Читать книгу "Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента - Уильям Ширер"

И все-таки в этот весенний день, получив гарантии Великобритании, все мы почувствовали облегчение. Фоудор, который сегодня ночью отправляется морем в Англию на пасхальные каникулы (ему запрещено пересекать Германию), настроен оптимистично. В посольстве люди (Биддл и военные) счастливы. Только второй секретарь Ландрет Гаррисон настроен скептически. Он по-прежнему раздраженным тоном говорит о слабости Польши. Он человек с предрассудками, хотя и умный.

Сегодня пошли слухи о передвижениях германских войск, но поляки их опровергают. Польское радио все еще тянет со своим новым коротковолновым передатчиком. Плохо. Завтра утром отправляюсь в Париж на пасхальную радиопередачу, потом, на второй день Пасхи, в Женеву.

Берлин, 7 апреля

Когда сегодня вечером восточный экспресс прибыл на вокзал Шлейзишер, первое, что я увидел на платформе, было лицо Гасса, и я понял, что у нас плохие новости. Он сообщил, что позвонили из Лондона и велели мне сойти с поезда, потому что у англичан есть сообщения о передвижении германских войск к польской границе. Я должен был их заметить, когда мы пересекали границу, но ничего не увидел. Гасс сказал, что в Лондоне волнуются по поводу Албании. «А там что случилось?» — спросил я. Он ответил, что сегодня утром туда вошли итальянцы. Сегодня. Страстная пятница. Про себя обрадовался, что немцы не затевают ничего против Польши прямо в Пасху, а завтра утром планирую улететь в Париж.

Лондон, 23 апреля

Радиопередача с лордом Страболджи, моя основная тема: вся жизнь Германии поставлена в зависимость от войны, но есть признаки экономического развала. Черного металла так мало, что в рейхе разбирают железные печи. Нервы немцев не выдерживают, и они не хотят идти на войну. Страболджи так порадовали мои новости, что он попросил меня прийти и выступить на заседании комитета палаты лордов, но я отказался. 28 апреля лечу обратно в Берлин на заседание рейхстага.

Берлин, 28 апреля

Сегодня на заседании рейхстага Гитлер денонсировал еще два договора (мне трудно описать радостное кудахтанье в зале во время этой части его выступления) и ответил на призыв Рузвельта предоставить гарантии, что Германия не станет нападать на остальные независимые государства Европы. Думаю, его ответ был довольно ловким, он был рассчитан на то, чтобы сыграть на симпатиях миротворцев и противников «нового курса» в Америке и таких же миротворцев в Великобритании и Франции. Он заявил, что поинтересовался у всех стран, которым, по мнению Рузвельта, он угрожает, считают ли они сами, что такая угроза существует, и «во всех случаях ответ был отрицательным». Такие государства, как Сирия, сказал он, я спросить не мог, так как «в настоящее время они не обладают свободой, и их права постоянно ущемляются военными агентами демократических государств». А «мистер Рузвельт, очевидно, избегает упоминать такой факт, как оккупация Палестины, но не германскими, а английскими войсками». И так далее в том же саркастическом тоне, с помощью которого Гитлер мастерски, а он стал в эти дни превосходным актером, излил всю иронию до последней капли. Америка отстаивает способ решения спорных вопросов путем совещаний? — спрашивает он. Но разве не она первая отклонилась от членства в Лиге Наций? «Только спустя много лет я решил последовать примеру Америки и тоже покинуть это самое большое совещание в мире».

Однако в конце Гитлер согласился предоставить каждой из перечисленных президентом стран «гарантии, которые так нужны мистеру Рузвельту». Но разумеется, это был просто маленький нацистский спектакль. Депутаты-колбасники, сидевшие под нами, во время заседания разражались громким смехом, именно это Гитлеру и нужно. Это был превосходный пример его способа отделаться смехом от раздражающих вопросов, так как предложение Рузвельта было все-таки обоснованным.

Разрыв еще двух договоров вызвал громкие аплодисменты поддакивающих «парламентариев». Гитлер денонсировал морской договор с Великобританией на том основании, что лондонская «политика окружения» лишила его действенности — неубедительное оправдание; да и какие могут быть вообще оправдания. Между прочим, оправдание по поводу расторжения второго договора, 1934 года с Польшей, более серьезного, точно такое же. В своей речи Гитлер обнародовал и содержание своего «предложения» Польше: Данциг должен быть возвращен Германии, а рейху предоставлен экстерриториальный проход по коридору в Восточную Пруссию. Чтобы напугать поляков, он сказал, что такое предложение делается «только один раз». То есть теперь его условия жестче. Среди информированной публики здесь еще большие сомнения, действительно ли Гитлер принял решение начать мировую войну ради Данцига. Я предполагаю, что он получит его мюнхенским способом.

Лондон, июнь (без даты)

Завтра первым рейсом новой «Мавритании» отправляюсь на родину. Тэсс телеграфировала, что суд Вирджинии только что предоставил ей гражданство.

На борту «Мавритании» (без даты)

Унылое путешествие. Сэр Перси Бэйт, председатель совета директоров компании «Кунард», уверяет меня, что войны не будет.

Вашингтон, 3 июля

Надеюсь, что смогу немного задержаться в родных местах. После фактически непрерывного моего здесь отсутствия с двадцать первого года приходится почти заново ко всему привыкать. Здесь и в Нью-Йорке у людей весьма слабое представление о кризисе в Европе, и Тэсс говорит, что с моей пессимистической точкой зрения я становлюсь самой непопулярной личностью. Беда в том, что здесь каждый знает все ответы. Они знают, что войны там не будет. Хотелось бы мне, чтобы я это знал. Но я считаю, что, если Германия не отступит, война там будет, и я совсем не уверен, что она это сделает, хотя такая возможность и существует. Здесь в конгрессе полная неразбериха. Под влиянием Хэма Фиша, Бораха, Хаима Джонсона, которые выступают против всякой внешней политики, конгресс настаивает на запрете продажи оружия, как будто республике, которая выигрывает войну между западной демократией и Осью, это все равно. У Рузвельта руки связаны конгрессом — ситуация похожа на ту, в которой очутился Линкольн в начале своего первого срока президентства, но Линкольн сумел с этим справиться, а у Рузвельта, как здесь говорят, не хватает мужества, и он ничего не предпримет. Он правильно оценивает ситуацию в Европе, но именно потому, что понимает и чувствует опасность. Борах и Фиш называют его поджигателем войны.

Ну да ладно, приятно проводить здесь время со своей семьей, побездельничать и расслабиться на несколько дней, которые пролетают так быстро…

Нью-Йорк, 4 июля

Вторую половину дня приятно провели с Биллом Левайсом на Всемирной выставке. Завтра мы должны возвращаться в Европу. Тревожные новости из Данцига, и в офисе беспокоятся, что я не поспею вовремя. Ганс Кальтенборн рассказывал мне сегодня вечером, что он настолько уверен, что войны не будет, что отправляет своего сына в свадебное путешествие на Средиземноморье.

На борту «Куин Мэри», 9 июля

На борту очень приятная компания. Поль Робсон, которого я не видел с тех пор, как он брал приступом Лондон, играя в Плавучем театре, десять лет назад. Вечерами сидим и беседуем — Робсон, Константин Уманский, советский посол в Вашингтоне, и мы с Тэсс. Уманский рассказывает, что спускался в третий класс, чтобы прочитать нескольким американским студентам лекцию на тему «Советская демократия». Но он добродушно воспринимает мое подшучивание. Советская демократия! Я не виню его за его работу. Его предшественник в Вашингтоне сейчас в опале. Я знал многих советских дипломатов, и все они рано или поздно были ликвидированы. Уманский думает, что Советы окажут поддержку Великобритании и Франции на демократическом фронте в борьбе против фашистской агрессии, если Париж и Лондон продемонстрируют серьезные намерения, а не просто будут пытаться втянуть Россию в войну против Германии в одиночку (или на пару с Польшей). До сих пор, говорит он, британцы и французы ничего не делают, кроме того что затягивают переговоры с Кремлем.