмор подчас значительно ниже юмора самого Мишина, он, помня, что переводимый автор не знает русского языка, адаптирует все переводы в соответствии со своими навыками и чутьем. Отдавая кому-то пьесу, Мишин сурово предупреждает: «Не потерплю ни одной запятой изменений». Так было в Театре сатиры, когда я начал ставить спектакль «Слишком женатый таксист» по пьесе Куни. Миша пришел на генеральную репетицию и услышал со сцены мое изложение версии Куни-Мишина. Он хлопнул дверью и сказал: «Этого не будет». Но это стало. Более того, этот вариант прошел по всем мыслимым и немыслимым подмосткам родины, накормив Куни, Мишина и немножко меня, так как 17 лет идет на аншлагах.
За все время было, наверное, только одно исключение в зрительском восприятии. Когда Юрий Семин тренировал сборную России по футболу, то попросил: «Поведи развлечь». Я позвал их на спектакль «Слишком женатый таксист». Сборной отвели места в шестом ряду по центру. Спектакль идет около двух часов без перерыва. Вдруг посреди действия Юра встает и продирается к выходу. Я в дверях его останавливаю: «Ты куда? Еще не кончилось». Он говорит: «Чтобы я эту х…ню до конца смотрел!» Он такой. Хотя это не самая большая х…ня.
Несмотря на оскорбление мною переводческих чувств Мишина, он вскоре остыл и даже ласково поздравил меня с юбилеем.*
* «Карьера – это мера тщеславия, а у меня тщеславие дозировано необходимостью не выпасть из обоймы достойных людей» – так сказал Александр Ширвиндт, у которого сегодня день рождения.
Масштаб события требует привычно сверкнуть юбилейным «юмором». Да ведь нарвешься на иронию.
Поэтому.
Дорогой Александр Анатольевич!
Шура!
Сообщаю главное.
Ты – недосягаем.
И притом доступен – для любования, труда и любви.
Таким был только Ленин.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Опережая некролог - Александр Ширвиндт», после закрытия браузера.
