Читать книгу "Театральные люди - Сергей Николаевич"

В архиве театра сохранилось мало коллективных фотографий, на которых она снята вместе со всеми. А так — везде одна. Юрий Петрович Любимов недовольно ворчал: что это Алла изображает из себя Веру Комиссаржевскую? Но, сжав зубы, терпел. Тем более что придраться было не к чему. Демидова никогда не подводила. На роли в театре, даже небольшие, всегда соглашалась. Со всеми держала ровный, приветливый тон. Без очевидной необходимости ни на кого не повышала голос. Раньше других она усвоила манеру говорить в жизни и играть на сцене и в кино, как бы совсем не затрачиваясь, не раскрашивая слова эмоциями, на каком-то одном чистом «белом» звуке. Эта подчеркнутая безэмоциональность казалась необычайно стильной, особенно по сравнению с нервной экзальтацией других артисток ее поколения, почитавших своей главной доблестью рвать на сцене страсти в клочья. После Демидовой они выглядели провинциальными матронами. А она уже одним своим видом — короткая стрижка под мальчика, мини-юбка, пальто макси в стиле military — как нельзя лучше вписывалась в образ 1960-х с их тягой к ироничному прагматизму, культом синтетических материалов и функциональной простоты. Одной из первых на Таганке Демидова обзавелась и собственным авто, сразу приобретя статус суперсовременной артистки, которая не боится водить на больших скоростях и может сама что-то в машине починить. Кстати, эту ее способность быстро вникать в проблему и принимать решение сразу распознали молодые кинорежиссеры, ставшие звать ее наперебой в свои дебютные фильмы. Как потом она скажет даже не без некоторой гордости: «Ни один мало-мальски приличный сценарий того времени не прошел мимо меня».

Другое дело, что в кино Демидова слишком часто всем отказывала. К тому же было известно, что на «Мосфильме» существовал негласный «черный» список, где ее имя значилось одним из первых. По мнению начальства, в Демидовой чувствовалась опасная неблагонадежность, какая-то раздражающая несоветскость.

Мимо нее пройдут и «Солярис» Андрея Тарковского, и «20 дней без войны» Алексея Германа, и «Пять вечеров» Никиты Михалкова. По странному совпадению, в двух последних фильмах ее роли сыграет Людмила Гурченко, и сыграет прекрасно. Но с Демидовой это наверняка было бы другое кино.

Сама она не любит пересматривать свои старые фильмы. Мешает знание, как это должно было быть, как было задумано и что в итоге вышло. Искореженные, искромсанные по требованию Госкино «Дневные звезды», где была ее первая большая роль. Пошедшая под нож лучшая сцена в фильме «6 июля». Потом Демидовой по секрету объяснили: ее эсерка Мария Спиридонова слишком доминировала над главными героями фильма, большевистскими вождями. Не досталась ей Надежда фон Мекк в «Чайковском», пришлось довольствоваться ролью ее дочери. Не дадут ей сыграть ни герцогиню Альба в «Гойе», ни цыганку Машу в «Живом трупе», хотя фотопробы в цыганском черном парике получились очень впечатляющими. И сколько было в ее жизни прекрасных, мучительных и абсолютно бесполезных проб, осевших где-то на дне архивов или давно превратившихся в пыль!

А бывало, что в кадр приходилось вбегать, как в последнюю электричку. Буквально на ходу влезать в чужую роль, в чужой, сшитый на другую актрису костюм. Так было в фильме «Ты и я», где Демидова по дружбе согласилась подменить Беллу Ахмадулину, чью кандидатуру в последний момент зарубили в Госкино, и надо было выручать режиссера Ларису Шепитько, потому что «уходила натура» и фильм могли закрыть. Хотя что-то и «на бегу» у нее получилось: какое-то тотальное несовпадение со всеми, непопадание в общий ритм, странная и загадочная ее отдельность. И эта сдвинутая чуть набок беретка, будто взятая напрокат из старых фильмов с Гарбо или Дитрих, и клеенчатый плащ, как у Мишель Морган в «Набережной туманов», и ее крупные планы, снятые сквозь запотевшее стекло, как в фильмах нуар 1940-х годов. Желая того или нет, Шепитько моделировала образ своей современницы по старинным лекалам и рецептам романтического кино. Лицо Демидовой для этого идеально подходило. В «Ты и я» видно, какой звездой она могла бы стать, живи она в другую эпоху или повстречай своего режиссера. Но, несмотря на первоклассную фильмографию, которой можно только позавидовать, такая встреча в ее жизни не состоялась. Почему? Сегодня уже поздно задаваться этим вопросом.

В дневниках у Андрея Тарковского находим примечательную запись: «Хочу попробовать на роль Демидову, но боюсь ее. Слишком она привыкла чувствовать себя хозяйкой на съемочной площадке». Может быть, здесь стоить искать причину? Тогда, после долгих переговоров и проб ей достанется у него в «Зеркале» крохотная роль подруги главной героини, которую сыграла Маргарита Терехова. У Демидовой там фактически одна сцена и проход спиной к камере по длинному коридору. Она долго-долго идет, а потом не выдерживает и подпрыгивает, сделав смешное антраша.

— Я понимала, как скучно будет смотреть зрителям на мою удаляющуюся спину, — рассказывала Алла Сергеевна. — И все ждала, когда же кто-нибудь мне скомандует «стоп». Вот и подпрыгнула, чтобы оператор Георгий Рерберг перестал тратить пленку. Но Тарковскому это так понравилось, что он включил этот кадр при монтаже в окончательный вариант фильма.

Руки над бездной

С театром у нее тоже все складывалось непросто. Начать с того, что в свое время ее выгнали из университетского Театра-студии «Наш дом». Вердикт общего собрания гласил: «За профнепригодность». Это рана, которую она носит в душе до сих пор. Что там произошло на самом деле, никто не знает. «Мы все дети из одного детдома», — однажды мрачно пошутил Василий Аксенов. Свирепый советский коллективизм категорически отвергал любые проявления индивидуализма, любые попытки отстоять свою суверенность. Короче, там она не прижилась.

У Любимова она тоже никогда не числилась ни среди любимых учениц, ни среди любимых актрис. И хотя после Щукинского училища он взял ее к себе сразу, главных ролей не давал долго, держал на голодном пайке. Должны были выйти ее главные фильмы, включая всесоюзный блокбастер «Щит и меч», а самой ей надо было появиться на обложке «Советского экрана», чтобы ситуация в театре стала выправляться в ее пользу. Не слишком быстро и не слишком радикально, но все же. Собственно, именно тогда она сыграет королеву Гертруду — свою лучшую роль в лучшем любимовском спектакле.

…Я видел «Гамлета» на излете 1970-х. Наверняка он был другим по сравнению с премьерой 1971 года. В нем уже отчетливо чувствовалась неподъемная тяжесть давно идущего спектакля, и у актеров не было ни сил, ни желания это скрывать. Помню огромный вязаный занавес — гениальную находку Давида Боровского, вошедшую во все театральные учебники XX века. При малейшем колебании из него неслись клубы пыли, как из старого ковра, который хотелось скорее пропылесосить. И вязаные свитера и платья из шерсти, глядя на которые, первым делом ты думал: как же бедные актеры во всем этом играют? Почему-то было много звуков лязгающего железа, какой-то суеты на сцене.

Но там был Высоцкий. И его присутствие оправдывало все. Трагический, безумный, уже не слишком молодой, с этими черными от усталости подглазьями и слипшимися на лбу волосами. Он так невыносимо громко кричал, так неистово бился с занавесом и въевшейся в него театральной пылью, так рвался навстречу смерти, буквально кидаясь голым торсом в сцене поединка на острый клинок Лаэрта, что, казалось, он сейчас умрет прямо у нас на глазах. Он и умирал. Но не от яда, как предписывал Шекспир принцу Датскому, а от дикого, нечеловеческого напряжения, которое не смогло бы выдержать ни одно сердце.