Читать книгу "У расстрельной стены - Сергей Зверев"

— О вознаграждении мы поговорим чуть позже, хорошо? А дело такое: по имеющимся у меня уникальным материалам я хочу написать книгу — и ты мне в этом поможешь! На тебе, естественно, литературная обработка того, что я нашлепаю на клавиатуре долгими осенними вечерами.

— Ты? — скептически прищурил правый глаз журналист Евдокимов. Секундой позже в дело вступил мой друг Макс и деловитым тоном прикинул: — Полноценная книга, друг мой, — это не только хороший материал и присутствие некоего количества определенных способностей у сочинителя. Это объем! И ты хочешь, чтобы я редактировал всю эту прорву породы, выданной на-гора, пардон, графоманом Забелиным? За сердечное спасибо и полбутылки виски? Алексей Николаевич, голубчик, да здоровы ли вы?

— А дружба? — строго сдвинул я брови и для убедительности забил последний гвоздь в крышку гроба, в котором должны были мирно упокоиться последние попытки Макса отвертеться от святого дела помощи старому другу: — Ты же прекрасно понимаешь, что без твоей помощи, без твоих блестящих способностей мне не справиться с этим делом!

— Вот в этом я как раз ничуть не сомневаюсь! — высокомерно фыркнул Макс и приосанился, мысленно явно поправляя корону на своей не очень-то трезвой голове. — Я только одного не могу понять: а зачем тебе это надо?

— Так все просто: хочу внести свой вклад в благородное дело, — скромно потупился я и для пущей ясности добавил: — Для торжества справедливости, думаю, надо дать высказаться не только борцам с проклятым наследием тоталитаризма, но и товарищам с другой стороны. Свободу слова ведь у нас никто не отменял? Не отменял! Есть и другой нюанс: если я опубликую дневники Дергачева сам, то все охотники за этими бумагами попросту останутся с носом и потеряют к ним интерес. А потом я продам дневники какому-нибудь солидному коллекционеру, может быть. Кстати, в случае успеха гонорар за будущую книгу я полностью отдам тебе — это тоже будет вполне справедливо.

— Ты хоть знаешь, сколько сегодня платят никому не известному автору? — снова фыркнул Евдокимов, на этот раз уже презрительно.

— Да плевать! — легкомысленно отмахнулся я. — Я буду заниматься этим не ради денег…

— А истины для? «Не могу молчать!» Тогда ты, старик, глыба и матерый человечище. Уважаю! Но мне на твою истину плевать, я, уж не обессудь, бесплатно работать не стану! Значит, платить за мои редакторские муки будешь ты. Плюс гонорар — что ж, хоть шерсти клок… Кстати, об истине: тебя не смущает, что твоя так называемая правда — это всего лишь твое видение? И этого… гэбэшника твоего. И правда ваша будет ничуть не менее субъективной, чем правда борцов со сталинизмом?

— А плевать! — повторился я и пояснил: — Читатели — не дураки! Они не глупее нас с тобой и сами разберутся, где белое, а где совсем наоборот. Мы просто предложим им голые факты, живые свидетельства человека, непосредственно участвовавшего в событиях тех лет. А уж верить дневникам нашего чекиста или нет — их личное дело.

— Сдается мне, старик, есть еще одна причина всплеска твоей активности. Терзают меня смутные сомнения: а не хочешь ли ты попросту воткнуть шпильку в нежный бочок твоей бывшей? Это же она, получается, подставила тебя и раззвонила о бумагах чекиста!

— И это тоже, — не стал отпираться я. — Не люблю шпионов и «стукачей». Кроме того, позавчера на моей двери какие-то шутники нарисовали красной краской серп и молот и ниже написали «КГБ». Буквы кривые, все грубо, некрасиво — бракоделы! А я не люблю, когда портят мое имущество и пытаются указывать, что мне делать, а чего нет… Так что ты скажешь? Могу я рассчитывать на твою твердую руку и верный глаз?

— Можешь! Черт с тобой! В смысле, я с тобой! — кивнул Максим и с сожалением посмотрел на опустевшую бутылку. — Вот скажи мне, бестолковый брат мой, ну почему жизнь устроена так, что водка кончается именно в тот момент, когда она всего нужнее? Высокие договаривающиеся стороны приходят к согласию, самое время поднять бокалы…

— Не нуди! Сейчас я развею твою печаль. — Я быстренько освежил стол и открыл новую бутылку, в которой нежно плескался не только аромат можжевельника и вольный ветер вересковых пустошей, но и дух содружества и сотрудничества двух творческих личностей. — Ну что, дружище, за успех нашего нового предприятия?

— «Горацио, я гибну. Ты жив! Поведай правду обо мне неутоленным…» — Взор Макса, устремленный куда-то вдаль, был строг и воинственен. — Леша, ты прав! Мы всем поведаем историю твоего чекиста! Мы им покажем кузькину мать…

Глава двадцатая

Москва, июль 1937 года

Новые успехи днепропетровских комбайнеров.

Днепропетровск, 14 июля. Комбайнер В. Рогачевской МТС Б. Лепетихского района тов. Железняк сцепом двух «Сталинцев» убрал 10 июля 114 гектаров озимой пшеницы! 12 июля мастер комбайнирования Высокопольской МТС Фриц-Геккертовского района, тов. Лысовол, агрегатом из двух «Сталинцев» убрал 115 гектаров, перекрыв этим рекорд комбайнеров Чмыхало и Бестфатера.

Газета «Правда», орган ЦК ВКП (б).

15 июля 1937 года

Правительство постановило досрочно освободить за ударную работу на строительстве канала Москва — Волга 55 тыс. заключенных. Для их отправления в разные районы советской страны организованы специальные эвакопункты. Каждому выдан бесплатный проездной билет и денежная награда.

Газета «Коммунист», орган ЦК КП (б) Украины.

24 июля 1937 года

— Ну что, Матвей Федотыч, доигрался? Как тебе в роли арестованного — нравится? А я ведь тебя, дурака, предупреждал, просил глупостей не делать! Так или нет? — Медведев затянулся «казбечиной», медленно выдыхая, выпустил дым и вдруг грохнул кулаком по столу: — Я тебя спрашиваю — предупреждал?!

— Так точно, предупреждали, — не поднимая глаз, безучастно произнес Дергачев.

— Во-от, у нас уже и голос прорезался — это хорошо. Тебе еще бы мозгов хоть чуть-чуть — так совсем замечательно было бы, — презрительно щурясь, раздраженно сказал комиссар и, тут же меняя тон, сочувственно усмехнулся: — Как там мои ребята, не сильно тебя помяли-то? Чувствовал, вот чувствовал я, что наломаешь ты дров! Пришлось людей от работы отрывать и ставить их в «наружку» — за тобой присматривать… Что ж ты творишь, Матвей, а? Ты хоть понимаешь, что в шаге от лагеря ходишь? Да что там от лагеря — от смерти, черт бы тебя взял! Ну, повезло тебе сейчас, что это были мои люди, и они будут молчать. Но в другой-то раз такого везения не будет!

— Да и плевать, — равнодушно ответил Матвей и, устало прикрывая глаза, добавил: — Люблю я ее, товарищ комиссар третьего ранга. А мы ее под статью да в лагерь! Она ведь там пропадет, вы же знаете! Что, она тоже враг народа? Вредительница? Или покушение на нашего наркома просвещения, товарища Бубнова, готовила? Вот чем она могла навредить Советской власти в своей библиотеке? Чем?! Это же бред какой-то…

— Бред, говоришь, — темнея взглядом, прервал его Медведев и, достав из ящика стола пухлую картонную папку, подтолкнул ее в сторону Матвея: — На, полистай, полюбуйся! Твоя красавица на пишущей машинке, числящейся за ее библиотекой, антисоветские статьи, письма и прочие документы печатала для своего папеньки. Ты же знаешь, что все машинки стоят на учете в НКВД. И определить, на какой из них напечатан текст, раз плюнуть! Ты почитай, почитай! Вот здесь, например, очень интересные материалы!