Читать книгу "Утраченный дневник Гете - Людмила Горелик"

И он стал вновь прокручивать в уме варианты и предположения.

— Здравствуйте, Порфирий Петрович! — Он понял, что его окликают уже не в первый раз, и поднял голову.

Возле скамейки стояла Елена Семеновна Шварц.

— Разрешите, я с вами присяду, — сказала она без вопросительной интонации, одновременно усаживаясь на скамью.

«Ох, — подумал Потапов, — активная дама! На мою голову, етить твою!» — это у него с детства осталось такое присловье — так и отец говорил, и ребята на Рачевке, где он вырос. А с матом он его никак не связывал, считал, в отличие от мата, приличным.

Елена Семеновна между тем была настроена поговорить.

— Вот я все думаю, Порфирий Петрович, — начала она, — неужели и впрямь та надпись на «Разговорах с Гете» Эккермана — отсылка к какому-то кладу в крепостной стене? Было бы странно, согласитесь, если бы мы с вами нашли второй клад? Все же маловероятно, что в нашем городе так много кладов на душу населения… — В ее голосе слышалась явная усмешка.

«А она дама с юмором», — подумал Потапов и посмотрел на нее внимательно. По случаю летней погоды Елена Семеновна была в открытом платье. Полноватая, раскрасневшаяся от жары. Лицо, шея, плечи загорели, что лишь отчасти скрывает морщины, а где-то их и подчеркивает, светлые крашеные волосы коротко пострижены — в общем, обычная дама под семьдесят. Выглядит, что называется, откровенно на свой возраст. То есть не слишком хорошо сохранившаяся, не молодящаяся и не перегруженная косметикой. Лицо ее выражало, однако, живой интерес — к собеседнику, к разговору, к миру в целом. Глаза у нее были, как почти у всех пожилых дам, маленькие и невыразительные, но умные. А сейчас еще и смеющиеся.

«Активная дама!» — опять подумал Потапов, уже без раздражения.

— Ну что вам ответить, Елена Семеновна, — произнес он, вытирая смятым платком пот со лба. — Я так понимаю, вам интересно узнать, известно ли мне что-либо о «втором кладе», как вы выразились. Нет, о кладе ничего не известно, и речь в этот раз не о кладе вообще. Речь, как вы знаете, об убийстве. — Он замолчал. Собственно, он уже ответил на вопрос и не собирался говорить ничего больше. Потапов был сторонником неразглашения хода следствия — пока ведь неясно, кто преступник и к кому от этой дамочки сведения попадут. Елена Семеновна тоже молчала — выжидательно.

— Жарко как сегодня, — сказал наконец Потапов, намереваясь окончательно закрыть тему. — Пора, наверно, домой идти.

Однако собеседница этих его слов как бы не заметила.

— Я тоже думаю, что не о кладе! — ответила она с ноткой агрессии. — Я, знаете, тут сопоставила события последних дней и пришла к выводу, что вырванный из книги титульный лист содержал намек — не на клад, нет! — на какие-то документы. Скорее всего, они представляют собой не материальную, а культурную ценность. Однако они должны иметь и немалый денежный эквивалент, судя по личности похитителя титульного листа: вряд ли он охотится за культурой. Что вы можете сказать об этом? — Она выжидательно взглянула на Потапова. Он молчал. — Что ж, тогда я сама продолжу. Очень давно, еще до революции, то есть лет сто назад, у Елизаветы Григорьевны каким-то путем оказалась эта культурная ценность. Она оставила ее Соне, но поскольку была сильно напугана советской властью, не передала прямо, а спрятала в крепостной стене; Соне же намекнула на место захоронения в надписи на подарочной книге Эккермана. Однако вполне советская, несмотря на воспитание Елизаветы, девушка Соня абсолютно не поняла намеков и прожила жизнь, даже о них не догадываясь. Догадался (или узнал — вот в чем вопрос?) кто-то сейчас, спустя сто лет. Кто? Как он узнал? — Она кинула на Потапова вопросительный взгляд, но тот по-прежнему молчал. — Что ж… И тут у меня есть предположение, хотя я не уверена. Этот грабитель (и предположительно убийца) должен иметь связь с тем, кто сто лет назад знал про наличие у Аргуновой искомого документа. То есть выплыло знание давнее, переданное предками. Родственник Аргуновой? Или, напротив, ее враг? Когда вы третьего дня с Ниной Левониной разговаривали, мне показалось (хотя вы очень хорошо собой владеете), что на вас сильное впечатление произвели ее слова о том, что эмигрант по фамилии Львов некогда жил в Смоленске. Андрюша Левонин, то есть внук Львова, под арестом сидит… Я вот тут сопоставила, и как вы думаете, к какому выводу пришла?!

Потапов больше не опускал глаза, смотрел прямо на нее своими буравчиками.

— Елена Семеновна, — сказал он наконец, — вы этими своими догадками ни с кем не делились? С Ниной Левониной, например? Или с подругами?

— Нет, — она посмотрела на него так же прямо, — пока не делилась. Хотя ведь это мои догадки, с кем хочу, с тем и делюсь!

— Многие знания — многие печали, — пробормотал себе под нос Потапов. Давно он где-то услышал эту фразу, и она ему очень понравилась. А дальше произнес четко: — Во-первых, скажу, что в целом вы догадались верно. Во-вторых, прошу вас об этих догадках никому не рассказывать. И здесь тоже будет первое и второе. Первое — это для вас самой опасно, а второе — в интересах следствия лучше не распространяться. Как и про титульный лист — еще раз напоминаю. Вы меня поняли, Елена Семеновна?

Шварц печально кивнула:

— Распространять-то не стану. Об этом можете не беспокоиться. А что с Левониным будет? Неужели и впрямь он убил?

И Потапов тоже поглядел печально:

— Не знаю. И никто не знает. Вряд ли дело дойдет до суда, Елена Семеновна. Полиции неизвестно, убийца ли он. Пока не сходятся концы с концами. Боюсь, это дело мы вообще не раскроем. Улики против Левонина вроде и есть, а при ближайшем рассмотрении они рассыпаются. Происхождение же его, разумеется, не является доказательством вины. Хотя дед его, по-видимому, был негодяй первостатейный.

Глава тридцать шестая

Башня для «Дневника Гете»

Ольга Павловна умерла в 1924 году, ее комнату разрешили занять разросшемуся семейству Селивановых. В 1926-м Петя женился. Его жена, Вера Давыдовна Гуревич, работала врачом в городской больнице. У Веры была маленькая квартира с печкой во флигеле при больнице, и Петя перешел к ней. Лиза осталась одна в комнате на бывшей Пушкинской, переименованной теперь в улицу Ленина. Соседями по коммуналке были два шумных семейства, от которых Лиза постоянно ждала доноса. Характер ее переменился, она стала очень сдержанной.

Все же у нее имелись в городе близкие люди. Аргунова часто встречалась с Петей и Верой, ходили друг к другу в гости. Но в 1934-м Петя был арестован по политическому обвинению и отправлен в ссылку в Туруханск. Вера поехала за ним. Войну Лиза встретила совсем одна.

В первые же дни после начала войны Лиза вместе с другими учительницами и старшеклассниками была отправлена на рытье окопов под Ярцевом. Вернулись 9 июля, когда фронт подходил к Ярцеву. Смоленск уже бомбили. Лиза быстро собрала чемодан. Не раздумывая, положила на дно Сашины тетради и письма, сверху — самые необходимые вещи. В отдельную сумочку сложила еду: пару вялых прошлогодних картофелин, несколько сухарей, маленький мешочек крупы. Она решила идти на вокзал и любым поездом уезжать на восток. Так она попала в Татарстан.