Читать книгу "Шоколадное пугало - Дарья Донцова"

– И карандашом убить можно, – заметил Федор, – да и пальцем тоже. Если есть желание ближнего на тот свет спровадить, человек и без острых режущих обойдется.

– Ты прав, – согласился Ершов, – значит, после смерти Игоря отношения у друзей детства испортились?

– Они прекратились, – объяснила я. – Марфа и сестра Валя давно не общались с Аглаей, не встречались с ней. А вот Лариса приезжала к владелице дома престарелых в слезах. Визиты ее случались несколько раз в году, когда ее мать и отец отправлялись на отдых или лечение. Они, как правило, уезжали в Европу недели на две, на три. Когда Лара училась в институте, она не летала с родителями, говорила: «Не могу пропустить лекции, нахватаю двоек на сессии». Но едва лайнер с Аглаей и Николаем взмывал в небо, студентка мигом забывала про отметки и мчалась к Марфе. Та служила ей подушкой для рыданий. Лара жаловалась на мать, она не давала дочери никакой свободы. Еще Лара выражала недовольство отцом:

– Он тюфяк, всегда занимает мамину сторону. Сколько раз я его просила: «Вели ей от меня отстать. Почему ты молчишь, когда твоя жена меня в пыль растирает?» А он сразу в кусты. «Зачем нам вместо маленького костра разжигать вселенский пожар? Аги покричит и утихнет. Ты должна уважать мать, слушаться ее. Почему она на тебя нападает? Потому что ты всегда по-своему поступаешь». Один Игорь мне сочувствует и ты!

– Видно, муж по-настоящему любил Аглаю, если так себя вел, – вздохнула Вера, – как правило, мужики скандалисток не любят. Ну, кроме мазохистов.

– Лариса перестала навещать Марфу, – продолжала я. – Вскоре после смерти Игоря Лариса вышла замуж. Полагаю, Владимира в дом привели или мать, или отец. Правда, Лариса утверждает, что они с Сиракузовым познакомились в метро. Но, думаю, она лукавит. Не могу представить единственную дочь олигарха всю в «Шанели», «Дольче Габанна» и «Диоре» в столичной подземке.

– Она там за свою сойдет, – хохотнула Вера, – в каждом вагоне полно таких, в платьях якобы за миллион и с сумками за два «лимона» в цепких лапках с криво сделанным в салоне при бензоколонке маникюром. Вернее, это они думают, что дорого выглядят, считают, что пиратские копии безупречны, от оригинала их не отличишь. Три ха-ха! Богатая кисонька с ридикюлем ценой с грузовик валюты, и в платье, которое как джип стоит, в подземку не спустится. Маникюр-педикюр, стрижка-укладка у нее всегда высший класс. Зубы в идеальном состоянии. Волосы здоровые, блестящие. И взгляд королевы. А когда ногти тебе подружка косо накрасила, а волосы ты сама в тазике вытравила… Смешно видеть такую лахудру с сумкой Шанель в метро. Ржачка просто.

Я остановила Трофимову:

– Вера, не стоит строго судить девушек. Они мечтают о модном аксессуаре, а денег на «родной» нет, вот и приобретают заменитель. Что они тебе плохого сделали? Едут тихо, ощущают себя красавицами. Ну и пусть. Вернемся к делу. Думаю, ты права, Аглая не из тех, кто разрешит дочке самой жениха выбирать. Просто Ларисе неудобно признаться, что мать ею во всем руководит, вот она и приврала насчет подземки.

– Мой отец в далекой юности тонул в реке, – вдруг сказал Ершов, – его друзья вытащили, откачали. У папы навсегда остался страх перед водой. Он сам на море не ездил, в бассейне не купался и запрещал все подобные развлечения семье. Когда в сентябре ребята в моем классе рассказывали, как они на пляжах веселились, я всегда врал: «С родителями в горы ходил! Мы альпинисты». Ну не мог я признаться, что мы у бабки в деревне жили, а отец каждое утро истерил: «Не смейте к речке приближаться». Какое-то происшествие может здорово повлиять на человека. Сестра, которая видела смерть брата, могла слететь с катушек. Но Аглая кардинально изменилась после смерти Игоря. Прямо стала другим человеком. Возможно, она отпустила от себя Ларису, перестала ее грызть.

– Почему вы так решили? – удивилась я. – Когда я была в доме, мать не забывала делать дочери замечания. Мне сразу стало ясно, кто там хозяин.

– Ну так она и впрямь главнокомандующая, – заметил Димон. – После смерти Николая вдове отошло не все состояние, кусок пирога и дочери достался. Лариса может спокойно купить дом или квартиру, уехать от матери, жить с мужем. Но Лара предпочла остаться с Аглаей. Значит, им всем комфортно вместе. Михаил, почему вы решили, что вдова сильно изменилась? На мой взгляд, она прекрасно выглядит! Не красавица, мужеподобная, но вполне себе ничего.

– Не о внешности речь, – усмехнулся Ершов. – Дима, верни снимки кукол.

– Если дадите мне пирожок, я на все соглашусь, – пропел Коробков, – вуаля вам, битте зыринг!

– Обратите внимание на снимки, которые сделаны до кончины Игоря, – попросил психолог, – мастерство Аглаи растет от работы к работе. Выставки, конкурсы проводятся несколько раз в году, она участвует в каждом мероприятии. Что мы видим? Баба-яга! У нее злобное лицо, во рту один золотой зуб, на шее ожерелье из костей, в придачу серьги-черепа, браслет из кошачьих голов, ботинки украшены человеческими глазами. Жуть! Увидишь такое, не заснешь. Но работа искусная, фантазии море. Змей Горыныч, Кощей Бессмертный, Соловей-разбойник – от всех мороз по коже дерет. Это год ее увлечения русскими народными сказками. Потом Аглаю шатнуло в греческие мифы. Минотавр. Ехидна. Горгона, химера… Она же могла сделать Афродиту, Венеру, Амура… Ан нет! Даму привлекали злобные герои. Что дальше? Вампиры, вурдалаки, летучие мыши, Синяя Борода. Несколько героев из кинофильмов, все они маньяки. Отличный набор. Можно поставить диагноз. Последний монстр был показан за несколько недель до смерти Игоря. Потом год перерыва, Аглая не участвует ни в одном мероприятии. И на очередной выставке мы видим… Кого?

– Принцессу, – протянула я, – прелестную блондинку в розово-воздушном наряде, красавицу.

– И это не одинокая кукла, – уточнил Михаил Юрьевич, – сидит в гостиной, пьет чай. Вокруг сказочно прекрасный интерьер. Мебель, сервиз, занавески, ковер, люстра – все сделано с поразительным мастерством. Дима, можешь увеличить комод?

– Раз, два, – сказал Коробков, – вот вам.

– Дверцы резные, – восхитилась Вера, – ручки перламутровые.

– И с тех пор Аглая создает только добрых кукол, – подытожил Ершов. – По какой причине она растеряла кипящую в ней злобу, обрела душевное равновесие и поменяла цвет творчества с черного на белый?

– Не знаю, – растерялась я.

– Превращение случилось в тот год, когда умер Игорь, – повторил Михаил Юрьевич, – после кончины брата Аги на время перестает участвовать в конкурсах, но потом опять появляется и вновь всех укладывает на лопатки.

– Что с ней случилось?

– Да надоело ей монстров производить, – предположила Вера, – устала от злости, переключилась на принцесс.

– Голубой, розовый период Пикассо, кубизм, чем бы он ни увлекался, он всегда оставался Пабло Пикассо, его «я» вылезало из всех работ. С Дали, Ван Гогом, со всеми великими художниками, музыкантами, литераторами те же истории, – продолжал Михаил Юрьевич. – Иногда живописец может удивить, кажется, что полотно создал не он, а некто другой. Но это первое впечатление. При детальном рассмотрении становится понятно: автор-то прежний. Но в нашем случае поменялся не стиль, а психологический посыл. Раньше человек нес в мир злобу, гнев, ненависть. И вдруг стал транслировать добро, терпение, любовь. Вместо черных, синих, коричневых, бордовых тонов переключился на розовые, голубые, салатные, белые. Окружил кукол красивым интерьером. Год Аглая ничего не делала. Где она его провела? У нас есть какие-то сведения?