Читать книгу "Две жизни комэска Семенова - Данил Корецкий"

Валентина Степановна украдкой перекрестила удаляющуюся спину Сергея, хотя прицелиться перстами было сложно, и получилось, что она благословила всех троих. Но ничего плохого, кроме хорошего, в этом никто не увидел.

На улице ярко светило жаркое солнце, брызгающий пылью порывистый ветер не приносил прохлады. Во дворе толклась обычная для полудня бибиревская публика: на детской площадке выгуливали отпрысков молодые мамы, в тенечке забивали козла пенсионеры и всегда свободные любители прохладной жизни, сновали в магазин, химчистку и ЖЭК домохозяйки или их порабощенные мужья, возвращались с занятий школьники, у гаражей на пустых ящиках устроилась неформальная молодежь с пивом и сигаретами… Появление Ивлиева, как бы зажатого между двумя специфического вида мужчинами, привлекло всеобщее внимание.

— Гля, очкарика повязали, — довольно громко сказал кто-то. — За что, интересно?

Разношерстное народонаселение пролетарского микрорайона с интересом наблюдало, как их невзрачный, тихий и совершенно никчемный сосед из непьющих-некурящих, в сопровождении двух характерных громил в штатском, проходит к чёрным, наглухо затонированным «Гелендвагенам» с государственными номерами крутейшей, состоящей из одних нолей, серии, возле которых ждали еще такие же тяжеловесы. Все быстро расселись по угловатым джипам, со зловещим лязгом захлопнулись двери.

— Да уж не за гоп-стоп! — веско сказал трижды судимый за грабежи и разбои Баян, сплевывая сквозь выбитый зуб. — Меня такие гоблины ни разу не принимали да на таких тачках не возили! Не иначе, как за шпионаж!

Заурчали двигатели, включились спрятанные под решётками воздухозаборников проблесковые маячки, и пара роскошных сверкающих лаком автомобилей мягко двинулась к выезду со двора, сопровождаемая недоумевающими, напряженными, заинтересованными и испуганными взглядами соседей.

В салоне было прохладно от кондиционера и сумрачно от тонировки, как будто за бортами («бронированными бортами» — подумал неискушенный Ивлиев), бесчинствовал, плюясь осенними листьями, октябрь или ноябрь. И здесь было тихо — все звуки, как и многое другое, пожалуй все! — осталось по ту сторону фюзеляжа. Сергея Дмитриевича посадили вперед, и он с любопытством осматривался по сторонам, удивляясь мягким кожаным сиденьям, аскетичной, как у грузовика, панели и тугим, как в самосвале, дверям.

— Полувоенная машина, — раздался голос сзади, как будто сопровождающий читал его мысли. — Здесь на первом месте не комфорт, а прочность и надежность!

— Понятно, — кивнул Сергей Дмитриевич, хотя так ничего и не понял.

— Меня зовут Юрий Борисович, — представился владелец армейской осанки и бархатистого дикторского голоса.

— Очень приятно, — ответил Ивлиев, с удивлением констатируя в себе нарастающее волнение.

«Что ж, вполне естественно, — привычно проанализировал учёный свои эмоции. — Во-первых, впервые еду на доклад в Кремль. Во-вторых, и это главное, сейчас определится дальнейшая перспектива проекта. И вся моя жизнь тоже…»

— Пока мы едем, слушайте краткий предварительный инструктаж, — сказал Юрий Борисович, когда «Гелендвагены», покрякивая спецсигналами, выехали на Алтуфьевское шоссе и, отжимая в стороны попутные автомобили, начали прорезать транспортный поток, как острый раскаленный нож режет замороженный брусок масла. — Крайне рекомендую быть предельно конкретным, высказываться исключительно по теме. Сделаете доклад, ответите на вопросы, если будут задавать — и не ждите, сразу возвращайтесь на место. К первому лицу не подходить. Если он сам подойдёт, просто стойте ровно, приветливо улыбайтесь, руками не шевелите. В глаза лучше не смотреть. Но и взгляд не отводите. А главное, Сергей Дмитриевич, с личными просьбами не обращаться. Даже если спросит — отвечайте: «Спасибо, у меня все есть!» Вы меня поняли?

Ивлиев машинально кивал, наблюдая сквозь дымчатое стекло проплывающую мимо и каким-то чудом не мешающую им автомобильную пробку. Можно сказать, что он пропускал слова инструктажа мимо ушей.

Судьба сенсационной разработки экспериментальной лаборатории, создание которой стоило стольких усилий, итог пяти лет напряжённой работы, полной провалов и озарений — и это только если считать заключительную фазу, вся его дальнейшая научная карьера, благосостояние семьи, наконец, — для Сергея Ивлиева на карту было поставлено всё. Научная среда, авангард человеческой мысли, нередко становится агрессивной и косной, совсем как среда обывательская, когда сталкивается с открытием, выходящим за рамки привычного. Примеров десятки. И как бы ни был Ивлиев уверен в доказательной базе, собранной его научной группой и тщательно задокументированной, он был готов к любому повороту событий, в том числе и к провалу. Шансы на то, что специальный учёный консилиум встретит его доклад скепсисом и примется «валить» выскочку-акселерата, слишком рано, слишком легко получившего то, к чему принято идти десятилетиями — были весьма велики. Но Ивлиев с самого начала решил идти до конца, чего бы это ему ни стоило. А слова отца успокоили окончательно — на Высший уровень зовут победителей для того, чтобы награждать, а не неудачников, чтобы разоблачать их глупость. И всякие шавки на Олимпе права голоса не имеют! Правда, там будут «Светила», много раз подписывающие ему отказы, уж они-то не заробеют… Ну, что ж, придется сразиться и с ними!

Около часа стремительных обгонов, лихих перестроений из ряда в ряд и рывков по разделительной полосе — и вот уже знакомые всей стране ворота Спасской башни, и Ивлиев протягивает в приспущенное стекло паспорт, официально-строгому, будто не живому, а витализированному сотруднику кремлёвской охраны. Тот сверяет документ со списком, заверенным большой красной печатью, и берет под козырек — они проезжают в Кремль.

— Сюда не всех на машинах пропускают, — сообщает Юрий Борисович. — Только особо важных и ценных кадров. Остальные ножками топают…

Неизвестно, была ли это шутка или суровая правда, но Ивлиев доехал до самого подъезда, после очередного сличения паспорта со списками, миновал двойной пост — на этот раз вместо сержантов с карабинами и штыками, двое офицеров — один в армейской форме, второй в мундире ФСБ, с кобурами на поясах. Посуровевший Юрий Борисович не пошел сквозь рамку металлоискателя — обошел по узкой дорожке, с открывшимся на желтый пластиковый жетон турникетом. Потом они поднялись по широким лестницам, прошли по бесшумной красной дорожке длиннющего коридора. Глядя на эту идеально уложенную, выровненную по ниточке старомодную дорожку, неоднократно замененную и уже в очередной раз носившую следы потертостей, Ивлиев вдруг представил — сколько прямых, артритных, косолапых от старости, мозолей и деформации стоп прошли по ней за десятки лет…

И это были не простые ноги — они несли высокопоставленных, облеченных властью, сановитых чиновников, крупных руководителей, военачальников, конструкторов космических кораблей, политиков… И каждый готовил представить какое-то новое свое предложение: как надежно укрепить обороноспособность страны, небывало повысить урожайность, проникнуть в самые глубины космоса, стократно улучшить жизнь простых граждан, на недосягаемую высоту поднять образование и культуру… Но судя по тому, что добиться заметных прорывов ни в чем упомянутом не удавалось, они то ли несли недоброкачественный материал, то ли не способны были преподнести его адресату или, стушевавшись, не докладывали, как положено, а может, просто не смогли заинтересовать своими убогими мыслями важные умы обитателей государственного Олимпа… И вот теперь по этому самому важному пути страны идет никому не известный и до неприличия молодой человек, некий Ивлиев, он тоже полон наполеоновских планов, но удастся ли ему добиться цели? Ведь постоянные обитатели этих коридоров видели всякое…